— Ты что не спишь? — Феврония подошла к Василию и положила руки ему на плечи.

— Так, — неопределенно ответил Обласов.

— Закручинился? Сейчас мы разгоним грусть-тоску. Лукерья! — крикнула она в открытую дверь стряпке. — Собери поужинать. Слазь в подполье, нацеди ковшичек медоухи.

— Экоть тебе приспичило, — слезая с голбчика, проворчала стряпка. — Добрые люди давно спят, а вам бражничать запонадобилось.

— Если тебе в тягость, я сама слажу, — входя со свечой на кухню, сказала хозяйка.

— Исшо чо выдумашь? — открывая подполье, продолжала ворчать Лукерья. — Я, поди, знаю, чо мне делать.

Василий неохотно уселся за стол. В подполье раздался резкий звук пробки от открываемого бочонка, затем послышалось бульканье жидкости в ковше и еще какие-то неясные звуки.

— Пьет, старая квашня, — тихо выругалась Феврония и наклонилась над отверстием. — Скоро ты там?

— Чичас — Показалось лицо Лукерьи, раскрасневшееся от выпитой медоухи.

— Хлебнула маленько? — полусердито спросила хозяйка.

— Самую малость, — подавая ковш, ответила Лукерья и закрыла подполье.

— Ты бы спела нам что-нибудь, — разливая медоуху по стаканам, попросила хозяйка.

— Какие песни ночью? — Не дожидаясь приглашения, Лукерья уселась на краешек скамьи. — Раньше, когда была молода, многие песни знала, а теперь вот забывать стала. — Подперев щеку рукой, Лукерья, к удивлению Василия, запела приятным грудным голосом:

Феврония подхватила:

Обхватив рукой Василия, Феврония налила второй стакан и подвинула своему дружку.

Дня за три до покровской ярмарки в Косотурье начали съезжаться торговцы. Чинили крытые тесом прилавки, наспех сколачивали новые торговые ряды, стремясь ближе к церковной ограде, где больше всего толпился народ. На базарной площади плотники ставили столбы для балагана и налаживали карусель. Тут же на скорую руку сколачивали из досок харчевни.

За день до открытия ярмарки приехали из Шадринска торговцы щепным товаром. Из Тюмени длинной лентой потянулись готовые для продажи кошевки, из Златоуста и Каслей привезли чугунное литье, из степей гнали скот. Скрипели двухколесные арбы киргизов, лихо примчались крытые повозки цыган и раскинулись широким табором в сельской поскотине. На сытых, с лоснящейся шерстью неторопливых конях съезжались богатые заимщики.

Приехала в Косотурье к родителям и Феврония. В рессорной повозке, запряженной парой лошадей, которыми правил Василий. Рядом с Февронией сидел Изосим.

Одетая в шубейку, отороченную каракулем, теплые полусапожки, дочь Лукьяна с накинутой на голову пуховой шалью заметно отличалась от других заимщиц.

Василию ехать до двора Лукьяна не хотелось, и, передавая вожжи Изосиму, он сказал Февронии:

— Я пойду домой. Нестор поможет выпрячь коней.

— Завтра будешь на ярмарке? — спросила хозяйка.

— Ага, — ответил Василий и смешался с толпившимися возле балагана зеваками.

Вечером вместе со своим дружком Прохором зашли к Красикову.

— Ну как, кончился твой срок у Бессоновой? Или думаешь наниматься на зиму? — спросил он Василия.

— Зовет Феврония жить до пасхи, да и отец к этому клонит, — ответил Обласов.

— А ты как думаешь? — продолжал допытываться Кирилл.

— Против отцовской воли не пойдешь, да и зимой, сидя дома, ничего не заробишь. — Помолчав, спросил: — Книжка, которую ты нам читал летось, жива?

— А-а, — улыбнулся Кирилл, — лежит, что ей сделается. Что ж, давайте почитаем. — Красиков поднялся с лавки и подошел к божнице, на которую обычно молилась хозяйка квартиры, сунул руку за «всех святых» и достал основательно потрепанный томик И. С. Никитина. — Что почитать?

— Про пахаря, — ответил Василий и посмотрел на Прохора.

Тот молча кивнул головой.

— Вот она, жисть-то, — вздохнул Василий.

— Погоди, не мешай, — заметил недовольно Прохор. — Сиди не егозись. — Парни внимательно слушали чтеца.