Бабушка выслушала эту речь с величайшим вниманием, сидя совершенно прямо, обхватив колено руками и свирепо глядя на оратора. Когда он кончил, бабушка, не меняя позы, перевела глаза на мисс Мордстон.

— Ну, а вы, мэм, имеете ли вы что-нибудь сказать? — спросила она.

— Нет, не имею, мисс Тротвуд, — сказала сестрица. — Все, что я могла бы сказать, так хорошо уже высказано моим братом, и все, что мне известно, так обстоятельно изложено им, что мне остается только поблагодарить вас за оказанный нам любезный прием, да, истинно любезный прием, — повторила она с иронией, которая подействовала на бабушку не больше, чем могла бы подействовать на ту пушку, под которой я ночевал в Четеме.

— А что скажет мальчик? — промолвила бабушка. — Хотите вы ехать с ними, Давид?

Я ответил, что ехать не хочу, и стал молить бабушку не отдавать меня. Сказал ей, что мистер и мисс Мордстон никогда не любили меня и никогда не были добры ко мне; сказал, что своим обращением со мной они всегда терзали мою мать, нежно меня любившую, и что известно это не только мне, но и Пиготти. Я признался бабушке, что был у Мордстонов до того несчастлив, что даже удивительно, как мог быть так несчастлив такой маленький мальчик. Тут я стал просить и молить бабушку, уж не помню в каких трогательных выражениях, в память моего отца взять меня под свое покровительство и быть мне другом.

— Мистер Дик, — обратилась к нему бабушка, — что мне делать с этим ребенком?

Мистер Дик призадумался, замялся немного, затем лицо его просияло, и он ответил:

— Велите сейчас же снять с него мерку для нового костюма.

— Мистер Дик, — с торжествующим видом произнесла бабушка, — дайте мне вашу руку! Ваш здравый смысл превыше всех похвал!

Дружески пожав руку мистеру Дику, бабушка вытащила меня из моего угла и, прижав к себе, сказала мистеру Мордстону:

— Можете уходить, когда вам это заблагорассудится. Я рискну взять мальчика, если он даже таков, каким вы его изобразили. Во всяком случае, я сделаю для него не меньше вашего. Впрочем, я не верю ни единому вашему слову.

— Мисс Тротвуд, — проговорил мистер Мордстон, поднимаясь и пожимая плечами, — будь вы мужчина…

— Все это пустяки и вздор! — оборвала его бабушка. — Избавьте меня от ваших разглагольствований!

— Вот так вежливо! Нечего сказать, — воскликнула мисс Мордстон, также вставая. — Действительно, это уж слишком!

— Неужели вы думаете, что я не знаю, — проговорила бабушка, пропустив мимо ушей восклицание сестрицы и продолжая говорить с братом, необыкновенно выразительно кивая головой, — не знаю, какую жизнь вы создали для бедной, несчастной, сбитой с пути девочки? Неужели вы думаете, что я не знаю, каким роковым был для этого маленького нежного созданьица день, когда вы впервые встретились с ней? Я уверена, что вы самодовольно улыбались, бросали красноречивые взгляды, притворялись добряком, не способным обидеть и мухи.

— Никогда не слышала более изысканной речи, — язвительно заметила мисс Мордстон.

— Неужели вы думаете, — продолжала бабушка, — что теперь, когда я вижу и слышу вас… а это, по правде сказать, далеко не доставляет мне удовольствия… я не представляю себе, как вели вы себя по отношению к несчастной девочке? Ну, конечно, кто мог быть более кроток и мягок, чем на первых порах мистер Мордстон! Наивная, ни в чем не разбирающаяся бедняжка была уверена, что другого подобного человека она в жизни и не встречала. Он ведь был сама нежность: поклонялся ей, обожал ее, обожал мальчика, — да, положительно обожал его. Он будет, понятно, для него настоящим отцом, и все они втроем заживут среди роз в каком-то райском саду… Уф! Чтоб вам!.. — вырвалось у бабушки.

— Никогда в жизни не встречала подобной особы! — воскликнула мисс Мордстон.

— А когда вы совсем обошли эту маленькую дурочку, — продолжала бабушка, — да простит меня бог за то, что я так называю ту, которая теперь там, где вы не спешите соединиться с ней, — то вы, как будто и без того уж сделав довольно зла ей самой и ее близким, еще начинаете муштровать ее, как попавшуюся в клетку птичку. Вы хотите заставить ее петь по-своему.

— Она или пьяна, или с ума сошла, — прошипела мисс Мордстон. Ее приводило в отчаяние, что она была не в силах направить на себя поток бабушкиных слов. — Скорее, должно быть, пьяна, — добавила она.

Не обращая абсолютно никакого внимания на это замечание, мисс Бетси, попрежнему глядя на мистера Мордстона и грозя ему пальцем, проговорила:

— Да, вы были тираном этой наивной девочки, вы разбили ее сердце. У этой бедняжки оно было любящее, — я ведь узнала ее за много лет до того, как вы увидели ее, — и вы стали наносить раны в самое нежное место ее сердца, от этого она и умерла. Вот вам вся правда. Я не знаю, нравится ли она вам, или нет. Можете использовать ее сами, и пусть используют ее те, которые были орудием в ваших руках.

— Позвольте спросить вас, мисс Тротвуд, — вмешалась мисс Мордстон, — кого имеете вы в виду, говоря об орудии в руках моего брата?

Мисс Бетси, оставаясь глухой и равнодушной к этому голосу, продолжала свою речь:

— Было совершенно ясно за целые годы до того, как вы увидели ее (и почему только нужно было этому случиться!), что такое нежное созданьице когда-нибудь и за кого-нибудь должно еще раз выйти замуж, но все-таки я не ожидала такой беды. Встретились мы с ней как раз, когда она родила сына, вот этого самого бедного мальчика, которым потом вы пользовались для того, чтобы мучить ее. Это, конечно, воспоминания не из приятных, и я понимаю, что теперь самый вид мальчугана для вас ненавистен. Да, да, вы можете не дергаться, я и без того знаю, что это так.