Шрифт:
— Пожалуй, ничего особенного. Был на даче. Смотрел старые фильмы в новом качестве, спал…
— Вот как? Старые фильмы? «Семнадцать мгновений» в цвете не пытались смотреть? — поинтересовался Лёша, который всем задавал этот вопрос, поскольку имел на его счет свое незыблемое мнение.
— Ну что вы?! Как можно?! — по-настоящему возмутился Квак. — Это же преступление, так испортить великолепный, великий фильм!
Алексей буквально просиял. Ему стало очень приятно, как бывает приятно всегда, когда вдруг оказывается, что твой собеседник и коллега — еще и твой единомышленник, и у вас с ним общие предпочтения. Это сближает.
Лёша предложил Кваку присесть, стал рассказывать ему о планах, намеченных им по возвращении:
— Первым делом, разумеется, поставки в ведущие федеральные онкоцентры. Это в наивысшем приоритете, Александр Кириллович. Затем все переходим на осадное положение, весь коллектив института будет жить тут же, на территории «Альтаира», в щитовом городке.
— Это зачем же так по-спартански? — удивился Квак.
— Затем, что я из своей поездки планирую привезти кое-что особенное, — проговорился Лёша, но решил, что уж «своему-то» можно знать, и, понизив голос, признался: — Я, Александр Кириллович, улетаю очень далеко, на Восток.
— В Японию? — удивился Квак. — Вы же говорили вроде, что летите в отпуск куда-то на юг Европы? Так, кажется?
— Нет, не в Японию, — Лёша помедлил немного, потом решил: «Ничего страшного. Он же свой. Да и вылет уже совсем скоро. Что может произойти? Обязательно надо, чтобы кто-то знал, куда я собираюсь, а то мало ли…» — Я на Камчатку лечу, — выдал свою тайну Лёша. — И не в отпуск, совсем не в отпуск. Я работать там буду, искать…
— Искать будете? — живо заинтересовался Квак. — Что же вы там собираетесь найти?
Лёша понял, что зашел слишком далеко.
— Простите, Александр Кириллович, но я верю в приметы. Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Простите, но я не могу вам сказать. Прошу понять меня правильно.
— Ну, как вам угодно, как вам угодно, — с показным равнодушием в голосе и в жесте вяло поднятой руки ответил Квак, — я вас не неволю, боже упаси. А вы что делали на выходных, Алексей Викторович? — сменил тему коварный заместитель директора, не ожидая, что его вопрос вызовет такую реакцию: Лёша густо покраснел, прямо зарделся, пробормотал что-то невнятное, потом, словно опомнившись, взял себя в руки, и лицо его приобрело прежний оттенок.
— Если совсем честно, я слегка выпил во время банкета в пятницу, а потом прилично напился в ночь на субботу и все два дня страдал абстинентным синдромом, а проще говоря, похмельем. Я же вообще не пью. Ничего и никогда. А здесь… — Лёша махнул рукой. — Я чуть не убил себя, вот что значит монголо-татарское иго для нас, славян. Благодаря его наследию у нас в организме совершенно отсутствуют необходимые для переработки этанола ферменты, печень отказывается нейтрализовать алкоголь, похмелье жутчайшее, а доза-то, признаться, детская. Кому сказать — засмеют! Чекушка водки!
— Может, какая-нибудь некачественная водка, мало ли… Значит, на Камчатку вы, — задумчиво произнес Квак, глядя куда-то мимо Лёши и старательно изображая перед ним свою детскую мечту о дальних походах. — Эх, и я бы с вами махнул! Ведь ни разу там не был, а говорят, там красотища невероятная! Край Земли… Возьмите меня с собой? Нет, я серьезно! — загорелся было идеей Квак, про себя лихорадочно соображая: «Если он найдет что-то, там его и закопать». Но столь очевидному (для людей знающих) Квакову коварству не суждено было сбыться. Лёша сразу же и категорически ему в этом отказал:
— Простите, Александр Кириллович, но что мое, то мое. А потом, я уже давно привык быть один. Так лучше получается сосредоточиться. И кроме того, возьми я вас, кто же станет контролировать выполнение текущих дел здесь? Институт нельзя оставлять совсем без руководителя! Вспомните, что случилось с французской армией после отъезда Наполеона из Москвы.
Квак обратил всё в шутку: мирно поднял руки, показывая, что он и не смеет ни на чем настаивать и всё прекрасно понимает. Мечта — есть мечта, это такая вещь очень индивидуального пользования, нельзя ее нарушать посторонним вмешательством.
— Вот вы говорите, что привыкли путешествовать в одиночку. Позвольте задать личный вопрос? — изменил вектор беседы Квак, и Алексей кивнул: «Спрашивайте». — У вас есть друзья, подруги?
Лёша с сожалением развел руками:
— Друзья все, кто в бизнесе, кто где-то еще. Словом, в делах. А подруги… Их количество, превышающее одну, требует немало свободного времени, а также известной страсти к переменам и разнообразию в плотских утехах. Мужская, конечно, история, но я в нее как-то не попал. У меня была подруга… — Он осекся, понял, что сейчас все предметы вокруг потеряют резкость, и этот Квак, который на подсознательном уровне всегда вызывал у Алексея скрытую в тумане неприязнь, станет свидетелем его глубокой, очень личной драмы.