– Сэр, вы можете каким-то образом подтвердить достоверность своей информации? – пытаясь соблюсти некий нейтралитет, поинтересовался Джордж Гоу.

– Мистер Гарринс, вы прекрасно знаете о том, что Николас Боллз не погиб на пустынной дороге, перевернувшись в машине, потерявшей управление, – с чуть заметной улыбкой ироничного сожаления Алексей Юрьевич покачал головой. – В том «Шевроле» сгорел совсем другой человек. Николасу Боллзу нужно было как-то обставить свое исчезновение, и он задействовал вариант с автокатастрофой. На исламистов из «Аль-Каиды» он работал с конца восьмидесятых. Откуда такая информация? От наших информаторов из арабских стран. Если бы он не инсценировал свою гибель, его устранили бы по приказу из Лэнгли – там узнали об измене Боллза и уже решали вопрос, как от него избавиться. Ну а его самостоятельный уход устроил всех, и поэтому Боллза официально решили считать героем, погибшим при исполнении опасного задания.

– Ложь! Ложь! Ложь! – уже без особого запала, с некоторым даже унынием повторил Гарринс.

– Хорошо… – Смирнов усмехнулся. – Я лично был на месте автокатастрофы в тот момент, когда тунисские пограничники и пожарные осматривали только что потушенную машину. В кабине был всего один человек, собою довольно тщедушный, ростом около пяти с половиной футов, тогда как Боллз был телосложения весьма крупного, при более чем шести футах роста. И последнее. Среди тех, кто в этот момент, кроме меня, проезжал мимо и остановился, чтобы посмотреть на последствия автокатастрофы, был и хозяин небольшой тунисской автомастерской Михаэль Фогельман, настоящее имя которого – Альфред Кённель. Вам это ни о чем не говорит?

Зал вновь притих, ошарашенный столь неожиданными откровениями. Стушевавшийся Гарринс, что-то бурча под нос, медленно опустился на место. Поблагодарив за внимание, Смирнов также спустился в зал. Приободрившийся Джордж Гоу объявил пленарное заседание продолженным и предоставил слово очередному выступающему.

Слушая монотонный, усыпляющий спич кого-то из натовцев, Стас несколько раз потянулся, пару раз зевнул и, наконец, пробормотал на ухо Гурову:

– Лева, у меня уже и задница затекла от сидения и уши болят от этой пустопорожней болтовни. Может, пойду курну?

– Да, пошли, немного постоим на улице… – к удивлению Стаса, согласно кивнул тот. – Самому тутошняя болтология осточертела по самое не могу.

Пригнувшись, они на цыпочках покинули зал и, облегченно вздохнув, прошли через малолюдный холл на широкую площадку гостиничного крыльца, с пристроенным сбоку длинным пологим пандусом. На всякий случай покуривая в рукав – а вдруг у англичан курение перед входом в гостиницу считается признаком дурного тона? – Стас разглагольствовал на темы здешней погоды и вполне имеющей место быть женственности английских леди.

– …Не, ты знаешь, мне всегда думалось, что в Англии живут все такие замороченные, затянутые в корсеты, замороженные, как перележалый минтай, – философствовал он. – А пригляделся… Оказывается, все путем – прямо как у нас. Только что язык другой.

Слушая приятеля, Лев рассеянно смотрел на проходивших мимо постояльцев отеля, на подъезжающие и отъезжающие авто, на чопорного швейцара в форменной ливрее, важно высящегося у входной двери. Курить ему не хотелось – он уже забыл, когда держал в зубах сигарету. Собственная хроническая забывчивость по части приобретения табачных изделий и воспитательные замечания Марии, не очень жаловавшей табачные ароматы, постепенно свою роль сыграли. Теперь Гуров если и дымил, то только в какие-то пиковые моменты, когда даже его весьма и весьма крепкие нервы начинали пошаливать.

Неожиданно он заметил какого-то человека в синей рабочей спецовке, который свернул за угол отеля. В принципе, ничего особенного в этом не было. Мало ли куда и зачем направился обычный лондонский работяга, так сказать, пролетарий постиндустриальной эпохи?.. Но интуиция опера со стажем вновь властно явила себя, и Лев, прервав на полуслове разошедшегося приятеля, негромко произнес:

– Стас, подожди об англичанках. Ты заметил мужика в слесарной робе? Свернул вон туда за угол… Что-то он мне не понравился. Шкурой чую, что-то здесь нечисто. Пойти бы глянуть, что там за «кильдим» английского фасона…

– А-а-а!.. – закивал Крячко, кидая окурок в урну. – Пошли проверим.

Они спустились по пандусу, тянущемуся вдоль фасада отеля, свернули за угол и, пройдя через раскрытые железные ворота в хозяйственный двор, увидели какую-то аварийную «летучку», подле которой хлопотали около десятка человек в рабочих спецовках самых разных оттенков кожи – и европейцы, и африканцы, и азиаты. Судя по инструментарию и обрезкам труб, которые упаковывали в фургон, это были водопроводчики. Вероятнее всего, еще утром случилась какая-то мелкая авария в подвале здания, и ремонтная бригада до сего момента занималась восстановлением водоснабжения отеля. Заметив невдалеке пару гостиничных секьюрити, Гуров подошел к ним и, показав гостевой билет участника саммита, спросил о том, что именно чинили водопроводчики.

Смерив недоуменным взглядом этого непонятного любопытствующего, изъясняющегося на ломаном английском, тем не менее секьюрити, воспитанные в духе истинных денди, ответили, что «накрылась медным тазом» одна из узловых задвижек, которую и пришлось менять. Да заодно и часть магистрали, которую подпортила злодейка-коррозия. Однако это, как поняли оба денди, только разожгло неумеренное любопытство гостя английской столицы.

– Простите, а когда именно начались ремонтные работы и где конкретно произошла авария? – дотошно продолжал допытываться он.