— Степень риска, Иван…

— Мы ее оценим. Я не безрассуден. Мое желание не должно показаться тебе странным: я хочу, чтобы мой сын сохранил память о Земле и мог хотя бы на краткий миг взглянуть на ситуацию моими глазами.

— Как ты представляешь себе механизм передачи таких данных, Иван?

— Если копирование моей личности пройдет успешно, мы выделим из области воспоминаний некоторые моменты памяти, например сегодняшний разговор, который может многое объяснить поколениям репликантов «Тандема». Думаю, что закодировать небольшой объем информации непосредственно в геном по силам специалистам твоей расы, верно?

— Я не могу ответить немедленно, — признался Дрог. — Но обещаю, что сделаю все возможное. Каков лимит времени до старта «Тандема»?

— Могу гарантировать тебе еще полгода, не больше.

— Мы будем работать. Все без исключения. Если решение существует, оно будет найдено. Последний вопрос, адмирал.

— Да? — обернулся Лозин.

— Твое правительство будет знать о старте «Тандема»?

— Нет. Я рассекречу проект, когда уже никто не сможет помешать его осуществлению.

— То есть все должно сохраняться в тайне?

— Несомненно. Более того, стыковка всех компонентов колониального транспорта будет происходить в глубоком космосе, уже за границами Солнечной системы. В точку рандеву будет заранее выведен крейсер «Ио». Позже к нему присоединится станция «Танаис», на ней еще ведутся работы по монтажу стыковочных узлов. Ваш корабль покинет земные орбиты последним, и, только когда «Тандем» будет собран и ляжет на избранный курс, я обнародую все факты, касающиеся первого колониального транспорта.

— Это разумно. Но ты остаешься на Земле, Иван, и быть может, лучше держать информацию в тайне? По крайней мере пока сохраняется неопределенность с расой ИНЫХ?

— Я подумаю, Дрог. Возможно, ты прав. — Иван усмехнулся в ответ своим мыслям и добавил: — Пусть тебя не тревожит судьба адмирала Лозина. Пока существует угроза со стороны ИНЫХ, меня не посмеют тронуть. Максимум, на что способны мои недоброжелатели, — это называть меня «летехой», которому повезло разгромить пришельцев.

— Они ошибаются.

— Да. Многие не понимают главного: к моменту вашего вторжения на Землю мой взвод уже несколько лет готовился к первому полету в космос. Мы мыслили иными критериями, наша подготовка не сводилась к владению продвинутыми образцами техники и вооружений. Победу принесло не столько оружие, сколько разум.

Дрог кивнул.

— Я Чужой, но понимаю это лучше, чем многие из людей. Ты мог сжечь Мадагаскар с остатками моей расы, но остановился у последней черты. Ты нашел в себе мужество прийти сюда и задать вопрос: почему?

Лозин выслушал его и ответил:

— Давай не будем ворошить прошлое, Дрог. У нас много дел в настоящем и в будущем. В конце концов, время все расставит на свои места. Это проверено.

Он открыл глаза.

Дезориентация была полной, всеобъемлющей, Андрей не понимал, где находится и что с ним происходит, его разум в данный момент походил на кибернетическую систему, которая пережила глобальный сбой и теперь пытается восстановить целостность своего программного обеспечения с резервных копий.

Ничего не получалось.

Фрагменты далекого прошлого, невероятным образом востребованные из глубин подсознания, никак не стыковались с реальностью.

В информационно-техническом плане — да, но в моральном — нет.

Первые несколько секунд он боялся даже думать о четких, недвусмысленных воспоминаниях своего отца, внезапно вырвавшихся из потаенного узилища памяти. Он не мог оспорить их правдоподобность, потому что теперь они являлись частицей его собственного «я».

Сон, или морок, разом перечеркнувший логику недолгой сознательной жизни.

Перед глазами плыли, не желая обретать резкость, картины происходящего…

Доминик Ван Хеллен…

Командир стоял посреди зала, рядом со связанным ксенобианином.

В руках Доминика был нож. Андрей внезапно увидел его с неправдоподобной отчетливостью: тускло отливающее синевой лезвие с широким кровостоком, готовое вонзиться в горло врага, вдруг стало главной деталью в восприятии окружающего мира.

Пощелкай, дядя Дрог…

— Не делай этого, командир!..

Крик вырвался из пересохшего горла, помимо воли Андрея, — это был не подвластный разуму порыв, — кричала душа, безотчетливо поверившая в наваждение странного сна.

Рука Доминика дрогнула, остановилась на коротком взмахе.

Он повернул голову, недоброжелательно посмотрев на Лозина.

— Очнулся?

— Не убивай его, командир!

В голосе Андрея звучала не мольба — короткий вскрик прозвучал как приказ, и Ван Хеллен откровенно опешил, непроизвольно опустив руку.