Шрифт:
– Донья Изабелла!
Только помахала в ответ.
– Здесь капитан Броммер! Полагаю, тебе следует послушать его беседу с захваченным пиратом. Ты их язык понимаешь.
– Хорошо. Но ты мог предупредить меня заранее!
– Извини, забыл.
Все вопросы между учителем и учеником закрыты. Что учитель – девчонка лет на пять его моложе, ничего не меняет. Просто еще один камень лег на место в постройке, что служит мостом дружбе и стеной – любви.
До тюрьмы – старой казармы – несколько шагов. Ее показали Броммеру, не стесняясь практически отсутствующей крыши. Какие церемонии с пиратами и мародерами? Стены крепки, решетки тоже, на прочее караул имеется. Недавние сидельцы увидели посетителей, зашевелились. Иные подошли к решетке. Иные просто повернулись и смотрят. Есть на что. Среди привычных кожаных кирас гарнизонных солдат – офицерский султан, черный колет и морская куртка, поверх которой намотана перевязь цвета надежды. Оранжевого! Да и лицо знакомое. Видали такого в Нассау! Точно, свой! Один из пленных поспешил отвернуться.
– Я что-то вроде парламентера, – начал было человек, схваченный апельсиновой перевязью. – Ааа, капитан Беннингс! Рад снова видеть вас.
– Нет тут никакого Беннингса, – буркнул один из пленных.
– Утонул, – добавил другой, – не повезло нашему капитану.
– Не повезло, понимаю. Совсем-совсем утонул, – подтвердил Ян Броммер снаружи, рассматривая соотечественников через решетку, – в полном составе. И башмаки, и камзол, и перевязь, и штаны. Даже рубашка. Даже шляпа! Собственно, это ведь и был весь капитан Гармен Беннингс. То, на что было надето добротное сукно, никак в капитаны не годится. Костюм же, припоминаю, был вполне капитанский. В Нассау смотрелся неплохо, не хуже корабля. Особенно когда молчал… И вот его нет! Хотя – стоп. От корабля остался киль, а от Беннингса – чулки. Немного, конечно, но я все-таки желал бы с ними поговорить.
Ткнул в моряка в плохонькой одежонке, но в дорогих шелковых чулках. Повторил по-испански:
– Вот этот.
– Предатель! – крикнул один из пленных. Остальные просто отворачивались. Кто-то сплюнул. Под ноги. Что на плевок в человека охрана отвечает пулей, уяснить успели.
– Не спеши бросаться словами, матрос. Я здесь, чтобы всех вас выкупить. – И маленькое уточнение после хрипло-радостного вопля полусотни глоток. – Кроме дурака-капитана. Им чертовски интересуется инквизиция, и губернатор зол, как черт. Остальных теперь же проводят на «Златольва»!
– А капитан? – спросил один из моряков, пока солдаты отпирали узилище, чтоб вести арестантов в порт.
– Поговорим, – сообщил Броммер, – поговорим. Кстати, учтите – я не правительственные средства на вас трачу, а собственные. Так что вам придется на меня поработать. По морской службе. Бесплатно, пока не отработаете выкуп. Потом по моей обычной ставке.
Которая немного выше привычной в Нидерландах.
– Сколько выкуп? – поинтересовался моряк. – Уж не купил ли ты нас в качестве рабов? Учти, придем в Нассау, все узнают нашу историю!
– И это вместо благодарности? Выкуп равен вашему месячному жалованью, – сообщил Броммер, – как видишь, шваль вроде тебя не ценят даже враги. Ступай. И можешь во всех кабаках Нассау трепать, какова тебе цена. Потому как со «Льва» я тебя вышвырну.
Когда пленных увели, Броммер зашел в опустевшую камеру и прислонился к решетке.
– Я им наврал, Гармен, – вздохнул уныло. – Ложь во спасение, слыхал такое? Двойная цена раба, вот сколько я заплатил за каждого. Но я не работорговец, я добрый христианин.
– Добрый? Зачем же ты выдал меня католическим свиньям? Это не по-христиански.
– Не по-христиански ближнему в тапочки гадить, – все так же тускло заметил Броммер, – и в убытки его вводить тоже грех. Если инквизиция вознамерится тебя сжечь, да положат они в костер по полену на каждый гульден, что я потратил на выкуп твоей команды. Несчастных придурков.
– Сволочь… И о батарее ты наверняка знал! И ни словечка!
– Ну извини – не понял, какой ты дурак, Гармен… Выглядел ты умным. А я рассказал достаточно, чтоб все вменяемые люди выбрали торговлю!
– Торговля – это долго… Ты знаешь мои обстоятельства. Мне нужно отдавать кредит!
– Вот и отдал… Ухаживать за девушкой тоже долго. Проще прижать в уголке. Хорошо, Ямайка – девчонка с кулаками. И эти кулаки поставил я. Знай это!
– Ян, но ты хотя бы подтвердишь мой патент?
– Нет, дружище… Я поступлю лучше. Я тебя выкуплю. Как и всех остальных. Видишь, я в большей степени христианин, чем ты. Но поступлю я так только в одном случае. Если ты вот здесь же, на месте, подпишешь контракт, по которому обязуешься служить мне в качестве корабельного слуги семь лет.
– Нет!
– Предпочитаешь костер? Хм. Уважаю твой выбор.
Последний пленник не верит глазам своим, но Броммер отлепился от решетки. Медленно вышел.
– У вас вся спина рыжая, – жестяным голосом сообщает ему молоденький, еще безусый офицер, – позвольте, отряхну!
И, не дожидаясь ответа, принимается выбивать ржавчину из куртки.
– Спасибо. Знаете, я почти рад, что Гармен отказался. Очень уж вы за него заломили… Я, конечно, понимаю – инквизиции нет больше счастья, чем сжечь убежденного кальвиниста под какой-нибудь праздник.