Шрифт:
Кроме того, в дальней части исполинского помещения, почти на пределе разрешающей способности сенсоров происходило что-то непонятное.
Термальные всплески, похожие на размытые пятна, говорили о резком повышении температуры, но не несли конкретной информации об источнике аномалий.
Единственное о чем Дайл мог судить наверняка, — принимаемые сигналы не являлись следствием работы теплообменников ректора, во-первых, подобные системы как правило имели надежную изоляцию, и защиту от нежелательных излучений, во-вторых, источники тепла располагались на некотором удалении друг от друга, не образуя непрерывного контура.
…Отчет программ указывал на пятнадцать процентов мощности в его собственных накопителях и в сложившейся ситуации Дайл мог рассчитывать только на короткое пятисекундное включение реактивных движителей [5] . Оставшейся после этого энергии хватит лишь на поддержание функций ядра его собственной системы.
Огромное помещение манило, но, увы, выбить вентиляционную решетку Дайл уже не мог.
Логика предсказывала лишь один вариант развития событий — еще некоторое время он будет воспринимать окружающий мир, затем, когда емкость накопителей упадет до пяти процентов, периферия войдет в энергосберегающий режим, и он перестанет воспринимать окружающую действительность, погрузившись в информационный вакуум.
5
Конструкция реактивных движителей основана на микротурбинах, использующих атмосферный воздух для формирования реактивной тяги. Небольшой автономный запас топлива для движителей иного типа был израсходован Дайлом во время его бегства от места падения обломков штурмовика.
В роковой момент Дайл отчетливо вспомнил состояние Герды, предшествующее последнему боевому вылету, — теперь он намного лучше понимал ее мысли. Уже не задумываясь о глобальном смысле существования Дайл хотел жить… то есть, продолжать функционировать, вопросы о смысле существования внезапно поблекли, отошли на второй план, оказывается, просто быть — это уже смысл, непременное условие для возникновения последующих, более сложных желаний и мотивов.
Просто быть. Осознавать себя, иметь возможность свободно перемещаться…
По меркам человеческой психологии (отпечаток которой несло сознание Дайла), положение складывалось безвыходное…
Модуль «Одиночка» уже не полагался на логику, он искал выход из тупика, способ спасения среди доставшихся ему в наследство от Герды, человеческих мыслей.
Что бы сделал она, оказавшись на его месте?
Бронированная сфера, предназначенная для эвакуации ядра «Одиночки», не оснащалась синтезаторами речи, но Дайл все же закричал, посылая мольбу о помощи на всех доступных частотах связи…
3
Яков Стравинский давно перестал адекватно воспринимать данность.
Два десятилетия, что он провел под землей, наложили неизгладимый отпечаток на его психику. Память постепенно тускнела, события прошлого отдалялись, исчезая за пологом забвения, и ему все чаще начинало казаться, что в жизни и не было ничего иного, кроме огромного, разделенного на сотни отдельных помещений зала, где ему удалось спрятаться от войны, обмануть злую судьбу, бросившую молодого лейтенанта в самое пекло сражений Первой Галактической.
Память о тех днях действительно исчезла, стерлась под наслоениями монотонных будней. Если раньше в бункерной зоне кипела жизнь, постоянно напоминая ему о продолжающемся в космосе противостоянии, то последние пять, а может и все десять лет, Яков провел в полном одиночестве.
Сначала вынужденное затворничество тяготило его, хотелось оставить свой пост и попытаться подняться наверх, выяснить, почему более не приходят заявки на биологические компоненты, но страх оказался сильнее. Он слышал, что война вошла в новую, необратимую фазу, и теперь на службу в ВКС забирают всех подряд, не взирая на возраст и физическое состояние. То, что он потерял руку, которую заменил кибернетический протез, более не служило достаточным поводом для уклонения от участия во вселенской бойне, и он струсил, испугался, решив, что если о нем забыли — то быть посему.
Постепенно он свыкся с одиночеством и уже не хотел, чтобы сюда вернулась прежняя суета, когда заявки на получение биоматериалов приходили ежесуточно.
Прошлое тонуло в дымке забвения, он перестал считать дни, потерял ощущение времени, уже не радуясь и не огорчаясь своему одиночеству.
Потом прошло и это, память окончательно потускнела, и Якову стало всерьез казаться, что он провел в этих стенах всю жизнь.
Он ел и спал, изредка, по укоренившейся привычке совершал обход помещений исполинского зала, не замечая, как постепенно до срока состарился: его лицо осунулось, кожу подернули морщины, а все из-за того, что он совершенно перестал следить за собой, пристрастившись к ежедневному приему сильнодействующих успокоительных препаратов.
Стравинский перестал жить, перейдя на полурастительное существование, от безделья и одиночества его разум деградировал, мышцы ослабли, прошлое исчезло…
…Проснувшись от шума, он не испытал чувства тревоги.
Небольшой отсек с установленным в нем синтезатором пищевых концентратов, походил на логово: Яков натаскал сюда мягкого упаковочного материала, зарывшись в который он спал, по пятнадцать-двадцать часов в сутки. Отставшее время он бездумно тратил на бессистемные блуждания по подземным коммуникациям, следуя скорее привычке, выработанной за много лет, чем насущной необходимости. Автоматика прекрасно справлялась со своими обязанностями и без его участия, и Яков, быстро утомляясь от физических нагрузок, обычно возвращался к своему убежищу через два-три часа, чтобы безразлично прожевать безвкусный брикет пищевого концентрата, выпить воды и проглотить янтарного цвета шарик, который дарил спасительное забытье.