Я прикончил вторую половину стакана виски еще одним глотком. С таким же успехом я мог бы выпить кока–колу и не почувствовать никакого действия.

— Что собирается делать правительство? — спросил я.

— Не знаю, — бесстрастно сказал Шеф. — Оно тоже не знает. Примет решение завтра вечером, к десяти часам. Теперь, после вашего сообщения, примет решение даже скорее. Это полностью меняет дело. Мы предполагали, что имеем дело с безумцем, но талантливым безумцем, однако, по всей видимости, здесь идет речь о коммунистическом заговоре, который хочет уничтожить мощное британское оружие. Не знаю, черт возьми! Бог его знает.

Кроме того, Кэвел, мы не представляем, насколько точна ваша информация.

— Существует только один путь уточнения, сэр, — сказал я, вставая, спросить у Макдональда. Кажется, полицейская машина уже здесь. Не поехать ли нам в гости поболтать?

Мы добрались до Мортона за восемь минут, но напрасно. У ворот на проходной нам сказали, что Макдональд вышел два часа назад. Спустя еще восемь минут мы затормозили у парадной двери его дома. Дом был темен и пуст. Миссис Турпин, экономка, не должна была отлучаться из дому на ночь.

Но ее не было. Не было и Макдональда. Его и не будет. Птичка улетела.

Макдональд даже не побеспокоился запереть входную дверь. Должно быть, очень торопился.

Мы направились в холл, включили свет и наскоро осмотрели первый этаж.

Ни огня, ни тепла, ни запаха пищи, ни сигаретного дыма в воздухе. Ушедший не убегал в заднее окно, когда мы входили в парадную дверь. Дом покинули сравнительно давно. Я сразу почувствовал себя постаревшим, усталым и разбитым. И одураченным, поскольку теперь была известна причина быстрого исчезновения хозяина дома.

Не теряя времени, мы обошли весь дом, начиная с чердачной жилой комнаты. Все великое множество дорогого фотооборудования находилось на месте, но теперь я смотрел на него иными глазами. Когда есть достаточно фактов, даже Кэвел может кое–что сообразить. Мы направились в спальню, но и там не было признаков поспешных сборов.

Странно. Собирающийся в путь, из которого не намерен возвращаться, обычно берет с собой кое–что, даже в спешке. Осмотр ванной также нас озадачил. Бритва, помазок, крем для бритья, зубная паста — все находилось на месте. Бывший полковник Макдональд, не к месту подумал я, будет не очень доволен, когда придется его опознавать.

На кухне наше недоумение усилилось. Миссис Турпин, как мне было известно, каждый вечер в 6.30 к возвращению домой Макдональда оставляла ему готовый обед. Макдональд обычно ел один и оставлял мыть посуду экономке на утро. Но не было никаких признаков приготовления пищи. Ни жареных хлебцев в духовке, ни кастрюль с еще не остывшей пищей, а электроплита была такой холодной, что, видимо, не включалась уже несколько часов.

— Последние полицейские в штатском, производившие обыск, должны были уйти самое позднее в три тридцать дня, — сказал я. — Они не могли помешать миссис Турпин приготовить обед, а Макдональд, по–моему, не такой человек, который, оставшись без обеда, спокойно к этому отнесется. И все же она ничего не приготовила. Почему?

— Она знала, что обед ему больше не потребуется, — глухо произнес Харденджер, — или она что–то такое узнала либо услышала сегодня, после чего нашему драгоценному доктору здесь задерживаться не было нужды.

Конечно, она рассказала ему о том, что видела и слышала. Это наводит на мысль, что она кое–что знает о делах Макдональда.

— Моя вина, — откровенно сказал я. — Чертовка! Она подслушала мой телефонный разговор с Шефом о поездке в Париж. Бог знает, как долго стояла она в дверях и наблюдала за мной. Я ее не сразу заметил, так как она стояла с той стороны, которой я плохо вижу. Заподозрила что–то неладное и по телефону предупредила Макдональда. А если она сообщила ему о моей хромоте, тот сразу догадался, кто здесь. Только на мне вина, — повторил я, — мне в голову не пришло подозревать ее. Считаю, что нам и надо с ней поговорить. Если она дома, конечно.

Харденджер направился к телефону, а мы с Шефом вошли в кабинет Макдональда. Я подошел к письменному столу, в котором обнаружили альбомы, письма и фотографии. Он был заперт.

— Минутку, — сказал я и вышел.

В гараже ничего подходящего для меня не было. К гаражу примыкал большой сарай. Я включил фонарик и огляделся. Садовые инструменты, куча брикетов серого каменного угля, куча пустых мешков из–под цемента, рабочий верстак и велосипед. А я искал гвоздодер. Наконец нашлась отличная вещь довольно тяжелый топорик. Я вернулся с ним в кабинет, подошел к столу. Тут появился Харденджер.

— Собираетесь взломать стол? — спросил он.

— Пусть Макдональд возражает, если ему хочется. — Я взмахнул пару раз топориком, и ящик стола открылся. Альбомы и официальная переписка доктора со Всемирной организацией по здравоохранению при ООН были на месте. Я открыл альбом, нашел страницу с отсутствующей фотографией и показал Шефу.

— Фотография нашего доброго друга, которую он не пожелал сохранить.

Какое–то неясное чувство говорит мне, что это сделано неспроста. Тщательно зачеркнута надпись, в которой не больше шести букв. Очевидно, название города. Начинается с «ТО…» Не могу угадать. Была бы другая бумага или различные чернила — простая задача для парней из нашей лаборатории. Но белые чернила, и зачеркнуто белыми чернилами, да еще на такой пористой промокательной бумаге! Не выйдет ничего.