— Кого встречать-сопровождать? — Дверь широко распахнулась, и на пороге возник молодой служивый в камуфляже, без знаков различия, каске, бронежилете, с полной выкладкой. — Такси подано, господа!

— Почему не докладываете по уставу? — нахмурил брови пограничник. — Вы из пограничного спецназа? Почему я вас не знаю? У вас какое звание, товарищ?

— Для вас, подполковник, просто капитан, — расплылся в искренней улыбке «товарищ». — Мы не местные, к политесам не приучены — по-деревенски, понимаешь, живем.

Пограничник на короткое время оторопел от подобной наглости младшего по званию. Он уже было набрал воздуха в легкие, чтобы рявкнуть на охамевшего капитана, однако не стал этого делать, видимо, рассудив, что не все так просто в этой жизни.

Но вот сомнения по поводу того «ху из ху» у него остались.

— Нас должен был встречать и сопровождать пограничный спецназ, — настороженно сказал подполковник.

— Не волнуйтесь, все нормально, — мягко тронул за локоть пограничника Вадим. — Привет, Дима!

— Здравия желаю, товарищ полковник! — немного удивленно и одновременно радостно поздоровался капитан. — Нам поступил приказ срочно доставить на заставу какого-то высокого чина из Москвы. А это, оказывается, вас надо сопровождать! Но вы же…

Он не договорил, но Веклемишев его понял. Капитан Димитр Стоянов был заместителем майора Ивана Тамбовцева, командира «отдельской» группы. Вадим прекрасно знал всех «тамбовских», готовил их перед своим отъездом в Парагвай по горной подготовке. Дима происходил из русских болгар, осевших в тридцатые годы в Советской России. Снайпер, минер и отличный рукопашник, в совершенстве владеющий тремя европейскими языками, не считая русского и болгарского, весельчак и балагур был душой любой компании. Имел два ранения, из которых одно тяжелое, контузию. Прекрасный семьянин и хороший и верный друг. В былые годы к характеристике еще можно было добавить, что товарищ Стоянов предан делу партии, да вот только нынче у нас с партиями перебор, а наиболее искренне преданные их делу все больше проходят по линии лечебницы Кащенко. В общем, в разведку с Димой Вадим пошел бы без колебаний.

— Я опять в Москве, только служу в другой организации, в Национальном антитеррористическом комитете, — ввел в курс дела Стоянова Веклемишев. — А тебя каким ветром принесло?

— НАК — это серьезно, — качнул головой Димитр и доложил уже по делу: — Нас подняли в помощь пограничникам. А еще точнее, их двинули нам на подмогу. Со мной восемь человек «зеленых» спецназовцев, их же техника. Наших трое.

— Тамбовцев? — коротко спросил Вадим.

— Ушел по маршруту. С ним четверо, — сообщил Стоянов и хлопнул себя по нагрудному карману, из которого торчал короткий штырь антенны. — Трогаемся по его команде.

— Есть вопросы по пути следования? — Веклемишев пытливо глянул на Димитра.

— Появились сегодня с утра, — расплывчато ответил Стоянов и повел глазами на подполковника и аэродромных работников, сидевших у калорифера.

— Понял, доложишь нам с подполковником в машине, — принял решение Веклемишев.

От пограничника не укрылся недвусмысленный жест Стоянова, и, судя по выражению его лица, он уже собирался обидеться, однако после слов Вадима решил этого не делать.

— Пойду гляну, кто из наших прибыл, — сказал подполковник и вышел из кунга.

— Значит, товарищ полковник, вы уже как бы и не наш, не «отдельский», — грустно констатировал Стоянов. — Такого спеца потеряли!

— Рано, Дима, на мне крест ставишь, — усмехнулся Веклемишев. — Нынче я курирую в НАКе Отдел, ну и, кроме него, кое-какие родственные силовые организации.

— Это значит, вы, Вадим Александрович, самый главный… — сказал Стоянов и изобразил хук справа.

— Что-то вроде того, — невесело вздохнул Веклемишев. — Только в кабинете и в кресле.

Почти неслышно курлыкнула трубка радиостанции в кармане у Димитра, и на ее верхней панели зажегся красный огонек. Стоянов поправил соломинку микрофона, плотнее прижал к уху гарнитуру и нажал на тангенту.

— Стоян на связи. Давай, Дрозд, соединяй… Я Вандал, слышу тебя, Дантист, прием, — негромко произнес Стоянов и, отпустив тангенту, вслушался в эфир. — Понял тебя, Дантист, сигнал Протез-десять и Костыль принял.

— Что за садист таблицу позывных и сигналов составлял? — фыркнул Вадим. — Вандал, Дантист, Протез, Костыль…

— Шеф расстарался, — довольно сообщил Стоянов. — Был неделю назад в расстройстве после… ну, в общем, с утра пораньше, и накропал, соответственно. Зато в прошлом месяце у нас позывные были какие веселые: Карлсон, Зайка, Кощей. И сигналы: «Маша-мячик», «Колобок», «Самобранка».

— Весело тут у вас, — покачал головой Веклемишев.

— Да уж куда веселее, — поморщился Димитр. — Аж слезы от смеха выступают, вытирать не успеваем. Второй год веселухи пошел в этих благодатных краях.

— Ладно, утри, деточка, слезки, а то я тоже расплачусь. Протез-десять и Костыль — сигналы на марш? Я правильно понял? — спросил его Вадим.

— Так точно, товарищ полковник, — бодро доложил Стоянов. — Тамбовцев сообщает, что прошел порядка десяти километров по маршруту. Пока все спокойно, нам можно выдвигаться.