Ещё у неё была пасть не с четырьмя клыками, а с целым частоколом, хорошо, хоть редким, что делало её похожей на пасть рыбы голиаф. Мы такую как-то раз выловили в реке Конго, но у этой твари зубы явно были подлиннее. Сделав в нашу сторону ещё несколько прыжков, Хозяйка болот привстала на задние лапы, посмотрела в нашу сторону, развернулась и попрыгала назад. Всё это я заснял на видео и если одержу победу, то на Земле смогут полюбоваться, с каким чудовищем мне пришлось сразиться на Изендере. Похоже, что она не решалась уходить далеко от своей избушки, чтобы её кто-нибудь не занял. Гнаться за ней я посчитал лишним хотя бы потому, что нас обоих колотило от нервного перевозбуждения и, чего уж греха таить, ужаса. Поэтому я кулем свалился на траву и Сокки облегчённо вздохнул. Мой конь дрожал всем телом так, что звякали морские доспехи, и то и дело нервно всхрапывал. Немного подумав, он тоже сначала опустился на колени, а потом рухнул набок и шумно задышал.

Чуть больше часа мы отлёживались и грелись на солнышке. В горячке я как-то не обратил внимание, что смоляная ловушка была вдобавок ко всему ещё и холодной. Не то что бы ледяной, но всё же ощутимо холодной. Поэтому я лежал на спине, прижимал к груди своё новое оружие, смертельная опасность заставила быть изобретательным, и время от времени ругал себя последними словами. Вот ведь прав был тот, кто первым сказал — не знаешь брода, не лезь в воду. Окончательно успокоившись, я положил глефу на траву, встал, поднял Сокки и принялся его рассёдлывать. Морских, чешуйчатых, как лорика сквамата, доспехов я с него снимать не стал, а накидку и так не стал на него надевать.

Доспехи защищали моего коня почти полностью и даже сзади под хвостом у него висела длинная чешуйчатая юбка, а репицу хвоста охватывал витой браслет. Они были изготовлены из какого-то очень прочного материала даже более лёгкого, чем моя магическая броня и конь мог махать хвостом. Ноги Сократа, что передние, что задние, в нижней части были закрыты кольчугой плотного плетения и поножами, а голову защищал шлем с длинным, съёмным мечевидным рогом и вот его-то мне захотелось усовершенствовать. На галере моего коня научили сражаться не хуже иного рыцаря и в том числе наносить по врагу удары метровой длины мечом на лбу. Вот его-то я и хотел усовершенствовать как можно скорее, поскольку в ходе сражения со смоляной ловушкой-хамелеоном кое-чему научился.

Похоже, что медведи и гигантские жабы были непримиримыми врагами и этим следовало воспользоваться. Если уж что и возьмёт магическую плоть Хозяйки болот, то только моя новая глевия с лезвием из медвежьего когтя. Поэтому снял с шлема Сокки его хиленький мечик, достал из сумы медвежий коготь и, не мудрствуя лукаво, насадил оружие Хозяина Медвежьего Леса на него, после чего приладил к другому концу глефы. Приказав коню оставаться на вершине холма, я нашел вторую смоляную ловушку и спустился к ней. Эта гадина затаилась и делала вид, что она здесь ни причём и, вообще её ничто не касается. На выстрел небольшим огненным шариком эта магическая зараза никак не отреагировала, зато когда я плюнул на неё и превратил свой плевок в магический артефакт и произнёс заклинание разрыва, не выдержала и превратилась в то, чем была.

Вот тут-то я и резал по ней медвежьим когтем и полосовал до тех пор, пока он не сплющился и не вытянулся в длину почти вдвое и тогда я принялся рубить её теперь уже двухлезвийной глефой, как гребец-байдарочник. Визжала эта тварь, как скаженная и вскоре стала сереть. Вот тогда-то я и нанёс по ней удар огненными шарами. На то, чтобы уничтожить смоляную ловушку, у меня ушло около часа, зато я осушил болото вокруг неё, причём основательно. Когда я направился к тому месту, где мы с Сокки влипли в смолу, то увидел, что мелкое озерцо было полностью осушено и что вода даже не заполнила нору смоляной ловушки полностью. Воткнув лезвие глефы в ил, я убедился, что он очень плотный и вязкий. В ассортименте магических заклинаний огня, почерпнутых Виктором у Левия, имелось такое, которое превращало плазменные шары в жидкий огонь и я решил попробовать подсушить или с его помощью.

В итоге уже через полчаса я был вынужден ретироваться, так как перестарался и ил вообще чуть было не расплавился, из-за чего начавшая зеленеть кочка загорелась. Зато я теперь знал, как проложить дорогу к хижине тёти жабы. Когда спекшийся в камень ил остыл, а кочка перестала дымиться, я без особых помех добрался до следующей смоляной ловушки и её постигла та же участь. Всего в этот день я уничтожил восемь ловушек и проложил через болото два километра отличной дороги. На холм я вернулся весь в саже и от меня так воняло дымом, что Сокки недовольно фыркнул. Зато ночь прошла спокойно и наутро мы отправились в путь. Мой конь шел позади меня метрах в ста пятидесяти и мы оба были постоянно настороже.

Как только я добрался до очередной ловушки, на этот раз очень большой, началась нудная и грязная работа, которая продлилась полторы недели, пока мы не вышли на твёрдую землю. Это было подножие довольно высокого холма шириной километров в семь, со склонами, изрезанными извилистыми оврагами. Хозяйки Лингийского болота нигде не было видно. Она почему-то не хотела с нами общаться, хотя мы шли к её логову с таким упорством, буквально не щадя своих сил. Вообще-то вкалывать пришлось всё это время мне, а Сократ просто переходил от одного места, где я устанавливал для него ясли с конскими харчами и магическую поилку, к другому. Я тоже приноровился уничтожать магические ловушки всего за пять минут. Сняв второе лезвие глефы и привязав к приделанному к рукояти кольцу репшнур, я просто подбрасывал её высоко вверх и, применяя заклинания магии воздуха, с силой вонзал в самый центр, но дожигать этих тварей огненными шарами всё равно приходилось.

Когда ранним утром мы добрались до жабьего острова, то уже через полчаса я смог сесть в седло и, не долго думая, принялся методично обстреливать его плазменными ядрами, выбрасывая их с обеих рук, как из мортиры. Стрелял я с изрядной частотой и очень долго, часов пять, забрасывая ядра как на вершину холма, так и на другую его сторону. Жаба упорно хранила молчание. По всей видимости она решила поступить как тот дракон, который, завидев злобного рыцаря, заперся в своей пещере и терпеливо выслушивал в свой адрес потоки брани и оскорблений, а когда рыцарь, сорвав глотку, уехал, высунулся, усмехнулся и сказал: — "Ну и что с того, что я такой-сякой поганец и всякое разное, зато живой". Сократ относился ко всему с олимпийским спокойствием, я тоже не рвал сердце на части и когда счёл, что артподготовка была достаточной, поскакал на холм.