Шестов был членом Религиозно-Философской Академии, которая была основана Бердяевым в 1922 г в Берлине, при помощи американской YMCA и переведена в Париж в 1925 году. При ней было создано религиозно-философское издательство «YMCA-PRESS» под руководством Бердяева. Несколько книг Шестова были изданы этим издательством, и часть его статей появилась в журнале «Путь», выпускаемом тем же издательством. К тому же Лев Исаакович был членом Русской Академической Группы и читал лекции в народном университете.

В апреле 1936 года исполнилась давнишняя мечта Шестова — мы посетили страну наших праотцев, где был похоронен его и мой дедушка на Оливковой Горе. Шестов побывал в Гефсиманском Саду и прочел ряд лекций в Иерусалиме, Тель-Авиве и в Хайфе. В последний город мы попали уже в разгар арабских беспорядков и возвращались обратно поездом под охраной английских солдат. Лекции имели такой успех, что с культурным отделом «Гистадрут» (организация рабочих) было условлено, что Шестов приедет в следующем 1937 году снова. Но поездка не состоялась.

С 1920 до 1930 года Шестов с семьей жил в Париже. В 1930 году, после замужества дочерей, он переехал с женой в Булонь-сюр-Сен. Жили оба скромно, чтобы дать возможность Шестову заниматься своим любимым делом. В этом тихом предместьи Парижа он занимал скромную квартирку, где собирались виднейшие представители французской и русской эмигрантской литературы и философской мысли. Его неотразимо привлекательная личность, искренность, высшая правдивость мысли притягивали к Шестову многих, но все-таки он говорил с ними на разных языках и поэтому чувствовал себя страшно одиноким. Друзья могли переходитъ из одного догматизма в другой. Им был чужд философ, признававшийся в том, что мы окружены тайной и что единственная надежда прорвать волшебный круг состоит в трагическом опыте, в преодолении самоочевидностей.

В одной из своих статей, о которой шла речь раньше, Булгаков дает облик Шестова: «Шестова нельзя было не любить, даже совсем не разделяя его мировоззрения, и не уважать в нем отважного искателя истины. Л. И. обладал личной очаровательностью неотразимой. Нельзя было не радоваться ему при встрече, как это я наблюдал на разных лицах, по мировоззрению ничего общего с ним не имевших. Это объясняется, вероятно, удивительным даром сердца, его чарующей добротой и благоволением. Оно составляло основной тон его отношения к людям, при отсутствии личного соревнования (что редко встречается в нашем литературном мире), но это соединялось с твердым стоянием за свои духовные достижения.

Странно было думать, что под этим покровом скрывался дух, беспрестанно борющийся за веру… как показывает выписка из письма, которое он прислал мне летом 1938 г.: «Нужны величайшие усилия духа, чтобы освободиться от кошмара безбожия и неверия, овладевшего человечеством». Как мы уже говорили, Шестов был очень дружен с Бердяевым, которого он знал с 1900 года; они ни в чем не были согласны, и философские споры доходили до крайних пределов. Бердяев и остальные любили, ценили Шестова как неотразимо привлекательного человека, но не хотели прислушиваться к. тем мучительным вопросам, которые он задавал. Были, конечно, и исключения: — друг и «антипод» Эдмунд Гуссерль, о котором уже была речь, верный ученик и последователь В. Фондан, который записал свои беседы с Шестовым (он погиб в немецком лагере в 1945 г.), Адольф Маркович Лазарев, который, в начале знакомства у киевского проф. Челпанова с философией Шестова, окрестил ее — «Да это сверхпсихология» — и впоследствии стал усердным толкователем шестовской беспочвенности.

***

С Бергсоном у Шестова личного общения не было, и он никогда не искал с ним встречи и только вскользь упоминает о нем в некоторых своих сочинениях. Их мысли шли по совершенно равным путям. Часто Лев Исаакович говорил о нем со своими друзьями. Лазарев и я писали исследования о Бергсоне, и он с интересом следил за нашими работами. Привожу несколько отрывков из разговоров Шестова с Фонданом, касающихся Бергсона, записанных, вероятно, в 1935 и 1936 гг. «Бергсон мог бы быть после своей первой книги Непосредственные данные сознания 1) (написанной в 1888 г.) прекрасным философом. Когда я читал эту книгу в Швейцарии, около 1910 г., это чтение доставило мне большое удовольствие. Но затем он написал Творческую эволюцию 2). После этого было видно, что совершенно не нужно было ему писать Два источника морали и религии 3).

… Не приходится говорить, что книга Бергсона Два источника — книга слабая. Надо поставить вопрос — почему. Почему Бергсон, хороший писатель, хороший философ, взявшись писать о религии и морали, написал слабую книгу. Он всегда стремится сойти за иррационалиста, а вот когда он говорит о Боге, он говорит резонно.

… В течение двадцати лет ждали книгу Бергсона о морали и религии… Она появилась, и тут все заметили, что Бергсон ложный ученый, что ему нечего сказать. Банальна не только его мысль, но даже и его эрудиция… Так, он боится признать настоящими мистиками еврейских пророков, апостолов, людей некультурных и философски необразованных… Если он и ци-тирует мистиков, то это уже мейстер Эккегард, христианские святые, философы и т. д., с которыми можно по крайней мере разговаривать. Как жаль, что невозможно уничтожить, если не оба Завета, то хотя бы Ветхий!… Гитлер желал бы того же.

…Человеческий разум создан, по-видимому, природой единственно в целях действия 4). Но вдруг этот разум взлетел над тем, для чего он был создан, и начал, за свой страх и риск, раздумывать. И добрался таким образом до создания богов. Значит боги, по Бергсону, были созданы, сфабрикованы в Коллеж-де-Франс, вроде тех богов, которых Библия именует идолами. Но если люди не желают богов, сфабрикованных в Коллеж-де-Франс? Бергсон преклоняется перед этими богами и одновременно сохраняет все другие ценности, он даже свидетельствует о своем большом почтении Библии» Но в итоге, для чего сохранятъ богов, свидетелъствовать о почтении, если в наших «свободных» глазах они оказываются безобразными и никуда негодными.