683. В Священном Писании есть и места, дарующие утешение людям всех сословий, и места, вселяющие страх в людей всех сословий.

Природа словно бы свершает то же самое с помощью двух своих бесконечностей — природной и нравствен­ной, потому что всегда будет существовать верх и низ, люди более способные и менее способные, высокопо­ставленные и обездоленные, дабы принизить нашу гор­дыню и возвысить нашу уничиженность.

684. Удивительное вероучение — христианство. Оно предписывает человеку считать себя существом гнусным, даже омерзительным, и оно же предписывает вынаши­вать желание стать подобным Богу. Когда бы эти пред­писания не уравновешивали друг друга, подобное само­возвышение сделало бы человека нестерпимо тщеслав­ным, а такое самоуничижение — невыносимо жалким.

685. До чего же чужда гордыне вера христианина в то, что он причащается Богу! До чего же чуждо низ­менности убеждение христианина, что он подобен зем­ляному червю!

С достойной безропотностью встречает он жизнь и смерть, блага и злосчастье.

686. В чем различие между неукоснительной послушливостью солдата и монаха-картезианца? Ибо они оба равно послушны приказам, равно зависимы, их жизнь равно наполнена тягостными трудами. Но солдат всегда надеется стать командующим и никогда им не становится, потому что и капитаны, и даже особы царственной крови всегда рабы, всегда зависимы. Тем не менее солдат про­должает надеяться и добиваться своей цели, тогда как монах с самого начала дает обет всегда пребывать в по­виновении. Следовательно, не отличаясь друг от друга в вечно подчиненном своем положении, они отличаются тем, что один всегда питает надежду, а другой никогда ее не питает.

687. Христиане всегда исполнены надежды на то, что им дано бесконечное благо, но в этой надежде рядом с живейшей радостью живет страх, ибо она ни в чем не сходствует с надеждой жаждущего обрести царство зем­ное: даже и обретя его, человек все равно остается под­данным и, значит, чаянья его не сбываются; а вот хрис­тианин жаждет обрести святость, жаждет истребить в се­бе нечестивость, и хоть малая доля его чаянии сбывается.

688. Только истинный христианин по-настоящему счастлив, разумен, добродетелен, достоин любви.

689. Иисус Христос всего-навсего открыл людям глаза на то, что они — себялюбцы, рабы, слепцы, что они немощны, несчастны и порочны; что Его назначе­ние — освободить их, просветить, очистить, исцелить; что свершится это, лишь если они возненавидят себя, последуют за Ним по пути самоуничижения и примут смерть на кресте.

690. Если бы Иисус Христос не сошел к людям, они погрязли бы в пороках и горестном ничтожестве своего бытия. Причастившись Иисусу Христу, они из­бавляются и от этих пороков, и от этого горестного своего ничтожества. В Нем одном — вся наша добро­детель, высшее наше счастье. Без Него — только по­роки, ничтожество, заблуждения, мрак, смерть, отчаянье.

691. Причина следствий. — Эпиктет. Те, что говорят: “У вас болит голова”, — но ведь это совсем другое дело. Люди отлично знают, что такое здоровье, но никто не знает, что такое справедливость; вот и Эпиктетово определение справедливости — сплошная глупость. Меж тем он твердо верил в убедительность своих доводов, когда говорил: “Либо это в нашей власти, либо нет”. Он не понимал, что мы не в силах совладать с собственным сердцем, и делал ошибочные выводы из того, что знал о христианах.

692. Когда Эпиктет явственно различил путь, он сказал людям: “Вы идете ложной дорогой”; он показы­вает, что есть другой путь, но не ведет по нему. Идти по правому пути — это значит желать того, что желает Господь, и ведет по этому пути только Иисус Христос: Via, veritas [139] .

Те же пороки, что у Зенона.

693. Хорошо утомиться и прийти в уныние от бес­плодных попыток обрести истинное благо, чтобы воздеть тогда руки к Спасителю.

694. Comminuentes cor [140] (святой Павел) — вот истинная суть христианской натуры. “Ты Альбой вознесен, тебя не знаю я” (Корнель) — вот суть бесчеловечной натуры. Истинная человечность ей про­тивоположна.

695. Только христианская вера сотворяет людей, пре­исполненных благоволения и при этом счастливых. Люди просто порядочные не способны одновремен­но благоволить к другим и быть счастливыми.

696. “Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская”. Libido senticendi, libido sciendi, libido dominandi [141] .

Несчастна преданная проклятью земля, которую эти три огненные реки не орошают, а воспламеняют! Счас­тливы те, кто, попав в них, не затянуты на дно, не увлечены стремниной, но недвижны на их поверхности и не стоят, а сидят, укрепившись на том клочке твердой почвы, на той опоре, с которой они встанут, лишь когда засияет свет, когда, отдохнув в покое, смогут протянуть руку тому, кто поможет им встать на ноги, дабы, прямые и неколебимые, стояли они под сенью врат священного Иерусалима, где гордыне уже не под силу победить их и повергнуть в прах; да, счастливы они, хотя все рав­но продолжают рыдать, но не потому, что видят, как, увлекаемое потоком, уплывает вдаль все бренное, а пото­му что вспоминают о возлюбленной своей отчизне, о не­бесном Иерусалиме, о котором ни на минуту не забывали во время столь долгого своего изгнания.

697. Текут реки вавилонские, и низвергаются, и увлекают за собой. О священный Сион, где все незыб­лемо и ничто не ведает низвержений!

Надобно сидеть на этих реках, не на дне, не среди вод, но на самой поверхности; не стоять, а сидеть, чтобы вот так, сидя, проникнуться смирением, ничего не опа­саясь, ибо мы сидим на поверхности вод. Но под сенью врат Иерусалима мы будем стоять.

Вдумайтесь, незыблемо или быстротечно то, чем вы сейчас наслаждаетесь: если преходяще, это река вави­лонская.