Шрифт:
Связь со временем становилась еще хуже, и командные пункты в туннеле Малинты час за часом теряли ее с целыми участками береговой обороны. Одни минные тральщики военно – морских сил, суда местной обороны, морские суда и катера были потоплены; другие держались близко у Рока, напрасно ожидая защиты от смертоносного огня противника.
Отряды береговой охраны, изолированные от командования и друг от друга, прятали воду, продовольствие и боеприпасы.
Итак, в ожидании конца Коррехидор готовился к разгрому.
С 10 апреля, когда батареи противника в Кабкабене на Батаане начали обстрел, жизнь на Роке стала «подобна жизни в центре мишени». Высоты Батаана теперь попали в руки врага, а отроги Кавите возвышались над Роком и его позициями. Укрепленные острова находились под перекрестным огнем с обоих берегов и почти беспрерывными бомбардировками с воздуха.
К 14 апреля, всего лишь через пять дней после сдачи Батаана, все береговые батареи – 155–мм и трехдюймовые – на северном берегу Коррехидора были разбиты или выведены из строя; японцы запустили два наблюдательных аэростата на Батаане, разместили дополнительное количество орудий и продолжали обстрелы крупнокалиберных орудий и батарей на южном берегу Коррехидора.
На протяжении апреля бомбардировки усиливались. Японские бомбардировщики группами от трех до девяти пролетали над Роком каждые два часа, начиная с 8 утра и до захода солнца. Сначала они летали на высоте 20 000 футов, а когда зенитки открывали огонь, японские наблюдательные пункты засекали их позиции и вражеские пушки на Батаане своим огнем сравнивали их с землей. Постепенно зенитный огонь ослабевал; вскоре самолеты противника стали лениво барражировать над Коррехидором, а пикирующие бомбардировщики со свистом пролетали на высоте всего несколько сотен футов над хребтом Малинты. Противник не избежал потерь; несколько самолетов сбили, но намного меньше, чем сообщалось в коммюнике.
Огонь вражеской артиллерии оказался намного губительнее, чем бомбардировки. Полковник Стивен М. Меллник позже сообщил в «Коаст артиллери джорнал», что «эффект массированного артиллерийского огня был огромным… разрушались целые районы. Обстрел за день приводил к разрушениям, которые были больше, чем от всех, вместе взятых, бомбардировок. Лощина Джеймс, которая была покрыта густыми лесами до войны, выглядела совершенно голой после обстрела» [22].
Батареи «Рок – Пойнт» (две 155–мм), «Сансет» (четыре 155–мм, «Джеймс» (четыре трехдюймовые) и «Гамильтон» (две 155–мм) вышли из строя. 15 зенитных орудий были спасены и перевезены на новое место. Орудия калибром 150 мм, используемые для противобатарейного огня, перемещали на новые позиции после каждых 20 выстрелов. Все мобильные орудия убирали на защищенные позиции.
Но все эти меры лишь отсрочили неизбежное.
Противник обстреливал Рок со всех сторон с батарей, насчитывающих всего от 80 до 150 орудий калибром до 240 мм, и нескончаемый огневой вал разрушал оборонительные устройства быстрее, чем их можно было восстановить, постепенно истощая защитников.
Орудийные позиции были искорежены, взрывались противопехотные мины, небольшие суда военно – морских сил, патрулировавшие прибрежные воды, шли ко дну одно за другим, нарушалась связь, береговые оборонительные сооружения, строившиеся в напряженной работе в течение нескольких недель, смел один сокрушительный огневой удар.
Противобатарейный огонь Коррехидора велся отважно, но с перерывами; батареи Рока стреляли «вслепую», и даже в первой половине апреля на каждые четыре выстрела противника приходился один.
Заканчивались боеприпасы; техники, работавшие без перерыва, модифицировали запалы бронебойных снарядов так, чтобы они взрывались при ударе, однако благодаря их усилиям интенсивность каждого орудия удалось увеличить лишь на 25 выстрелов в день.
Артиллеристы и морские пехотинцы 4–го полка лежали на земле, ели, спали, пережидали в окопах или в неглубоких траншеях, вырытых на склонах гор, с упрямым стоицизмом перенося этот нескончаемый обстрел. Питание было бессистемным; кухни разбиты; пищу приходилось готовить в темноте. В некоторых подразделениях питались раз в день; завтракали все до рассвета, обедали после наступления темноты. Меню оказывалось достаточным для поддержания жизни, но не для утоления чувства голода.
День за днем продолжался нескончаемый обстрел – безжалостный, безличный, нарастающий. Вероятно, от 200 до 600 орудий на Батаане и другие на Кавите играли в свою музыку в губительном оркестре день за днем, ночь за ночью.
Малинта содрогалась и тряслась от разрывов; в туннелях стоял смрад от порохового дыма и несвежего пота; стонали в горячке раненые. Одна за другой выходили из строя пушки и батареи Коррехидора; склады продовольствия и боеприпасов сгорели; скалы обрушивались в море, траншеи и заграждения из колючей проволоки сровнялись с землей; целиком изменилась топография острова. Росло число жертв; морские пехотинцы в апреле потеряли убитыми и ранеными больше, чем за четыре предыдущих месяца войны.
Склады боеприпасов взрывались фейерверком; к заходу солнца части Рока часто покрывались пылью и дымом, причем завеса была настолько густая, что не было видно берега Батаана и вечернего неба.
В одну из ночей группа людей из Малинты вышла к обложенному мешками с песком выходу туннеля, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха. Ночь в этот момент стояла тихая; легкий бриз с Китайского моря овевал остров прохладой и навевал мысли о доме… 140–мм снаряды японцев легли прямо в середине группы. Несколькими часами позже, когда в госпитальных туннелях была проделана кровавая работа со скальпелем и бинтами, солдат увидел горько плачущую военную медсестру…