Воробьева Елена
Шрифт:
Родители в тоске, печали бродили, кланяясь ветрам…
Все слезы выплакали болью, сорвали голоса, крича…
Надежда обернулась кровью, истаяла в огне свеча.
Они вернулись в мертвый город, купили новое зерно,
Припасы — и замкнулись в горе, врата захлопнулись Фарго…
Теперь уж сорок лет минуло, и лишь седые старики
Оплакивают жизнь иную — и помнят детские черты…
Но и сейчас сердца жестоки, больные старики живут
Убиты горем, одиноки — но мертвый город стерегут:
По стенам дряхлый страж проходит, но ржавого оружья лязг
Уже страх прежний не наводит, а город поглощает мрак —
Он обнищал, и стены рушит всесущий ядовитый плющ,
А костенеющие души мертвит безжалостная сушь —
Они не стали милосердней, и люди гибнут у их врат…
Они ж впадают в грех усердней — весь мир пред ними виноват!
Они и небо обвинили в немыслимой беде своей —
И лишь свои грехи забыли, озлобливаясь все сильней…
Фарго погибнет вскоре… Дьявол их души ждет уже давно —
Отравленым безверья ядом во тьме погибнуть суждено…
Ты знаешь все об их несчастье, ты им сочувствуешь душой —
Но свет над Городом не властен, они избрали путь другой…»
Часть четвертая: ДОРОГА СРЕДИ ТЕНЕЙ
Старик молчал и горько плакал, всем сердцем сострадая тем,
Кто лишь богатства в жизни алкал, кто ради гордости и злата
На путь встал горестных потерь:
«Как им помочь? Что можно сделать?! Ведь я не обрету покой,
Пока родители и дети разделены такой судьбой —
Пока одни живут, не помня тех, кто любил их и растил…
А день других лишь тьмой наполнен и ненавистен божий мир…»
Но Ангел слезными очами смотрел в заоблачную высь —
Он плакал, и его слезами светлела даль за облаками,
Что радугой земной лились...
«Я не могу тебе ответить — да, Город должен быть спасен…
Но как спасти мне тех, кто к свету ни разу не был обращен?!
Ни словом, взглядом или мыслью… А смерть других — по их вине?
Судьба их — добровольный выбор, и страшно, больно, душно мне…
Я ждал напрасно эти годы, надеялся, что их сердца
Смягчатся перед страшным горем, но… Нет — до страшного конца!
Они не обратились к небу, и права Господа здесь нет —
Им Дьявол расставляет сети, им перед ним держать ответ…
Тебя же ждут покой и радость, ты заслужил их и теперь
Достойная, благая старость венчает жизнь твою, поверь…»
«Нет! Их страданья я увидел и не смогу про них забыть…
И там, я слышал у обрыва — их грех возможно искупить…»
«Возможно, да — закон извечный, что на нетлеющих камнях
Сияет правдой бесконечной средь сумрака в туманных днях,
Гласит, что дьяволу подвластны пороки и грехи земли,
И души те, что безучастны к взыванью страждущей мольбы…
Но если светом покаянья их озарится грешный путь,
И зла свершенного признанье сорвется с уст когда-нибудь,
И Господа святое имя больную душу осветит —
Господь спасет их и поднимет, от тьмы холодной защитит…
Ты знаешь сам, все это было с тобой… Но Город не таков —
Над ним простерлась злая сила, ему не скинуть сих оков…»
«Я попытаюсь! Может статься, теперь, когда прошли года
Сердца жестокие смягчатся — Фарго откроет мне врата…»
«Григорий, если ты решишься, то знай — твой дом в долине ждет,
В любой момент ты возвратиться обратно можешь… А вперед
Пойдешь — там будет дьявол, он не отступит ни на шаг —
Фарго его трофей по праву… А ты избранник света — враг!
Я тоже буду там с тобою и ни на миг не отступлю —
Иди же с верою святою, я путь твой светом окроплю!»
***
Дорога снова меж холмами вела в изгиб речных долин.
С утра среди лесов петляла, теперь — цветущими полями,
Где веет пряный травный дым…
Река журчанием прохладным в путь проводила старика,
А дальше ароматом сладким, дыханьем легким и туманным
Встречали странника ветра…
Но вот в долины синий вечер спустился облаком росы,
Мелькнул над полем сизый кречет, покрылся путь туманом млечным,
Закрыли чашечки цветы…
И вот вдали огни мелькнули, окрест разнесся лай собак —