— За столько лет он вполне мог продрейфовать сюда, если, конечно, был сброшен на околосветовых скоростях? — наконец полуутвердительно изрек он, посмотрев при этом на командира экипажа.

Ни Монтгомери, ни Хоук не успели ответить на глубокомысленное предположение Дитриха — за их спинами опять раздалось шипение, и в рубке один за другим появились остальные члены экипажа «Спейсстоуна».

— Всем доброе утро, — хмуро пробурчал Олег, выглядевший совершенно нездоровым. Покрутив головой, он направился к нише бытавтомата. — Кто будет кофе? — осведомился бортинженер, нажимая кнопки.

— Двойной, без сахара, — поддержал его начинание Эшгар. Иволгин был единственным из вошедших, кто молча подошел к Хоуку, крепко пожал его руку и тут же сосредоточил свое внимание на том мониторе, куда транслировалось снятое с умножителей изображение. От командира не укрылось, что, взглянув на экран, он напрягся, однако комментировать ничего не стал — только искоса глянул на Дитриха, который продолжал флегматично забавляться с сенсором масштабирования.

Пока шел этот обмен молчаливыми мнениями, Золотцев присоединился к остальным, протянув Эшгару пластиковый стаканчик с кофе.

Каждый из присутствующих в рубке вел себя по-разному: Олег и Эшгар были явно озабочены собственным хреновым самочувствием, Миллер взирал на приборы с флегматичностью пресытившегося зеваки, и только, пожалуй, Сергей да еще Яна адекватно отреагировали на информацию.

За девятнадцать с лишним лет полета ледяной сон экипажа прерывался лишь дважды, и то по пустякам — так, пара незначительных астероидных глыб на подходе к Рукаву Пустоты. Здесь следует оговориться: эти два десятилетия реального, объективного времени имели место в базах данных бортового компьютера, но только не в сознании очнувшихся членов экипажа «Спейсстоуна». В их субъективном, личном времени с момента отбытия из системы Онтарио прошла от силы неделя, ознаменованная двумя короткими пробуждениями, и сейчас, несмотря на незаурядность ситуации, подчиненные капитана Алана Хоука взирали на экраны обзора с преступным равнодушием: сказывалась многолетняя привычка к нудным рейсам внутри населенной, цивилизованной системы. Они еще не понимали, что находятся в неизмеримой дали от ближайшей обитаемой планеты, в самых недрах злополучного Рукава Пустоты.

Эту пагубную иллюзию нужно было срочно разбить. Вдребезги.

Хоук лучше других понимал, что должно последовать дальше.

— По местам, — негромко скомандовал он. Олег поперхнулся кофе и закашлялся. Дитрих понимающе улыбнулся.

Эшгар поставил стаканчик на подлокотник и вопросительно посмотрел на командира.

Капитан Хоук, проигнорировав эти реакции, нажал сенсор активации противоперегрузочных ложементов. Тихо всхлипнули сервомоторы, и прозрачные лепестки-сегменты семи механических бутонов медленно раскрылись, освобождая доступ к заплетенным проводами и шлангами противоперегрузочным ложам.

Хоук знал себя, знал свой корабль и экипаж, а потому у него было одно неписаное правило — брать ситуацию в свои руки сразу же по пробуждении.

— Все, я сказал — работаем, — хмуро повторил он, предупреждая любые возможные реплики. — Кто еще не понял, объясняю — тут нет никаких ископаемых, мы вышли впустую и будем вынуждены освидетельствовать данный буй, после чего, вероятно, опять придется ложиться в криогенные камеры.

Новость была не из приятных.

По рубке пробежал стон разочарования, но спорить никто не решился — нрав Хоука знали все.

Реальность очередного пробуждения выглядела крайне неприятно. Теперь, после довольно резкого пояснения капитана, стало абсолютно ясно, что большая часть пути пройдена, но им так и не встретился обещанный Эльдорадо…

— Опять мы в полной… — Дитрих добавил что-то нечленораздельное, направляясь к своему противоперегрузочному устройству.

Обычно экипаж «Спейсстоуна» во время неторопливых маневров в поясе астероидов, где до этого дрейфовала фабрика, работал в разных отсеках за обычными терминалами, без какой-либо дополнительной защиты. Перегрузки при плавном переходе от одной астероидной глыбы к другой были минимальными, неощутимыми, да и подобные незначительные маневры, как правило, совершала автоматика.

Теперь все выглядело несколько иначе.

Те конструктивные дополнения, которые были внесены в управление «Спейсстоуном» для полетов в пространстве с околосветовыми скоростями, потребовали как переподготовки его экипажа, так и изменения некоторых ставших уже традиционными на борту помещений.

Пока они выясняли ситуацию, «Спейсстоун», компьютер которого прервал режим торможения ради спокойного пробуждения хрупких и невосприимчивых к перегрузкам людей, продолжал удаляться от обнаруженного радиобакена, каждую секунду преодолевая порядка ста тысяч километров.

Лучше других это видел и понимал капитан.

Желая подать пример, Хоук первым занял свое место на противоперегрузочном ложементе. Это была сложная амортизационная конструкция, уходящая глубоко в недра корабля. Кресло, в котором сидел человек, являлось лишь макушкой механизма, призванного сгладить, компенсировать влияние действующих на корабль перегрузок.

Шея капитана коснулась подголовника, и это незначительное нажатие активировало встроенные в систему ложемента сенсоры. С обоих боков кресла с тихим ноющим звуком приводов поднялись усеянные кнопками подлокотники, мягко, будто змеи, проскользнули страховочные ремни, сверху, удлиняя штанги, опустились приборные панели.