– Как ты считаешь, нам стоит уходить отсюда или дождемся, пока они полностью уничтожат нас?

– Будь смелее! Если мы отступим, то только покажем этим свою слабость. Надо ввести их в заблуждение. Я уже отдал приказы каждые пять минут открывать огонь, чтобы дать понять врагу, что мы здесь и ждем, – добавил он. И хотя говорил Вилли шутливым тоном, чувствовалось, что все то, что он говорит, серьезно.

Я взглянул в его сторону, медленно кивая, чувствуя, как внутри меня нарастает волна беспокойства. И где только он черпает столько энергии? Он выглядел таким же бодрым, как перед боем, хотя работал не меньше остальных, а где-то даже и побольше.

– Ложись, старый лис, – требовательно обратился он ко мне. – А когда проснешься, сегодняшний день станет прошлым. – Он улыбнулся и пошел к ребятам. Я нашел мягкий бугорок между двумя деревьями, устроился и через несколько секунд провалился в глубокий сон.

– Ах ты, сукин сын! – услышал я голос и, с трудом раскрыв глаза, увидел бригадного генерала, стоящего передо мной. Очертания его фигуры вырисовывались очень туманно, но, проморгавшись, я отчетливо разглядел его. Предположительно, было около трех утра. – Что за вольности во время военных действий? – снова заорал он, практически за шиворот ставя меня на ноги. – Вы ослушались приказа! Не отступили, а оборонялись! Что было бы со мной, найди я вас перебитыми? А? Невообразимо! Тем не менее то, что я сейчас скажу, – правда. Никто во всей Германии не может так гордиться вами, как сейчас я.

Он хлопнул меня по плечу, глядя на полковника, стоящего рядом. Полковник держал в руках большущий железный ящик, и, когда он открыл его, я увидел, что он полон медалей. Генерал приказал полковнику вынуть их, а затем, не спеша подойдя к нам, раздал награды: Железный крест 1-го класса всей группе, Железный крест 1-го и 2-го класса команде реактивных минометов и нам с Вилли. После этого бригадир пожал мне руку и спросил встревоженно:

– Сколько человек составляют потери?

– Ни одного, – сказал я ему, и он выдохнул с облегчением. – Но у нас семьдесят раненых, и, хотя повреждения не опасны, они до сих пор находятся в строю.

Он покачал головой:

– Это чудо!

Затем вкратце я доложил ситуацию и объяснил, что в действительности больше одного дня мы бы не продержались. Но, как казалось, ему не было до того особого дела. Когда я заканчивал свою речь, он почти смеялся. Странно, но это был еще один человек, которому было весело после всего произошедшего.

– Капитан, – произнес бригадный генерал с иронией в голосе. – Пока вы тут вздремнули, я подогнал новые танки, чтобы обеспечить вам тыл. Они уже установлены, и когда вы соизволите окончательно проснуться, то, без сомнения, увидите их.

Вилли изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться. На их фоне мне не хотелось выглядеть слишком серьезным, и я старался улыбаться, хотя не так-то просто было скрыть мое смущение. Получается, я спал так крепко, что даже такое приличное количество танков не смогло разбудить меня.

Бригадный генерал снова похлопал меня по плечу, и мне показалось, что что-то изменилось в нем со вчерашнего дня.

– Прямо сейчас мы отправляемся в путь, и у нас не будет остановок, пока не доберемся до Ленинграда.

Мы пошли вместе совершать обход, и я увидел множество танков. Сейчас и я чувствовал себя другим человеком.

– Капитан, – обратился ко мне бригадный генерал, – русские даже не успеют опомниться, как мы сделаем свое дело, а затем спокойно и тихо сможем, наконец, лечь и выспаться. Следующим приказом будет собрать всю технику, что у вас имеется с собой, и возвращаться в Таурогген. – Он пожал мою руку и, отдав честь, ушел.

Все, что он сказал, было выполнено. Двинувшиеся бронетанковые установки, как муравьи, ползли по полю. Первая линия шла, открыв огонь, а вторая просто держалась позади. Через какое-то время они менялись местами. Мы с Вилли, стоя в лесу, смотрели в поле. Русские пытались держать нас на как можно большем расстоянии, но наши танки неотвратимо наступали вперед, сминая все на своем пути.

Переглянувшись, мы с Вилли усмехнулись. Сейчас мы были в безопасности и могли спокойно отдохнуть. Выставив патруль из нескольких человек, остальные разбили лагерь, выбрав слегка наклонную местность, где установили пулеметы. Даже запах пороха и дым, близость смерти не могли перебороть желание заснуть. Я собирался поспать пару часов, но события двух прошедших дней так повлияли на мою психику, что я отключился на неопределенный период, на какое-то время выпав из реальности. Проснувшись и обнаружив вокруг себя полную тишину, я определил по солнцу, что сейчас где-то около полудня. На несколько коротких мгновений я совсем забыл, что идет война, но, едва поднявшись и сев, осознал, что произошло. Вокруг меня стояли обожженные деревья, танки, разбросанные и иногда перевернутые по всему полю, живо напоминали о событиях минувших дней. Тела в серо-зеленых и желто-коричневых формах были разбросаны повсюду. Это то, что еще совсем недавно было живыми людьми: солдатами немецкой и русской пехоты. Мертвые лежали везде. Тела и то, что от них осталось, были изуродованы и порой навалены друг на друга. Смерть не щадила ни чужих, ни своих. Дальше я увидел то, что особенно впечатлило меня. Часть ноги, оторванная чуть выше колена, зацепилась куском оборванной ткани от формы и сейчас висела на ветке, раскачиваясь прямо передо мной. Я содрогнулся и вскочил на ноги, ведомый одним-единственным желанием: уехать с этого места, и чем быстрее, тем лучше.

Я обнаружил, что вся группа уже в сборе и готова к дороге. Кивнув им, ничего не говоря, я поспешил в самое начало колонны, где располагались сразу три полевые кухни. Там я надеялся найти остальных солдат.

Они сновали туда и обратно. Все были чем-то заняты и похожи на бобров, но только никто не работал. Половина из них орали песни. Очевидно, это был особенный день для них. Дивизия «Гроссдойчланд» выделила по две бутылки вина на человека, и именно по этой причине Вилли отправил меня спать так далеко. Подойдя ко мне и держа бутылку в руке, я прочитал легкое опасение в его глазах.