Некоторые интересные моменты прояснились в беседе с фельдмаршалом фон Клейстом. Он сообщил, что был поставлен в известность о планируемом наступлении на Россию лишь непосредственно перед его началом. «Я узнал то же, что и другие командиры. Нам было сказано, что русские армии уже полностью готовы к началу наступления и что для Германии жизненно важно остановить нависшую над ней угрозу. Нам объяснили, что фюрер не может думать ни о чем другом, когда над страной нависла столь явная и безусловно смертельно опасная угроза. Слишком большие военные силы должны быть постоянно прикованы к восточной границе. Некоторые генералы высказывали мнение, что нападение не является единственным способом устранить угрозу.

Думаю, что Йодль был против решения Гитлера, так же как и Браухич и Гальдер. Кейтель также был полон сомнений, причем настолько, что высказал их Гитлеру».

Восточный фронт

Далее Клейст заявил: «Нам не была свойственна недооценка Красной армии, как это принято считать. Генерал Кёстринг, последний военный атташе Германии в Москве, был человеком умным и непредвзятым и исправно снабжал нас достоверной информацией о состоянии армии потенциального противника. Но Гитлер предпочитал не верить его сообщениям.

Надежды на победу основывались в основном на перспективе политического переворота, который должен был произойти в России в результате вторжения. Мы, генералы, отлично понимали, что, если русская армия предпочтет отступить, шанс на решающую победу без такого переворота снизится до ничтожного. Слишком много расчетов строилось на уверенности, что Сталин, потерпев ряд серьезных поражений, будет свергнут собственным народом. Эта уверенность усердно вскармливалась ближайшими советниками Гитлера, а мы, солдаты, были слишком далеки от политических игр, чтобы спорить.

Мы не готовились к затяжной борьбе. Все строилось на достижении решающей победы еще до наступления осени». Немцам пришлось дорого заплатить за свою недальновидность.

Еще более удивительным представляется факт, что Гитлер решился на вторжение в Россию, зная, что с самого начала ему будут противостоять превосходящие силы противника, которые станут еще более многочисленными, если кампания затянется. Одно только это сделало вторжение наступательной авантюрой, не имевшей прецедента в современной истории. Когда в феврале план Гитлера был доведен до сведения генералов, они были крайне обеспокоены выполненной Кейтелем оценкой соотношения сил. По его данным, Красная армия располагала на западе России 155 дивизиями, в то время как в армии вторжения насчитывалось только 121. (В действительности данные Кейтеля были слегка занижены.) Громогласные заявления, что немецкая армия «качественно лучше», не слишком утешали.

В дальнейшем немцы смогли обеспечить некоторое численное превосходство на участке к северу от Припяти, где группа армий «Центр» фельдмаршала фон Бока наступала по направлению Минск – Москва. Однако группа «Север» под командованием Лееба не имела численного преимущества, а группе «Юг» Рундштедта противостоял даже более многочисленный противник, особенно в части бронетехники. Клейст говорил, что танковая армия, являвшаяся основным элементом группы «Юг», насчитывала всего 600 танков. «Вы можете не поверить, но это все, что нам удалось собрать после возвращения наших дивизий из Греции. Группа армий Буденного, защищавшая южное направление, имела 2400 танков. Нам оставалось рассчитывать только на внезапность, а также на более высокое качество подготовки и опыт наших солдат. Именно они стали нашими решающими преимуществами на первом этапе до тех пор, пока русские приобрели опыт».

В свете реальных событий стало ясно, что вера Гитлера в способность высокого качества противостоять количеству на первых порах вполне оправдалась. Результаты сражений достаточно долго подтверждали его уверенность в неоспоримом преимуществе качества над количеством. Именно оно привело его авантюру в такую опасную близость к победе.

Мне было чрезвычайно интересно узнать, с чем связано было ощущение, что все идет не так. Клейст сказал: «Основная причина нашей неудачи заключалась в том, что в том году зима наступила очень рано, а русские постоянно отступали, не давая вовлечь себя в решающую битву, к которой мы так стремились».

Рундштедт в целом был согласен с этим определением и добавил: «Но еще задолго до наступления зимы шансы на успех начали стремительно падать из-за постоянных задержек нашего наступления, вызванных плохими дорогами и грязью. Украинский чернозем после десятиминутного дождя превращался в непроходимое болото, останавливая любое движение. В наших гонках со временем это стало серьезнейшим препятствием. К тому же в России было очень мало железных дорог, чтобы подвозить припасы наступающим войскам. Кроме того, русские армии, отступая, увеличивались – в их ряды вливались все новые резервы. Нам казалось, что едва мы успевали разбить одну воинскую часть, как на ее месте тут же появлялась другая».

Блюментрит подтвердил все сказанное, кроме тезиса о склонности русских к отступлению. На основном направлении отступления – Московском – они держались до последнего, часто попадали в окружение, но немцы практически ни разу так и не смогли воспользоваться возможностью полного уничтожения окруженных частей, так как оказывались обездвиженными. «Отвратительные дороги были самым страшным препятствием, за ним следовали ужасные железные дороги, даже если они находились в исправном состоянии. Наша разведка оказалась не на высоте и недооценила эти факторы. Более того, восстановлению железнодорожного сообщения очень мешало изменение размера железнодорожной колеи при переходе русской границы. Таким образом проблема снабжения во время русской кампании из-за местных условий стала одной из самых серьезных». Тем не менее Блюментрит считал, что Москву можно было взять, если бы был принят оригинальный план Гудериана и если бы Гитлер не потерял так много времени, принимая решения. Чуть позже я остановлюсь на мнении Блюментрита подробнее.