Адам захлопнул книгу; вообще-то текст на этой странице был не сильно увлекательный, однако, возвращая томик на место, он растроганно улыбался. Ему вдруг пришло в голову, что он постепенно обнаружит в своем замкнутом мирке кучу неизвестных ему дотоле вещей: схватки хищников, прогретые солнцем палубы груженных углем кораблей. Заставленные бочками с водой, загроможденные просмоленными связками канатов палубы. Он решил, что вернется на следующий день или позже и прочтет другую страницу.

Как хорошо, что его вселенная такая маленькая и спокойная и он может найти для себя тысячу разнообразнейших развлечений.

К.Ни с того ни с сего Адам выскочил из магазина и сунул в рот сигарету. Скосив глаза, он смотрел, как падают на нее капли дождя. Когда бумага пропиталась водой, он прикурил и слушал, как потрескивает, борясь с мокредью, огонь.

Он спустился на приморский бульвар.

Дождя не было давно, очень давно. Это чувствовалось по запаху пыли на тротуарах, прибитой тяжелыми каплями.

Адам побрел вдоль моря; ручейки пресной воды стекали по волосам на виски, проникали под воротник рубашки, оставляя бороздки на соляном панцире, успевшем нарасти за месяцы солнечных ванн и морских купаний. Бульвар был довольно странный: широкая заасфальтированная улица у подножия садов; первая его часть шла вдоль портовых набережных, вторая — мимо маленьких бухточек, где загорали и купались туристы.

Со стороны моря был всего один тротуар. В хорошую погоду там собиралась толпа меланхоличных садистов: поставив локти на парапет, они лицезрели другую толпу — спящих на пляже обнаженных мазохистов.

Можно было выбирать; в одни дни оставаться наверху, с садистами, и пялиться на чей-нибудь живот, как правило, оснащенный пупком.

А в другие ступить на раскаленную гальку, раздеться, лечь на спину, скрестив руки на груди, и лежать под потоком горячего воздуха и взглядами зевак. В этот день у балюстрады никто не стоял, потому что не нашлось сумасшедших любителей загорать под дождем, что доказывало вышеупомянутую закономерность. Впрочем, вполне вероятна и обратная зависимость: пляж был пуст, потому что никто не глазел сверху.

В любом случае вуайеристы и пляжники отсутствовали, и Адам медленно брел вперед, засунув руки в карманы. Дождь затушил сигарету, Адам бросил ее через перила и смотрел, как она падает на набережную, потом поднял глаза и заметил вдалеке два крана и один корабль.

Черные железяки не двигались. Краны застыли, вытянув сведенные жестокой судорогой руки; над трубой зажатого между ними корабля вился дымок. Корабль был тускло-красный, с залитыми дождем иллюминаторами. На корме красовались крупные буквы половинки названия:

«ДЕРМИ»

и

«СЕЛЬ»

Невидимое слово могло быть «Командующий», или «Адмирал», или «Капитан», а может, «Город». А могло: «Пахи», или «Эпи», или что-нибудь другое. Можно было поспорить на десять миллионов — если бы они были или если бы дело того стоило, — что нижнее слово — «Марсель».

Но это было не все; дождь не утихал, и со всех сторон доносился шорох сухих листьев; монотонный треск доминировал в грязном пейзаже. Адам впал в скорбную апатию; он слегка наклонился и прислонился к железной балюстраде. Вцепился в нее, чтобы вода кровью стекала с пальцев на мокрые прутья. Он подумал о собственной смерти, о своем опустевшем теле, лежащем ночью на мокром от дождя асфальте набережной, о бледном, как утро, трупе самоубийцы с вытекающей на землю струйкой крови, последним тонким корешком, цепляющимся за недра земли. Звук прибоя напомнил ему шум водопада; все пространство до самых доков было объято тишиной и покоем и одновременно дышало угрозой и ненавистью. Сердце Адама билось все чаще и сильнее; он привалился грудью к металлическому парапету. Пустынные набережные были завалены брошенными товарами, кое-что успели прикрыть брезентом, кое-что — нет.

У воды и на воде стояли два крана и корабль. Они напоминали скрежетавшее под дождем нагромождение острых осколков бритвенных лезвий. Как только началась гроза, люди спрятались под навесом; все накрыла бледная тень совершенного убийства. Работы не стало, и пришла смерть.

Возможно — кто знает? — где-то под обломками, тут и там, еще теплилось дыхание жизни. Но, уж конечно, не в воронках от снарядов, не там, это точно. Ожила, опьянев от дождя, прибитая угольной и цементной пылью трава. Выжили парочка муравьев, кошка да старый моряк, покуривавший трубочку в опустевшем бидонвилле.

Но эти не в счет; они всего лишь призраки и К 0.

Честно говоря, то, что случилось с Адамом в этот дождливый день, могло произойти и в любой другой. Например, в тот день, когда дул сильный ветер. Или в день равноденствия, или в один из дней, когда ярко светит солнце. По земле разольются лужи света; на набережную выйдут люди, женщины и дети. У него за спиной будут рычать машины; по дороге на пляж он повстречает группы молодняка в свитерах, майках и джинсах с включенными транзисторами. Орущими песни, вроде этой: