Теперь Николай Иванович стал частенько бывать в Ровно. Ездил он туда обычно с Колей Струтинским или с Колей Приходько. Ночевать останавливался либо у Казимира Домбровского, либо у брата Приходько.

Николай Иванович стал знакомиться с немцами — в столовой, в магазинах. Мимоходом, а иногда и подолгу он беседовал с ними. В ту пору все разговоры вертелись вокруг Сталинграда. Немцы были обеспокоены сталинградскими событиями. Легендарный город, который столько раз объявлялся немцами уже взятым, героически сражался, и уже тогда среди немцев носились тревожные слухи, что их армии попадают под Сталинградом в окружение.

Одновременно с Кузнецовым в Ровно направлялись и другие наши товарищи, но они, как правило, не знали, кого и когда мы посылаем. Тех, кто ехал в Ровно, мы предупреждали: если увидите своих, не удивляйтесь и не здоровайтесь, проходите мимо.

Однажды мы отправили Николая Ивановича в Ровно с комфортом. Достали прекрасную пару племенных лошадей — серых в яблоках — и шикарную бричку. Я приказал Владимиру Степановичу Струтинскому дать этих лошадей Кузнецову. Чем богаче он будет обставлен, тем безопаснее: никто его не остановит. Но так как на этот раз Кузнецов должен был на несколько дней задержаться в Ровно, я велел ему, как только въедет в город, где-нибудь оставить лошадей.

Владимир Степанович взмолился:

— Да таких-то лошадей бросать!. Давайте я вон тех, рыженьких, запрягу.

Просил, уговаривал, чуть не плакал, но ничего не вышло. Кузнецов отправился на племенных рысаках. Возницей поехал с ним партизан Гнедюк, которому также приказано было задержаться в Ровно с заданиями по разведке.

Через три дня в лагерь вдруг приезжают на этих рысаках, в той же бричке, наши городские разведчики Мажура и Бушнин; они почти все время проживали в Ровно и в лагерь являлись только по вызову или если возникала срочная необходимость.

Я не на шутку взволновался. Мажура и Бушнин вообще не знали Кузнецова и тем более не знали, что кто-то от нас бывает в Ровно в немецкой форме. Как же они могли встретиться? Кто передал им лошадей и фурманку? Неужели провал? Неужели Николая Ивановича арестовали?

Я бегом пустился к приехавшим, а там Владимир Степанович уже с радостью похлопывает лошадок.

— Что случилось? — взволнованно спрашиваю Мажуру. — Откуда у тебя эти лошади?

— Да целая история, — улыбаясь, говорит он. — У немцев сперли.

— Как так?

Мажура, не торопясь, отошел со мной в сторону и с той же улыбкой, которая меня в тот момент страшно раздражала, начал рассказывать:

— Мы были на своей явочной квартире. Собирались уже в лагерь. Вдруг видим в окно: подъехал на этих лошадках какой-то немецкий офицер. Офицер слез с брички и ушел куда-то. Извозчик снял уздечки, надел на головы лошадей мешки с кормом, посмотрел по сторонам и тоже ушел. Ну, мы с ребятами и решили: чего ж нам пешком идти в лагерь! Взяли этих лошадей — и айда! А на том хуторе, около Ровно, где всегда останавливаемся, дали лошадям ночью отдохнуть и вот прикатили в лагерь… Правда, хороши лошадки, товарищ командир?

— Да, лошадки замечательные, особенные лошадки! — сказал я ему, облегченно вздохнув.

На хуторе, где жил родственник старика Струтинского — Жигадло, мы организовали «маяк». Это была удобная база, расположенная на полпути между лагерем и Ровно. От Ровно до лагеря было около ста двадцати километров. Один курьер мог проделать этот путь лишь за двое суток. Теперь, когда мы организовали «маяк», курьер из Ровно шел только до него, а там уже другой человек на сытых и отдохнувших лошадях вез сведения в лагерь.

В конце декабря сорок второго года нам понадобилось вызвать из Ровно и с «маяка» Жигадло всех разведчиков. В Ровно и на «маяке» находились в то время Кузнецов, Николай и Жорж Струтинские, Приходько, Гнедюк, Шевчук — в общем, человек двадцать. На «маяке» был и Коля Маленький, который не раз уже ходил в разведку вместе с бойцами.

По моим расчетам, люди должны были прибыть в лагерь на рассвете. Но прошло утро, прошел день, а разведчики не являлись. В штабе волновались. Что могло случиться с ними? Напоролись на карателей, попали в засаду?

Предположения одно мрачнее другого возникали у нас.

— Подождем до утра, — сказал я, — и если не явятся, пошлем по их маршруту большую группу партизан.

В три часа ночи ко мне вдруг подошел дежурный по лагерю:

— Товарищ командир! Разрешите доложить: прибыл Кузнецов.

— А где же остальные? — вырвалось у меня.

Вопрос был бесцельный. Дежурный, как и все партизаны отряда, не знал, кого и откуда мы вызывали. Он даже не понял моего вопроса и был крайне удивлен, что все сидевшие со мной у костра поднялись с места. Дежурный не успел ответить, как к костру подошел Николай Иванович.