Уже немолодые, подавленные солдаты итальянских береговых дивизий «панически бежали в безопасный плен союзников <…> в таком ужасном беспорядке, что [союзнические] солдаты опасались, что их затопчут, а не настигнут вражеские пули» [58].

Когда сумерки опустились на берега, очерченные дымом, часть пляжей оказалась усеяна «чудовищной и постоянно растущей грудой <…> материала <…> нескончаемой, перемешанной массой из людей, маленьких джипов, громадных, с высокими бортами ДУКВ (грузовики – амфибии, впервые нашедшие применение на Сицилии) <…> тяжело груженных грузовиков, застрявших и барахтавшихся в глубоком песке» [59].

Это был реквием на закате дня «Д» по десантному понтонному кораблю LST–313, помогавшему наладить понтонный спуск (также впервые использовался на Сицилии) на Грин – Бич № 2 возле Монте – Соле. Одна бомба превратила № 313 (несчастливый) в склеп; противопехотные мины, боеприпасы, пушки, грузовики, джипы и полугрузовики с полными баками взлетели вверх от адского взрыва «и наполнили воздух палящей смертью» [60].

Но худшее было впереди. Восточные берега в американском секторе оказались к ночи дня «Д» в состоянии хаоса и столпотворения. Изможденные береговые части остановились, самолеты люфтваффе бессистемно кружили в воздухе [61].

В ту ночь с 10–го на 11 июля зенитчики на сотнях кораблей наступающего флота напряженно всматривались в небо. Они были бы счастливы, если бы начали падать бомбы, и у них «чесались» пальцы на спусковых крючках. Летчики люфтваффе точно не знали, где был флот, как он пробирался «между сушей и водой», бросал якорь у берега до тех пор, пока крупные армии и все их оружие не высадились. Ночь стала светлой от сигнальных огней; «луна дразнила своей красотой»; осветительные огни, сбрасываемые немецкими самолетами, высвечивали бледные стальные палубы, как будто они были «голыми при свете дня»; винтовки специальных сил «вступили <…> в действие <…> посылая трассирующие пули, которые описывали дуги над нами со всех сторон, пока не образовали неф готического храма из неоновых огней; бомбы рвались на суше и на море» [62].

У побережья Сиракуз в ночь вторжения англичане потеряли белый, ярко освещенный медицинский корабль «Талама», в который попала бомба. Он затонул, когда брал на борт раненых [63].

Кризисная ситуация сложилась в день «Д» плюс 1 – 11 июля. Генерал Конрат и танки дивизии «Герман Геринг» предприняли новую попытку к наступлению.

Вскоре после рассвета танки «Марк III», «Марк IV» и «Тигры» из танковой дивизии «Герман Геринг» при поддержке частей ливорнской дивизии и нескольких подразделений итальянской пехоты в ответ на приказы Гуззони, отданные днем раньше, двинулись с холмов и с запада к Геле и береговому плацдарму 1–й дивизии, расположенному на прибрежной равнине. На командном пункте 26–го полка возле дороги, ведущей к аэродрому Понте – Оливо и к Нисцеми, недалеко от Гелы, бригадный генерал Тедди Рузвельт позвонил по телефону генералу Аллену на командный пункт дивизии: «Терри, послушай! Положение здесь не очень приятное… Нет противотанковой защиты… Есть ли какая – нибудь возможность поторопить эти средние танки?»

Вскоре ситуация стала еще «менее приятной». Атака немцев оказалась решительной; 1–я дивизия потеряла несколько противотанковых орудий при высадке; ряд орудий остались на берегу; артиллерии не хватало, и лишь несколько американских танков, переваливаясь, вышли на берег.

Критическая ситуация длилась недолго. Начали стрелять орудия эсминца; все, что могло стрелять, открыло огонь по немецким монстрам.

Но к 9:30 11 июля передовой отряд противника спустился с гор и упорно продвигался через равнину в четырех милях от Гелы.

Генерал Паттон во время посещения командного пункта рейнджеров в одном из зданий Гелы сам увидел немецкие танки и выразил свое негодование гневными словами.

В ответ на проклятия Паттона морской младший лейтенант из берегового подразделения слежения за ведением огня с рацией уоки – токи вежливо спросил:

«Могу ли я что – нибудь для вас сделать, сэр?»

«Конечно, – заорал Паттон, – если вы можете связаться с вашими чертовыми ВМС, скажите им, ради Бога, чтобы немножко постреляли по дороге» [64].

«Чертовы ВМС» относилось к крейсеру «Буазе»; 38 шестидюймовых снарядов упали на дорогу и замедлили, но не остановили продвижение танков. (Позднее 500 шестидюймовых снарядов с «Саванны» в клочья разбили итальянскую пехотную колонну.)

К 11:00 немецкие танки находились на расстоянии 500 ярдов от берега. «Сражающаяся первая» вела бой за жизнь. В то время как танковые снаряды падали на береговой плацдарм, дивизионная артиллерия, находившаяся на берегу, была поднята на дюны и повела огонь прямой наводкой по громыхающим монстрам. Впервые во Второй мировой войне военно – морские силы у побережья вели дуэль с танками.

Эту опасность удалось преодолеть с трудом: дивизия «зубами и когтями» цеплялась за свои позиции [65].

Однако опасность оказалась преувеличенной. Танки шли в атаку разрозненно, почти до самого вечера не имея поддержки со стороны пехоты; немцы пожертвовали скоростью, чтобы скоординировать атаку в надежде поселить смятение в рядах завоевателей [66]. В Геле им это почти удалось, однако их действия оказались неудачными, и Конрат отступил, потеряв около трети своей танковой силы.

Но то утро 11 июля, когда младший лейтенант ВМС с уоки – токи изменил ход войны, стало моментом наивысшего подъема нацистской контратаки.