Вот, например, он вспоминает день похорон Гоголя – 21 февраля 1852 года. Это было так: он, выйдя из церкви после отпевания, стоял на улице, без шапки. Ему стало дурно. Он был потрясен, раздавлен. Его бил озноб. Казалось – еще секунда – и он упадет в снег без чувств...

И вдруг остановились рядом сани. И он сел в эти сани. И он не сразу понял, кто этот добрый волшебник, спасший его от падения в снег?

Это были сани актрисы Косицкой, тогда еще – только знакомой.

Он попытался улыбнуться и сказал только:

– Нас свел печальный час...

Неужели это было?...

А еще, сидя у стен Малого, он вспоминает, как Косицкая рассказывала ему о своем деревенском детстве, о безудержной вере в счастье, о надеждах... Летом 1859 года он жил в Подмосковье и писал «Грозу», а она часто приходила к нему – узнать, как идет работа над пьесой. И они говорили – долго и упоительно, не желая расставаться, все ночи напролет, до ранних летних рассветов...

ВАРВАРА (Глаше). Тащи узел-то в кибитку, лошади приехали. (Катерине.) Молоду тебя замуж-то отдали, погулять-то тебе в девках не пришлось: вот у тебя сердце-то и не уходилось еще.

Глаша уходит.

КАТЕРИНА. И никогда не уходится.

ВАРВАРА. Отчего ж?

КАТЕРИНА. Такая уж я зародилась, горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно; я выбежала на Волгу, села в лодку да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!

ВАРВАРА. Ну, а парни поглядывали на тебя?

КАТЕРИНА. Как не поглядывать!

ВАРВАРА. Что же ты? Неужто не любила никого?

КАТЕРИНА. Нет, смеялась только.

ВАРВАРА. А ведь ты, Катя, Тихона не любишь.

КАТЕРИНА. Нет, как не любить! Мне жалко его очень!

ВАРВАРА. Нет, не любишь. Коли жалко, так не любишь. Да и не за что, надо правду сказать. И напрасно ты от меня скрываешься! Давно уж я заметила, что ты любишь другого человека.

КАТЕРИНА (с испугом). По чем же ты заметила?

ВАРВАРА. Как ты смешно говоришь! Маленькая я, что ли! Вот тебе первая примета: как ты увидишь его, вся в лице переменишься.

Катерина потупляет глаза.

Да мало ли...

КАТЕРИНА. (потупившись). Ну, кого же?

ВАРВАРА. Да ведь ты сама знаешь, что называть-то?

КАТЕРИНА. Нет, назови. По имени назови!

ВАРВАРА. Бориса Григорьича.

КАТЕРИНА. Ну да, его, Варенька, его! Только ты, Варенька, ради Бога...

ВАРВАРА. Ну, вот еще! Ты сама-то, смотри, не проговорись как-нибудь.

КАТЕРИНА. Обманывать-то я не умею, скрывать-то ничего не могу.

ВАРВАРА. Ну, а ведь без этого нельзя; ты вспомни, где ты живешь! У нас весь дом на том держится. И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало. Я вчера гуляла, так его видела, говорила с ним.

КАТЕРИНА. (после непродолжительного молчания, потупившись). Ну так что ж?

ВАРВАРА. Кланяться тебе приказал. Жаль, говорит, что видеться негде.

КАТЕРИНА. (потупившись еще более). Где же видеться! Да и зачем...

ВАРВАРА. Скучный такой.

КАТЕРИНА. Не говори мне про него, сделай милость, не говори! Я его и знать не хочу! Я буду мужа любить. Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя не променяю! Я и думать-то не хотела, а ты меня смущаешь.

ВАРВАРА. Да и не думай, кто же тебя заставляет?

КАТЕРИНА. Не жалеешь ты меня ничего! Говоришь: не думай, а сама напоминаешь. Разве я хочу об нем думать? Да что делать, коли из головы нейдет. Об чем ни задумаю, а он так и стоит перед глазами. И хочу себя переломить, да не могу никак. Знаешь ли ты, меня нынче ночью опять враг смущал. Ведь я было из дому ушла.

ВАРВАРА. Ты какая-то мудреная, Бог с тобой! А по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было.

КАТЕРИНА. Не хочу я так. Да и что хорошего! Уж я лучше буду терпеть, пока терпится.

ВАРВАРА. А не стерпится, что ж ты сделаешь?

КАТЕРИНА. Что я сделаю?

ВАРВАРА. Да, что ты сделаешь?

КАТЕРИНА. Что мне только захочется, то и сделаю.

ВАРВАРА. Сделай, попробуй, так тебя здесь заедят.

КАТЕРИНА. Что мне! Я уйду, да и была такова.

ВАРВАРА. Куда ты уйдешь? Ты мужняя жена.