Шрифт:
На Орланду поначалу косились и посетители. Видимо, прилично одетые девушки сюда забредали нечасто (да и что им тут делать, в этом гнезде пьянства и порока?). Но, насмотревшись, вернулись к поглощению напитков и блюд.
– Ух! Ну и вырядилась же ты, Орлашка!
Орланда с недоумением уставилась на обратившуюся к ней женщину лет под сорок, в платье, какое обычно носили горожанки среднего достатка.
– Ну что, не узнаешь, что ли? – добродушно похлопала незнакомка послушницу по плечу. – Я Помпония, портниха, твоей матушке платье шила. Запамятовала?
– Да, припоминаю… – торопливо закивала Орланда, подавляя желание бежать прочь из трактира.
Кезия и в самом деле иногда позволяла себе носить светские одеяния, но вот эту женщину она среди гостей настоятельницы не помнила.
– Ну вот! А вообще, занятно выглядишь. Зачем пришла-то?
– А… дела… Вот, встретиться надо… – невпопад пролепетала Орланда.
– Дела-а… – понимающе протянула портниха. – Оно конечно! Сама молодой была! Ладно, не буду отвлекать.
Удалилась, вихляя пышными бедрами, к столику, где уже сидели двое мужчин и женщина. Все примерно такого же возраста, что и Помпония. Шлепнувшись на табурет, портниха махом опрокинула стакан, а затем наклонилась к приятелям и стала что-то оживленно им рассказывать. По тому, как она то и дело тыкала большим пальцем себе за спину, и по двусмысленным взглядам, которыми ее одарили мужчины, Орланда поняла, что речь идет о ней.
Сразу стало как-то неуютно. Чего это они в ней нашли смешного? Наверняка зубоскалят по поводу того, что скромница-монашка напялила светское платье и завалилась в кабак.
Ну и ладно. Ну и пусть. Это часть ее послушания. Перетерпеть стыд и унижения, чтобы загладить провинность.
Мысли незаметно перескочили на ее разговор с лешим.
Что за странные и непонятные вещи он говорил? Какие-то заклятия, наговоры. Откуда им взяться в святом-то месте? И для чего? Еще эти его пророчества. Вот вещун рогатый!…
За мешочком пришел вовсе не тот, кого она подсознательно ожидала: не священник или монах, а немолодой мужчина с непроницаемым лицом и невидной внешностью, одетый в обычное облачение горожанина… Одним словом, никакой: увидишь и через пять минут забудешь.
Он смотрел на нее пустым взглядом, так и этак.
– Еще бы тогу патрицианскую одела, – изрек он. – Хотя… не так уж глупо. Принесла?
Орланда кивнула, протягивая ему мешочек, который доверили ей беречь пуще глаз своих.
Кивнув, он спрятал полученное и передал ей другой, очень похожий. И исчез, словно и не было его.
Послушница сунула мешочек в карман. Оттуда раздалось жалкое повизгивание.
Ох. как это она о Ваале забыла? Не заболел ли ее приятель, что уже так долго не просит ни есть, ни пить? Впрочем, за эти два дня он так обожрался, что даже столь ненасытному грызуну многовато будет. Надо же и переварить все съеденное.
Дел здесь у нее больше не было, а потому Орланда поспешила к выходу.
В дверях она столкнулась с какой-то девушкой, одетой в удивительные широкие штаны и жилетку, расшитую разноцветными ромбами. Больше рассмотреть не удалось. Девушка промчалась мимо, словно ошпаренная, и только грязно выругалась в ответ на сбивчивые извинения послушницы.
Первым, кого заметила Орланда, выйдя из «Буйного кабана», был назойливый торговец лотерейными билетами.
Нет уж, хватит с нее на сегодня издевательств!
Решительно свернула в боковую улочку, полагая обойти площадь другим путем и выйти на нужную дорогу.
Шла себе, шла, там сворачивая, здесь срезая, пока не поняла, что заблудилась.
Вот напасть на ее голову. Все одно к одному. Что за жуткая неделя ей выпала? Страстная, точнее и не скажешь.
Из кармана вынырнула голова кусика.
– Хочешь подсказать, куда идти?
Ваал фыркнул, скорчив уморительную гримаску. При этом что-то остро сверкнуло в лучах полуденного солнца.
– Что это там у тебя? – заинтересовалась она, протягивая руку.
Из острых зубов пушистого приятеля ей на ладонь выпал бесцветный прозрачный камушек.
– Где взял?! – воскликнула Орланда, рассмотрев кусичиную добычу получше. – Это же…
В драгоценностях она разбиралась плохо. Видела их только на богатых прихожанах и гостях обители да еще в нескольких святых реликвиях, хранившихся в монастырской церкви. Но даже с ее невежеством было понятно, что ограненный кристалл, переливающийся в пальцах Орланды, стоил немалых денег.
Воровато оглядевшись по сторонам, вытащила из кармана давешний мешочек. Уголок его был прогрызен – Ваалова работа. Из дырки торчал скатанный в трубочку папирус. Едва удержавшись от искушения сунуть нос в чужие дела, девушка запихнула записку обратно. В образовавшуюся прореху просочились еще два кристалла. На этот раз алого и зеленого окраса.