Шрифт:
Когда Шпеер обвинял вооруженные силы перед Гитлером, утверждая, что слишком много людей находятся в «хвосте» армии, во внутренних частях, в ВВС, лечатся в госпиталях, в восстановительных подразделениях, в информационных зонах и т. д., его протесты принимались; но, когда я заявлял, что военная экономика накапливает и утаивает рабочую силу, чтобы всегда быть готовой ко всяким случайностям – работам в дополнительные смены, сверхурочным заказам и т. п., – меня осыпали бранью, потому что я, как дилетант, ничего не смыслю в промышленном производстве; мне велели прочесать «информационные зоны» – там прячутся сотни тысяч уклонистов и тунеядцев. Это было бесконечным перетягиванием каната, поскольку лук был натянут слишком сильно, хотя рациональное использование военной и промышленной рабочей силы еще не достигло окончательного предела своих возможностей. Человеческое несовершенство и эгоизм непосредственных участников помешали этому.
Черное лето 1942 г.
Я мог бы написать целую книгу только об одной этой трагедии последних трех лет войны, даже не исчерпав тему до конца. Последствия дефицита живой силы в армии совершенно ясно выявляются следующими статистическими данными: число ежемесячных потерь армии составляло в обычное время – не считая крупных сражений – в среднем 150-160 тыс. человек, из которых в среднем можно было заменить только 90-100 тыс. человек. Число рекрутов одной возрастной группы во время последующих нескольких лет составляло 550 тыс. человек; таким образом, поскольку по особому приказу войска СС получали сверх того 90 тыс. добровольцев (но такого числа никогда не набиралось), ВВС – 30 тыс. и столько же военно-морской флот, то это уже составляло почти одну треть от одновозрастной группы.
Только с началом весенней распутицы, где-то в апреле 1942 г., наступления, проводимые русскими по всей линии Восточного фронта, стали ослабевать. Было совершенно очевидно, что их целью являлось не дать нам настоящей передышки, создавая кризисные моменты, атакуя нас то здесь, то там, без видимой стратегической цели. Единственные по-настоящему опасные ситуации, с тактической точки зрения, представляли собой глубокие клинья южнее Орла и Демьянский котел. В то время как последний был в конечном итоге сдан, появилась возможность начать окружение на юге, восточнее Полтавы, тем более что погодные условия и состояние почвы позволили нам начать операцию примерно на четыре недели раньше, чем на центральном и северном участках фронта, к тому же русские вынудили нас, предложив нам стратегически значимую цель, сконцентрировав здесь свои войска и усиливая свои атаки. Соответственно Гитлер решил предварить спланированную лично им летнюю операцию независимым наступлением против русского клина под Полтавой.
Совершенно очевидно, что разработанный Гитлером план операции – а он был его единственным создателем – не затрагивал какое-либо дальнейшее продолжение общего наступления по всему Восточному фронту, ввиду острого дефицита людских ресурсов, и из-за необходимости обеспечивать оборону на всех остальных участках; по этой причине он выбрал прорыв на северном фланге группы армий «Юг», командование которой принял фельдмаршал фон Бок после смерти Рейхенау [17 января 1942 г.]. После танкового прорыва на Воронеж эта группа армий, постоянно усиливая свой северный фланг, должна была прорвать русский фронт вдоль Дона и продвинуться этим флангом к Сталинграду, в то время как ее южный фланг должен был выдвинуться на Кавказ, захватить нефтяные месторождения на его южных склонах и завладеть горными перевалами.
В то время как все силы, которые можно было снять по Восточному фронту, особенно танковые армии, должны были отводиться для этой операции, одновременно нужно было оккупировать Крым, чтобы с Керченского полуострова переправиться в нефтяные районы Кавказа; военное министерство запланировало эту операцию на начало марта.
Самым важным в этой операции для Гитлера было ввести русских в заблуждение насчет своих действительных намерений наступлением на Воронеж, примерно посередине между Москвой и Донецким бассейном, чтобы у них создалось впечатление продуманного захода на север, к Москве, и этим обманом заставить сосредотачивать их резервы там. Затем он планировал перерезать многочисленные железные дороги, идущие с севера на юг и соединяющие Москву с индустриальными и нефтяными регионами, а потом внезапно повернуть на юг вдоль Дона, чтобы захватить сам Донецкий бассейн, взять под контроль кавказские нефтяные месторождения и блокировать под Сталинградом речную транспортную связь с внутренней Россией по Волге; потому что по этой реке сотни танкеров поставляли в Россию нефть из Баку. Наши союзные войска из Румынии, Венгрии и Италии должны были служить прикрытием растянувшемуся северному флангу нашей армии, вдоль Дона, служившего естественным препятствием, силами примерно тридцать дивизий, предполагалось, что они будут защищены от нападения этой рекой.
Еще в октябре [1941 г.], во время моей поездки в Бухарест на парад по случаю взятия Одессы, я подробно обсуждал с Антонеску военную помощь румынских вооруженных сил на 1942 г. Опьяненного своим успехом в Бессарабии и взятием Одессы – давняя румынская мечта, – Антонеску было нетрудно уговорить на это: вновь не обошлось без торгов, его войска были выторгованы на наше оружие и боеприпасы, но больным местом все еще оставалось венское решение, вынуждавшее Румынию уступить Венгрии фактически большую часть Трансильвании.
Поэтому Антонеску требовал, чтобы Венгрия предоставила эквивалентный контингент войск на 1942 г. Если же последняя не станет вносить заметный вклад, то он видел в этом опасность для Румынии, так как придется улаживать с Венгрией старые счеты: последняя поддерживала большую концентрацию войск на границе с Румынией, поэтому Румыния должна было сделать то же самое и на своей границе, что значительно уменьшило бы ее вклад в войну с Россией.
Я возразил, что во время войны с Советским Союзом, которая освободит обе эти страны от огромной угрозы большевизма, любые разговоры о войне между Румынией и Венгрией были сплошным безумием; но мое заявление не возымело на него никакого эффекта, даже несмотря на то, что страшную опасность, нависшую над этими двумя странами, удалось устранить только несколькими неделями ранее. А может быть, на самом деле все это произошло из-за того, что они все теперь были такими агрессивными?
В любом случае, Антонеску обещал свое дальнейшее участие в нашей войне с Россией контингентом из пятнадцати дивизий, если мы гарантируем их модернизацию и полное оснащение, с чем я, естественно, согласился, как бы трудно это для нас ни было. На самом деле насытить румынскую армию оказалось намного легче, поскольку она с самого начала была хорошо экипирована стандартным вооружением французского военного производства, и к тому же мы много раз удовлетворяли их требования из захваченных нами военных трофеев.