– В землетрясение она играла, – пробурчал Антон. – Не ясно, что ли?

– В землетрясение? – искренне поразился Гранович, и на Элю взглянул с большей серьёзностью. – Что это за игры такие?

– Если ты будешь ей вопросы задавать, то всё сильно затянется. Собирай, давай, - не особо церемонясь, перебил его Антон.

– Хм. А инструкция есть?

Дети на него уставились.

– Инструкция?

– Ну, где-то должно быть написано, что к чему крепить?

– О-о, - протянул Антон и широко усмехнулся. – Лучше маму позвать. Слышишь, Эль? А он пусть пирог печёт.

Дима мальчишку по носу щёлкнул, и тот назад, на спину повалился, фыркнув от смеха.

– А мама вот прямо возьмёт и соберёт, - не поверил Гранович.

Антон поглядел на него с лёгким презрением.

– Мама его за десять минут собрала! Без всяких инструкций.

– Да? – Дима тыльной стороной ладони потёр нос. – Видно, опыт у неё большой. – Прикрепил к основанию первый кусок стены, взял у Антона второй. И плечи расправил, когда Элька на его спине повисла, обхватив руками за шею и через плечо с интересом наблюдая за тем, что и как он делает. – Ты запоминай, - сказал Гранович девочке, - в следующий раз, после землетрясения, будешь это делать сама.

Никакими десятью минутами тут и не пахло, они провозились почти час, и Дима впал в серьёзное раздражение, когда не с первого раза сумел прикрепить крышу. Даже вслух высказался о том, что вообще не понимает, зачем этому дому крыша, раз у него задней стены нет! Но зато когда работа была закончена, настоящее удовлетворение почувствовал. Поставил дом на журнальный столик, и развернул фасадом, потом новогоднюю мишуру на крышу пристроил. Посмотрел на довольную Эльку.

– Ну?

– Классно! – выкрикнула она, а Гранович брови вздёрнул.

– Это ты мне сказала?

Она показала ему язык, и дом принялась обнимать, обхватив его руками, как любимого плюшевого медведя. Дима головой качнул, в шутливом возмущении.

– И это вместо «спасибо»?

– Мама, он собрал мой домик! – закричала Элька, вбегая на кухню.

– Прекрасные новости, - порадовалась за дочь Марина.

– Да уж, и всего-то потребовался час, - усмехнулся Дима, тоже появляясь на кухне. Повёл носом, почувствовав аромат печёных яблок и ванили.

– Целый час? – поразилась Марина. – И вы на час оставили работу, чтобы заняться кукольным домом?

– Стараюсь приносить хоть какую-то пользу. Кстати, твоя дочь сказала мне целое слово, – похвастал он, когда Элька убежала, схватив со стола конфету.

– Это на самом деле прогресс.

– Я под впечатлением. – Они вместе рассмеялись, а потом неловко замолчали. – Марина, - начал Дмитрий, на самом деле не зная, как продолжит. А она, наверное, что-то поняла или просто почувствовала, всполошилась, и отвернулась к плите.

– Пирог почти готов. Чай?

Дмитрий моргнул, заставляя себя оторвать от неё взгляд, голову опустил, потом вспомнил, что нужно ответить:

– А молоко есть?

– И молоко есть. – Марина неожиданно улыбнулась. – Я тоже с молоком люблю. Горячий пирог и холодное молоко.

Появилась неловкость, нежданная и негаданная, неизвестно откуда выбралась и повисла между ними, не давая отвлечься ни на что другое. Даже за ужином друг с другом не разговаривали. Только дети болтали без умолку, а они им поддакивали, боясь друг с другом взглядом встретиться. За окном совсем стемнело, в трубах ветер завывал, а в доме тепло и свет приглушённый, наверху детские голоса, а они внизу, порознь, но словно ждут чего-то. Это всё покоя лишало. Дмитрий каждые пять минут из кабинета выглядывал, и каждый раз Марину на прежнем месте находил, у окна. Стояла, плечом к стене прислонившись, занавеску рукой отодвинула и смотрела в окно. Грановичу покоя не давало то, что она там видела. Почему она так любит там стоять? При этом всегда была задумчива и грустна. Да и в приглушённом свете Марина выглядела странно бледной, и чересчур несчастной. К тому же сегодня Дмитрий был уверен, что она о бывшем муже думает, о том, может он вернуться к ней или нет. А ведь это он ей эту мысль подал!..

С кухни всё ещё пахло пирогом, от которого уже и не осталось ничего, но от этого приятная теплота при воспоминании не уходила. Дмитрий из кабинета вышел, и остановился, глядя на тёмный проём кухни. Долго смотрел, время тянул, а всё потому, что никак не мог справиться с желанием подойти к Марине. Знал, что не стоит, был уверен, что она этого не ждёт, а он никак не мог найти в себе силы, чтобы внять голосу разума. И зачем-то думал об этом пироге, который никакой роли не играл, но Гранович вспоминал, как они его вместе пробовали, и молоком запивали, и в душе ещё большая сумятица образовывалась. Разрасталась, расползалась по всем уголкам его существа, и это было незнакомо и даже пугающе.

Он просто хотел её. Вот сейчас хотел подойти и взять себе то, что ему нужно. На данный момент нужно. Нехорошие мысли, и Марине они вряд ли понравились бы, но когда Дима на неё смотрел, ему казалось, что от неё тепло идёт, что стоит только подойти, приблизиться, и почувствуешь нечто особенное, чего раньше никогда в его жизни не было. Да и быть не могло. Откуда этому взяться без единственной женщины, от которой это тепло исходит? И не понимал её бывшего мужа: как можно было добровольно отказаться от этого тепла? Замёрзнуть ведь можно…