Это была зебра. Набитая дребеденью зебра, которую прислали Зое ее бабушка и дедушка по линии Дэна, возможно, сами набитые подобной же мурой, во всяком случае, мне они показались набивными игрушками во время нашей с Дэном встречи с ними в Сиэтле. Зебру я не очень любил, поскольку видел в ней соперницу, Зоя же ее обожала. Откровенно говоря, я удивился, обнаружив ее в нашем доме, поскольку Зоя любила зебру больше остальных игрушек, возила по дому в маленькой коляске и даже клала на ночь с собой в кровать. Она играла с зеброй так часто, что на ее меховой шкуре, чуть пониже головы, образовались небольшие потертости. Я поразился, найдя ее в комнате. По-моему, Ева непременно должна была затолкать ее в сумку, но, подозреваю, либо разволновалась, либо боль была нестерпимой, и она попросту забыла о зебре.

Теперь ожившая зебра не проронила ни слова, а завидев меня, пустилась в пляс. Исполнила судорожный непристойный танец, завершившийся тем, что она начала тыкать своим кастрированным пахом в личико невинной Барби. Я разозлился и зарычал на приставучую хулиганку зебру, а она в ответ лишь усмехнулась и продолжила свои порочные действия, на этот раз с лягушкой. Голозадая зебра оседлала беззащитное животное и ездила на ней, высоко задирая копыта, как ковбой на мустанге, истошно выкрикивая: «Йо-хо! Йо-хо-хо!»

Угрожающе рыча, я начал осторожно подкрадываться к ублюдочной зебре, унижающей достоинство Зоиных игрушек. В конце концов у меня не хватило сил терпеть ее выходки. Я оскалился и двинулся на зебру, собираясь раз и навсегда покончить с ее диким издевательством. Однако прежде чем я успел впиться клыками в чокнувшуюся зебру, она закончила свой глумливый танец и встала передо мной на задние ноги. Затем положила передние копыта себе на живот и разорвала себя по шву! Раздался треск материи, зебра запустила копыта внутрь себя и принялась доставать из своего живота набивку. Она продолжала выгребать собственные внутренности до тех пор, пока вся ее кровь вместе с ее внутренними демонами не оказалась на полу, после чего, превратившись в жалкую тряпку, упала рядом. Внутренности ее бились, словно вырванное из груди сердце, постепенно затихая, и наконец замерли.

Шокированный случившимся, я вышел из Зоиной комнаты в надежде, что увиденное — плод моего воображения, наваждение, вызванное нехваткой глюкозы в крови, хотя в душе подозревал — никакое это не наваждение, а правда. Еще я чувствовал, что произошло ужасное.

На следующий день, ближе к вечеру, вернулся Дэнни. Я услышал, как возле дома остановилось такси, видел, как он вытаскивает из багажника сумки и направляется к задней двери дома. Я не хотел, чтобы он заметил мое волнение, но меня беспокоил испачканный мною дверной коврик, поэтому я два раза предупредительно, негромко пролаял. Я поглядел на него в окно, на лице Дэнни отразилось удивление. Он вытащил ключи, отпер дверь. Я бросился вперед, пытаясь задержать его, но он вошел слишком быстро и сразу наступил на коврик. Раздался мягкий чавкающий звук. Он посмотрел вниз и запрыгал на одной ноге в кухню.

— Черт подери! Что ты вытворяешь?

Он оглядел кухню. Там все лежало на своих местах, все было в порядке, кроме меня.

— Ева, — позвал он.

Евы не было, и я не знал, где она, потому что она ушла, а я остался один.

— Дома они? — спросил Дэнни.

Я не отвечал. Он подошел к телефону, снял трубку и набрал номер.

— Ева и Зоя еще у вас? — спросил он сразу, не поздоровавшись. — Я могу поговорить с Евой?

Спустя минуту он снова заговорил:

— Энцо здесь. Да я сам ломаю голову над этим. Ты оставила его одного? Это же безумие, — проговорил он. — Как ты могла забыть о нем? И все это время он здесь один? Черт подери!

Затем он положил трубку и, расстроенный, издал долгий стон, очень-очень громкий.

Он посмотрел на меня и проговорил:

— Проклятье. Ну она и отмочила номер.

Дэнни быстро прошел через весь дом. Я не последовал за ним, остался ждать у черного входа. Через минуту он вернулся.

— Ты использовал только коврик? Молодец, Энцо. Отлично справился.

Он вытащил из кладовки пакет для мусора, сунул в него испорченный коврик, завязал его и отнес на улицу. Потом вытер шваброй место, где он лежал.

— Представляю, как ты есть хочешь.

В одну миску он налил мне воды, в другую насыпал корм, который я съел так быстро, что даже не успел насладиться вкусом — по крайней мере, набил желудок. Молча, с красным от негодования лицом, Дэнни наблюдал, как я ем.

Ева и Зоя приехали довольно скоро. Подошли к задней двери, и Дэнни открыл ее.

— Невероятно, — упавшим голосом произнес он. — Как ты могла так поступить?

— У меня страшно болела голова, — ответила Ева, входя в дом. Позади нее топала Зоя. — Я не соображала, что делаю.

— Он мог умереть.

— Но не умер же.

— Но мог, — повторил Дэнни. — Ты повела себя глупо и безрассудно. Забыла обо всем.

— Я была больна! — рявкнула Ева. — Ничего не понимала.

— Ты не понимала, что умирают не только люди, но и собаки?

— Дэнни, я больше никогда так не поступлю. — Ева заплакала. Она стояла, качаясь словно деревце на ветру. Зоя некоторое время крутилась возле нее, а потом исчезла внутри дома. — Ты постоянно в разъездах, а я забочусь и о Зое, и об Энцо. Я почти все время одна и больше не могу так. У меня нет времени позаботиться о себе!