«И это моя сестра?! Быть того не может!» – подумала Орландина, глядя на мелко подрагивающие губы и расширенные в страхе зрачки послушницы. И тут же подумала, что хотя и не может быть, но именно так и обстоят дела.

А значит, нужно спасать не только себя, но и ее.

– Ладно, я тебя поняла, сеструха! А вот теперь послушай меня. Сегодня с утра прихожу я в контору к Малышу Захесу и спрашиваю – нет ли, мол, какой работы для честной воительницы?…

Рассказ занял минут пять.

Орланда слушала молча, при этом изредка лишь шмыгая носом. Сидевший у нее на коленях Ваал (как он, интересно, ухитрился залезть обратно в сумку?) недовольно принюхивался. Впервые кусик столкнулся с таким – кто-то пах очень похоже на его хозяйку.

Орландина про себя продолжала думать: куда же она (вернее, они с сестрой) угодили и как оттуда выбраться. Хотя… как раз «куда» вполне понятно. Хотя половина всего случившегося была по-прежнему окутана для нее глухим туманом, но общая ситуация прояснилась. Их обеих, ее и сестру, подрядили втемную таскать всякие противозаконные вещи. Орландину – контрабандные драгоценные камешки и всякие векселя, а Орланду – «синюю пыль» (ну и «невесты Христовы», ну и смиренные монашенки: они-то тут с какого боку.)

По милости богов или демонов случилось так, что они обе оказались в одном месте, и те, кто должен был забрать товар, просто их перепутали.

Были еще всякие «мелочи», вроде участия во всем этом Клавдия Пизона, Драко тож, но тут уж пусть разбирается тот, кто имеет досужий интерес.

Однако ж крутая каша заваривается. И ясен пень, дело очень скверно пахнет. Тут уж не до загадок-разгадок – уцелеть бы самой!

– Ну и что теперь делать? – жалобно спросила Орланда.

– Что делать, что делать?! – фыркнула Орландина. – Ты знаешь, что бывает с тем, кто уличен в торговле «пылью»?

– Ну, смерть… Ой!! – Послушница испуганно прикрыла рот ладошкой.

– Верно, смерть. Всем, кто к этому прикасался. А мы с тобой, Ланда, к этому именно прикасались. А какая смерть, кстати, не помнишь?

В ответ только отрицательное мотание головой.

– Так вот, за это положена казнь вне разрядов. Должны нас с тобой посадить в Гладоморню, вот так-то, сестричка.

– Но мы же…

– Это если преторы разберутся. А если не будут разбираться? Что-то, знаешь, неохота мне свою жизнь молодую поручать милосердию наших судей…

И вполголоса добавила пару слов, Орланде неизвестных, но в которых она чутьем определила площадную брань.

Послушница (теперь, наверное, уже бывшая) внимательно осмотрелась.

Вокруг были густые заросли, чуть ли не настоящий лес, а крошечный пятачок, на котором они расположились, зарос густой и высокой травой.

Солнце наполовину зашло, и стало ощутимо прохладней.

Честно говоря, Орланда почти не помнила, как сестра притащила ее сюда. После того как страшный рыжий бандит вдруг истошно завопил, укушенный Ваалом, она потеряла сознание.

Потом как сквозь сон – хлесткие удары по щекам, помнит, как ее поставили на ноги и приказали бежать, как безжалостно волокли через какие-то закопченные руины… И вот она тут. Спасена от смерти и того, что не лучше ее.

У амазонки мысли были куда как более мрачные. Конечно, хорошо, что она сумела уйти и от стражи, и от бандитов и даже вытащить сестру. Но что же они будут делать дальше? Ведь как ни крути, а смертную казнь они себе, считай, заработали! Да еще не самую легкую!

Видов смертной казни в Империи за века накопилось много – в эдиктах, указах, рескриптах и кодексах… Пожалуй, не меньше, чем в Чжунго. Там, говорят, особые чиновники сидят и день-деньской думают, какое бы еще зверство измыслить на радость богдыхану, а людям на устрашение.

А у них и чиновников никаких не надо.

Вот лет двести назад август Хероний Весельчак придумал казнь через защекотание. И это было не смешно. Бывало, люди по нескольку дней мучались, пока не умирали, задохнувшись или сойдя с ума.

Да, шутник был Хероний. Даже когда его прирезали, успел пошутить: «Какой комик умер во мне…»

А их сераписская Гладоморня известна едва ли не во всей Империи. Спустят тебя на веревке в жуткий колодец, что в подвале Старой Тюрьмы, обрежут канат, и все… Вой, кричи, молись, обещай раскрыть заговор против августа или сообщить, где зарыл миллион ауреусов, – все равно не поможет. И труп твой так и останется гнить, крысам на поживу – их ведь и не хоронят. За пять веков туда не спускался никто, и кости, говорят, лежат там в три слоя.

Хорошие у них в городе законы! Топор и виселицу в Сераписе надо еще заслужить. Но как бы то ни было, что-то надо делать.

Утром следующего дня по Краснофонарной улице Припортового квартала Сераписа шагал вихрастый босоногий паренек лет шестнадцати, в мешковатой длинной рубахе и обтрепанных до невозможности кожаных штанах, местами протертых почти насквозь.

К груди он прижимал старую корзинку с каким-то свертком, должно быть, шел на базар или с базара.

На него никто не обращал внимания. Разве что в одном месте из переулка выступил испитой тощий тип неопределенного возраста в когда-то дорогой, а ныне грязной и рваной тоге и поманил юношу к себе движением грязных пальцев, в которых была зажата серебряная монета. Не замедляя шаг, парнишка согнул руку в локте недвусмысленным жестом, при этом ловко перехватив ручку корзины зубами.