— А почему, — не сдавался Акира, — мы лежали в гипсе, если никаких переломов у нас не было? Почему потребовалось столько месяцев для восстановления способности двигаться?

— В гипсе? — переспросил Уайнберг. — А может, это были просто иммобилизаторы, помогавшие сращиванию порванных связок? Может быть, повязки на груди вовсе не были такими уж плотными и лишь скрывали повреждения кожи, а не сломанные ребра? А может быть, черепа все-таки были повреждены, но настолько искусно залатаны, что это нельзя обнаружить даже с помощью рентгена? Вы ведь признаете, что вам вводили демерол. А он затуманивает сознание, так что под его воздействием человек может вообразить ситуацию, весьма далекую от реальности.

— Ну, разумеется, — вступила в разговор Рейчел. — И, конечно, там не было меня. И я не испытала их боль, которую пришлось претерпеть им. Признаюсь, мне нравятся оба эти мужчины. Мы вместе пережили многое. Но я отнюдь не идиотка и из нас троих имею больше оснований оставаться беспристрастной. Мои друзья отнюдь не возбуждали маниакальных идей друг в друге.

— Наверняка вы слыхали о так называемом «Стокгольмском синдроме», — сказал Уайнберг. — Люди в состоянии стресса стараются идентифицировать себя с теми, от кого зависит их собственная безопасность.

— А вы, разумеется, слыхали о «Синдроме страуса», — быстро отреагировала Рейчел. — Психиатр засовывает голову в песок, столкнувшись с проблемой, о которой раньше не слыхал.

Уайнберг подался всем корпусом вперед, осклабился и вдруг расхохотался.

— Ты был прав, — обратился он к Сантицо. — Это действительно забавно.

— Макс, ты сублимируешь. Признайся. Ведь она тебя рассердила.

— Чисто гипотетически.

На сей раз рассмеялся Сантицо.

— Ну, разумеется. Давай напишем гипотетическую статью. О феномене гипотетической злости.

— Слушайте, что тут у вас происходит? — спросил Савидж.

Сантицо наконец-то прекратил смеяться.

— Тест на предмет определения — психопаты вы или нет. Мне это было необходимо. А Макс, конечно, великолепен. Очень одаренный человек с изощренным умом и талантом актера.

— Я не играл, — сказал Уайнберг. — Я услышал настолько ошеломляющие вещи, что хочу послушать еще.

Кто-то постучал в дверь.

— Войдите. — Сантицо повернулся вместе с креслом.

Секретарша, уже появлявшаяся здесь с чаем, на сей раз принесла большой коричневый конверт.

— Магнитно-резонансные снимки, — сообщил Сантицо.

Минуты две он разглядывал пленки, потом, обращаясь к Уайнбергу, сказал:

— Макс, большое тебе спасибо. Отныне это касается только меня одного.

— Ты уверен?

— Да. За мной обед. — Сантицо снова взглянул на пленки. — Потому что никакая психиатрия не способна объяснить вот это. Это по моей части.

Савидж вместе с Рейчел и Акирой разглядывали смутные Изображения на снимках. На каждом было по двенадцать кадров, расположенных по четыре в три колонки. В них мало что можно было понять, даже меньше, чем в предыдущих рентгеновских снимках.

— Великолепно, — объявил Сантицо. — Лучшего качества нельзя пожелать.

— Вы, наверное, дурачите меня, — сказал Акира. — Это же какие-то чернильные пятна.

Сантицо хихикнул.

— Я понимаю, почему у вас сложилось такое впечатление. — Он снова взглянул на пленку. — Для того чтобы вы поняли, мне придется начать с азов, хотя и они могут оказаться для вас достаточно сложными. МРС новая техника фотографии, основанная на магнитном резонансе, которая позволяет нам как бы приоткрыть вашу черепную коробку. Прежняя техника не позволяла получать достаточно детализированные снимки, в то время как МРС дает возможность впрямую заглянуть вам в мозг. Мы делаем множество снимков в разных ракурсах, которые вместе образуют фактически трехмерное изображение.

— Ну и что вы в них разглядели? — спросил Акира.

— Позвольте мне еще немножечко вас помучить, — попросил Сантицо. — Мозг состоит из множества частей. — Он указал на различные кадры МРС. — Правое полушарие контролирует левую часть тела и наоборот.

Нашу способность мыслить пространственно обеспечивает правое полушарие, а говорить — левое. Полушария разделены на доли. Передняя доля. Теменная доля. Затылочная дола. Височная доля. Они, в свою очередь, делятся на множество более мелких долей. Зрительная кора. Обонятельный тракт. Область физических, соматических ощущений. Гипофиз. И так далее. Функционировать же такому невероятно сложному органу помогают наличествующие в нем биллионы связующих нервов, по которым передается энергия и информация. Нервы эти называются нейронами. Их можно сравнивать с электропроводами и телефонными кабелями, но это, разумеется, упрощенное объяснение. Механизм их действия невозможно описать с помощью какой бы то ни было аналогии… Кстати, у вас в роду эпилептиков не было? Сами припадками не страдаете?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что Савидж вытаращил глаза.

— Эпилептиков? Припадки? Нет. А в чем дело? Что заставило вас думать об этом?

— Просто ищу какое-то объяснение вот этому. — Сантицо указал на темное пятнышко на более светлом участке снимка. Оно находилось с левой стороны, ближе к центру. — Это ваш мозг сзади. Пятно находится в височной доле. На одной линии с кусочком кости, извлеченной из виска, а затем снова возвращенной на место.

У Савиджа было такое чувство, словно в горле у него застрял кусок льда.