Скотт прыгнул, когда Бернар был еще в воздухе. Он падал больше четырех секунд. Парашют открылся носом прямо к растяжке антенны, точно так же, как у Бернара. Скотт отреагировал немедленно, быстро повернув при помощи задних свободных концов. Бернар, Герберт и я побежали встретить его, и некоторое время мы катались кубарем по зеленой летней траве. В такие моменты дружба объединяла нас с небывалой силой. Мы успешно закончили прыжки с нашего третьего BASE-объекта.

Мы пошли к лесу, где Микке оставил автомобиль, и открыли багажник. Прежде, чем засунуть туда парашют, я достал несколько бутылок пива. К вашему сведению, после прыжка с телевизионной антенны нет ничего лучше, чем пиво. Мы прыгнули в машину, Микке мягко тронулся с места и поехал в Лунд. Мы направлялись в дом моих родителей.

Когда Микке ехал на скорости 60 миль в час, Скотт опустил окно задней двери, где он сидел. Бернар и я понимающе взглянули друг на друга. Скотт собирался проделать один каскадёрский трюк. Он перелез с заднего сиденья на крышу. Микке ничего не замечал и продолжал ехать как ни в чём не бывало, когда внезапно оказался лицом к лицу с уродливым существом с другой стороны ветрового стекла. Скотт лежал на крыше, прижавшись лицом к стеклу, и корчил самые страшные рожи, какие мог. Микке не знал, что делать. Тут я подумал, не запаникует ли он и не ударит ли по тормозам. Ведь Скотт тогда улетит со всего маху вперёд, и от него останется мокрое место. Я протянул руку в окно и потянул его за штаны, давая понять, что хватит, шутки кончились. Скотт в обратном порядке стал перемещаться в машину — сначала ноги, потом тело. Наконец, Бернар и я окончательно втянули его назад. Скотт сердечно рассмеялся и посмотрел на Микке, который не смеялся вообще.

Ночью перед прыжком я звонил моему брату Мики и сказал, что мы приедем, так что знал, что мама и Мики утром будут дома. Я велел ему ничего маме не говорить. Оказывается, папа рассказал ей о моих прыжках с Кохертальбрюкке и башни Монпарнас. Услышав это, я сначала расстроился, но потом понял, что так лучше. Маме теперь будет легче воспринять наши следующие планы — Тролльвегген. Она всегда очень хорошо меня понимала и готова была помочь, но теперь, должно быть, в ее жизни наступил трудный период; оказывается, её сын для собственного удовольствия прыгает со зданий и мостов. Естественно, она, наверное, волновалась, что я рискую провести остаток жизни в инвалидном кресле.

Я показал Микке дорогу к нашему дому. В начале 60-х годов тут росли сахарная свекла и пшеница. Теперь это место занято девятиэтажными жилыми домами. Перед ними — большой красивый парк; с зеленых холмов позади зданий зимой хорошо кататься на лыжах и санках. Я помню, как катался на этих самых санках с самой крутой части холма, пока не влетел прямо в дерево. Мы жили на девятом этаже в том доме, что посередине. Вид из квартиры был такой, что в хорошую погоду можно было разглядеть Копенгаген с другой стороны пролива. На улице ниже находилась школа, в которую я ходил по девятый класс. Она была так близко, что можно было выйти из дома, когда уже звонил звонок, а в класс все равно прийти вовремя.

Мы поднялись на лифте, и я позвонил в дверь. Мама с любопытным взглядом открыла дверь и тут же открыла рот в изумлении, увидев меня. Прежде, чем она смогла что — нибудь сказать, я шагнул вперед и заключил её в объятия. Мы не видели друг друга больше шести месяцев.

— Дорогой мой, вот это сюрприз! Ты бы хоть сказал, что приедешь, я б позавтракать приготовила.

Моя мама не любит торопиться, когда готовит. Несмотря на удивление нашим неожиданным визитом, она с энтузиазмом принялась за дело. На её вопрос, очень ли мы хотим есть, все пятеро ответили «ДА!» После лазания по антенне мы здорово проголодались.

Мики с таким трудом вылез из кровати, как будто был в состоянии комы, и встретил моих друзей. Выглядел он так, будто на ночь выпил бутылку водки: волосы стояли дыбом, а глаза были красными и блестели. Я взял его за руку, отвел в гостиную и вкратце рассказал о наших прыжках с антенны Хэрбю. Он тряхнул головой и пробормотал: «У меня сумасшедший брат».

В кухне мама деловито готовила королевский завтрак. Я не знал, с чего начать, но, подумав, решил сказать прямо.

— Мама, знаешь что? Мы только что прыгнули с антенны Хэрбю. Меньше чем час назад.

Я ожидал бурной реакции, но этого не случилось. Спокойным голосом она сказала:

— Погоди, Йефто, ты хочешь сказать, что прыгнул с той высокой антенны?

Я кивнул. Мама рассмеялась.

— Йефто, сынок. Ты — чокнутый. Но давай не будем больше об этом. Помоги мне с этим подносом, пожалуйста. Завтрак готов.

Мы сидели за столом, когда я рассказал маме о нашем следующем замысле.

— Извини, мама, но я не могу остаться очень надолго. Бернар и я сегодня собираемся в Норвегию, прыгать со скалы, которая называется Тролльвегген.

Я знал, что она думала о газетной статье о смерти Карла Бениша, которую послала мне. Бедная мама. Она накрыла нам прекрасный стол, точно так же, как когда я жил дома. Тут были французские круассаны, сок, яйца, бекон, икра от Калле (шведская рыбная икра в тюбиках, как у зубной пасты), хлеб со злаками, горячий шоколад и датское слоеное печенье. И тут я, ее старший сын, сообщаю ей, что только что рисковал жизнью, прыгая с антенны высотой 990 футов. И это не все. Теперь я собираюсь в Норвегию прыгать со скалы.