— Интересная философия, Буян, — усмехнулся Быстрый Бен. — А если "что-то" слишком большое, или его слишком много, или оно круче тебя самого?

— Тогда, маг, я рублю его на части.

— А если не получится?

— Тогда ищите кого-то, у кого получится. Может, они порубят друг друга. Двойная выгода. — Он помахал полупустой бутылкой. — Думаете, все будет по вашему плану? Идиоты. Я раскорячусь и нагажу на ваши планы!

Калам улыбнулся Быстрому Бену: — Похоже, и Буян на что-то пригодится.

Колдун хмурился: — Раскорячиваться?

— Нет, искать кого-то, кто сделает грязную работу. Мы же с тобой уже старички, а, Быстрый?

— Мы просто закалились. — Бен поглядел на крепость. — Ладно. Дай подумать…

— О, тогда нам крышка!

— Буян, да ты пьян, — сказал Калам.

— Я не пьян. Две бутылки мне нипочем. Буяну нужно целое море.

— Вопрос, — сказал колдун, — в том, кто в первый раз победил К'чайн Че'малле? И жива ли еще эта сила? Когда мы найдем ответы…

— Я же сказал, — пробурчал фалариец, — вы болтаете и болтаете, да ничего не набалтывается.

Быстрый Бен потер глаза. — Хватит. Давай, Буян, порази нас перлами красноречия.

— Во-первых, вы сразу решили, что ящерицы вам враги. В-третьих, если правдивы сказания, ящерицы сами себя побили, так какого Худа вы пачкаете штаны? Во-вторых, Адъюнкт хочет знать о них всё и куда они летят. Ну, крепости никуда не летят, что внутри, мы уже знаем — работа сделана. Идиоты, вы хотите вломиться внутрь. Зачем? Хоть намекните. И в — пятых, вам белое вино требуется? Я рисовую мочу не пью.

Быстрый Бен придвинулся к столу и толкнул бутыль к Буяну.

Трудно придумать более ясный жест поражения в споре, подумал Калам. — Кончайте есть, — сказал он, — нам пора уходить из клятого садка назад, к Четырнадцатой.

— Я хотел бы, — ответил Бен, — обсудить кое-что еще.

— Так давай, — порывисто сказал Буян, взмахнув ножкой куропатки. — Буян даст ответы, если сумеет.

— Я слышал истории о малазанской эскадре, столкнувшейся с чужими кораблями у побережья Гени. По описаниям эти противники похожи на Тисте Эдур. Буян, как звался ваш корабль?

— "Силанда". Повсюду на палубе мертвые серокожие, а капитан пришпилен копьем к сиденью в Худом клятой рубке — черт дери, какая рука так…

— И Тисте Анди… головы…

— Тела были внизу, сидели на веслах.

— Серокожие — это Эдур, — продолжил Быстрый Бен. — Похоже, не могу сложить два и два. Это и беспокоит. Откуда пришли эти Тисте Эдур?

Калам хмыкнул: — Мир велик, Быстрый. Они могли приплыть издалека, сбитые бурей. Или это исследовательская миссия.

— Скорее набег, — вмешался Буян. — Ведь они напали сразу. Да и там, где мы в первый раз нашли "Силанду", была битва. С Тисте Анди. Месиво.

Быстрый Бен снова потер глаза и вздохнул: — Около Коралла, во время Паннионской войны, нашли тело Эдур. Оно всплыло из глубин моря. — Он покачал головой. — Кажется мне, мы их видели не в последний раз.

— Королевство Теней, — сказал Калам. — Оно принадлежало им, и они хотят вернуть его.

— Тебе Котиллион сказал? — прищурился Быстрый Бен.

Калам пожал плечами.

— Снова к Темному Трону? Не удивительно, что я беспокоюсь. Скользкий, ловкий ублюдок…

— Худовы яйца, — зарычал Буян, — дайте хоть рисовой мочи. Вы без конца болтать будете. Темный Трон не страшен. Темный — просто Амманас, а Амманас — всего лишь Келланвед. Как Котиллион — всего лишь Танцор. Видит Худ, я знаю императора. И Танцора. Они что-то затеяли? Как странно… Они вечно что-то затевали, с самого начала. Скажу вам прямо, — тут он прервался, чтобы глотнуть рисового. Скривился и продолжил: — Когда осядет пыль, они засияют как жемчужины на вершине навозной кучи. Боги, Старшие Боги, Драконы, неупокоенные, духи, сама страшнолицая Бездна — у них ни шанса нет. Хочешь беспокоиться о Тисте Эдур, маг? Давай. Они когда-то правили Тенью, но Темный Трон их побьет. И Танцор. — Он рыгнул. — Знаете, почему? Я скажу. Они всегда нечестно играют.

Калам глянул на пустое кресло. Глаза его медленно сужались.

Спотыкающиеся, еле бредущие или ползущие по ковру белого пепла, все они собирались вокруг Бутыла. Он сидел под медленно кружащимися звездами. Солдаты молчали, но каждый повторял один и тот же жест — осторожно касался головы крысы Игатаны.

Нежно, очень почтительно — пока она не кусала протянутый палец. Тогда солдат с глухим проклятием отдергивал руку.

Так Игатана перекусала всех.

Она голодна, объяснял Бутыл, и носит выводок. Он объяснял — или пытался объяснять, хотя никто не слушал. Кажется, им было все равно — укус стал частью ритуала, платой, жертвой крови.

Тем, кто спрашивал, он отвечал, что его она также укусила.

Это было ложью. Не его. Не она. Их души загадочно связаны. Это слишком сложно, чтобы объяснять. Он изучал животное. Да, слишком — подходящее слово.

Маг погладил черную голову. "Моя милая крыска. Моя сладкая… о, черт! Чтоб тебя, сука!"

Блестящие глазки смотрели на него, подергивались усы.

"Мерзкая, отвратительная тварь".

Он положил крысу на землю. Пусть хоть в пропасть падает. Но крыса просто свернулась клубком около левой ноги и заснула. Бутыл оглядел на скорую руку разбитый лагерь, но скопление сонных лиц. Никто не разжигал костров. Забавно — если у тебя извращенное чувство юмора.