Где-то продолжались схватки машин, а среди обломков «Нибелунга» вдруг начался еще один, необычный акт поствоенной игры судеб.

Да, у машин (по крайней мере у некоторых, обладающих достаточными вычислительными мощностями) тоже, оказывается, была своя судьба.

Незримые эфирные волны распространялись среди припорошенных снегом руин.

Сквозь монотонное завывание ветра вдруг пробился характерный звук — это поврежденный андроид внезапно шевельнулся, его сервоприводы по непонятной причине вновь заработали, ломая хрупкую корку наледи. В сгущающихся сумерках тускло зардел точечный индикатор, возвестивший о работе аварийного навигационного устройства, принимающего внешние команды.

Поврежденное ядро системы по-прежнему не функционировало, и потому перехват управления сервомоторами не встретил противодействия. Сейчас среди руин ожил не полноценный кибернетический механизм: движимая внешней волей, шевельнулась его механическая оболочка.

Первый шаг андроида оказался на удивление точным, выверенным — таинственный оператор, видимо, отлично знал, как следует поддерживать равновесие шагающего привода на ненадежных, покрытых снегом, скользких от образовавшейся наледи поверхностях.

Отыскав импульсную винтовку, которую андроид аккуратно прислонил к огрызку стены перед роковым запуском, человекоподобный механизм начал пробираться между завалами бетонного щебня к тому месту, где в теснине разрушенного проспекта покоились обломки штурмового носителя класса «Нибелунг».

Он шел навстречу своей новой судьбе, но дистанционно управляемая механическая оболочка никак не могла осознавать данного факта.

Пилотажный скафандр, предназначенный для условий космоса, радикально отличался от привычной Земцову экипировки, но, тем не менее, он испытал чувство, граничащее со звенящим восторгом, когда после долгого (по его меркам) перерыва вновь облачился в боевую экипировку.

Оказывается, как много значат для человека вещи, создающие определенный психологический настрой!..

Андрея будто подменили.

Он вновь ощущал, как десятки встроенных систем контактируют с его рассудком, и это обстоятельство мгновенно меняло знаки — он более не испытывал сомнений, напротив, шаг навстречу неведомому через тесную шлюзовую камеру «Гепарда» стал для него единственным, желанным действием, — все проблемы внезапно отдалились, будто их не существовало вовсе, а был лишь период затянувшегося морока, который теперь, слава богу, исчез… растворился в вернувшихся ощущениях собственной дееспособности.

Каждый человек принадлежит своей эпохе.

Его эпохой являлась война, но возвращался Земцов не в кровавый, горячечный бред бесконечной череды боев… нет, он просто ощущал внутреннее возрождение, реабилитацию навыков, дающих чувство уверенности и (возможно иллюзорную) степень личной свободы.

Другому человеку он бы не смог объяснить собственные чувства.

Пилот-ложемент «Гепарда» также имел мало общего с аналогичным устройством в рубке серв-машины, наблюдалась лишь некоторая схожесть основных узлов, но для Андрея неоспоримую значимость имела не конструкция, а внутреннее восприятие происходящего.

Он сел в кресло, дождался, пока щелкнут замки страховочных ремней и чуть приподнимутся, вставая в боевое положение, лепестки механического бутона спасательной капсулы, которая замыкалась в герметичный кокон и катапультировалась в случае критических повреждений штурмовика.

Доминантой мыслей оставалось чувство возрождения, когда каждый нерв буквально звенел от напряжения, но разум оставался кристально чист, он был готов встретить свою судьбу, как бы ни обернулись обстоятельства в дальнейшем.

Он сам принимал решения, а знакомая техногенная оболочка гарантировала ему свободу волеизъявления.

Вот, оказывается, что так сильно тревожило Земцова, не давало ему покоя с того самого момента, как он впервые очнулся на госпитальной койке.

Психология ли, философия жизни или зависимость испепеленного войной рассудка, ощущающего собственную полноценность лишь по совокупности определенных факторов окружающей обстановки, но Андрей, не углубляясь в анализ, понимал, что ожил, встрепенулся, будто вынырнул из гибельного омута навстречу свету и глотку воздуха.

Предметы.

Он уже успел позабыть бывший когда-то привычным жест, но тихий шелест мотора подачи живо напомнил полустертые в памяти ощущения тех лет, когда он еще понятия не имел, что станет пилотом серв-машины.

Пять лет он воевал в составе эскадрильи «Гепардов».

Шелест подъемника завершился сухим щелчком фиксаторов. На поддоне небольшого устройства, поднявшегося справа от широкого, усеянного кнопками подлокотника, черной глянцевитой змеей притаился, свернувшись в кольцо, шунт нейросенсорного контакта.