Шрифт:
Куда и кому везли изделие Кировского завода с бортовым номером 638? С башней, экранированной 25-мм листами, приклепанными к ней циклопическими заклепками, и лобовой 95-мм броней. С грабинской Ф-32 в солидной, внушительной даже на вид угловатой башне. Какая теперь разница? Важно было только то, что танк стоял на платформе. Стоял «сухой» — без капли топлива, без аккумуляторов, без масла. Ну и разумеется, без боекомплекта…
А рядом с платформой, на рельсах, держали друг друга за грудки два командира. Один черный, другой белый…. и оба красные. Красные не только по пролетарскому происхождению, но и от ярости…
— Это мой танк!!! Я его первый увидал!!!
— Насрать, он мой! Мне нужнее!
— Зачем тебе танк, маслопуп хренов! Есть у тебя паровоз, вот на нем и езди…
— Я старше тебя по званию! Приказываю тебе встать СМИРНО!!!
— А в глаз?!
Неконструктивную беседу безуспешно пыталась, наподобие почившей в Бозе Лиги Наций, урегулировать блондинка-дежурная:
— Ой, хлопци, та ви що, сказылись?… Ежели вы из-за менэ, та я вам обоим с удовольствием дам…
Командиры, как по команде, повернули к ней гневные лица — одно белеющее в темноте, второе — сверкающее не знавшими «Колгейта» зубами, и хором выдохнули:
— Дура!!! Пошла НАХРЕН!!!
После чего посмотрели друг на друга и… засмеялись.
Через пятнадцать минут.
Там же
Командир мотоброневагона «Смерть фашистам!» лейтенант НКВД Бузов уговаривал Эспадо, прямо как маленького:
— Ну вот скажи, зачем он тебе? А я его к своему бронепоезду прицеплю, прямо на платформе — будет у меня еще один броневагон… моя ласточка вполне его таскать сможет… А тебе-то он зачем?
Старший лейтенант Эспадо (с временным удостоверением, писанным на вырванном из блокнота листке, зато самим Ворошиловым собственноручно!) со слезой в голосе отвечал:
— Товарищ капитан, [106] как Вы не понимаете… У нас ведь не танки — одно позорище, а у фашиста и броня, и калибры… Нам бы хоть один! Хоть один такой красавец!
— Все, брат, я понимаю… но ведь сам ты его водить не сможешь? Это ведь не велосипед!
— А чего там мочь-то… небось не Бином Ньютона! — донесся до командиров голос из-под грузовой рампы. — Дизель V-образный, двенадцать цилиндров, В-2К…
106
Лейтенант НКВД на армейские деньги.
— Это кто там? — грозно спросил Бузов.
— Осужденный заключенный Солдатенко Иван Тимофеевич, 1918 года рождения, часть 9 статья 58 УК РСФСР, начало срока 1 июля 1940 года, окончание срока 1 июля 1943 года! — бодро донеслось из-под рампы.
— Ну и что же ты такое натворил, вредитель? — удивленно сказал Бузов. — Срок у тебя для 58-й статьи просто какой-то детский!
— Я… Кошечку уби-и-ил… — сконфуженно раздалось из-под рампы.
Призванный на Большие учебные сборы водитель-испытатель Харьковского (а какого еще — с такой-то фамилией?) паровозостроительного завода Солдатенко вовсе не испытывал танки… Его профиль был иной — тяжелый артиллерийский тягач «Ворошиловец».
Отличная, скажу вам, машина. Легко таскала на буксире любую отечественную бронетехнику, включая пятибашенный Т-35, и любую артсистему — вплоть до 280-мм пушки. Двигатель там стоял отменный, В-2В, машина перетяжелена не была. Что бы ей не таскать!
Шибко любил ее Солдатенко. Крепче, чем свою жинку Оксану… во всяком случае, чаще… А что вы хотите? Доводка, называется. Тут как пое… страдаешь, так потом и поедешь! Вот и приходится с техникой еб… заниматься любовью. Регулярно!
И когда, уже в Минске, какой-то идиот высказал мнение, что два тягача «Коминтерн» мощнее, чем один «Ворошиловец», он не стерпел. Мало ли что в формуляре написано! На заборе вот тоже написано… а там дрова лежат.
Виновато было в горячности Солдатенко разливное пиво, шестнадцать копеек литр, завезенное в солдатский буфет предприимчивым военинтендантом Гинзбургом. Очень, знаете, разливное пиво пробуждает пытливую солдатскую мысль…
То любознательный часовой самолет штыком дырявит и удивляется, что у него на крыльях полотняная обивка, то воспитанник военной кафедры из Ленинградского Политеха пальнет ради интереса из экспериментального 406-мм орудия на артполигоне Ржевка… [107]
Прицепив цугом два средних арттягача, экспериментаторы подогнали кузовом вперед один тяжелый. Прицепили за буксирный крюк, и по команде «Даешь!» — дали! И ведь поволок! Поволок Солдатенко оппонентов! И выиграл бы свою кружку пива, стоимостью восемь копеек… Да увы, поддалась бракованная сталь…
Взвизгнул раздираемый металл, и задний швартовочный узел «Коминтерна» весом в добрую сотню килограмм, на длинном тросе, палицей тяжело ахнул в открытое окошко командирского дома, где умывалась рыженькая кошечка…
Впрочем, если бы окно было закрыто, результат был бы тот же…
От солнечного Магадана Солдатенко спасло только то, что никто, кроме тягача и кошечки, не пострадал… Да и тягач бы починили… говно вопрос! Увы. Кошечка, размазанная в мелкие брызги, принадлежала начальнику АБТ ЗапОВО…
107
Случаи подлинные.
Через двадцать минут.
Там же
— Ну ладно, снарядов я тебе бы немного дал… — сказал с сожалением Бузов. — У нас калибр подходящий, и системы близкие, «дивизионки»… Говоришь, САМ тебе звание присваивал? А чего ты тогда не сержант ГБ? У нас тоже бронечасти есть! Ну ладно… Водитель у тебя уже есть… а ты не врешь, что ты водитель, а, беглый?
— Не беглый я… вагон-зак немцы подожгли, охрана дверь отчинила, приказала прыгать… я и прыгнул. И я не вру!
— Но ведь все равно, старлей, у тебя ничего не получится… Топлива нет, масла нет… аккумуляторов тоже нет…
И тут очень уместно влезла в чужой разговор блондинка-дежурная:
— Та хлопци, у нас же ж в Березе «Сельхозтехника» мае, там усе е…
— Солнышко, милая, родная, я для тебя все на свете сделаю… — схватив молодку за рукав, жарко зашептал ей в ушко Эспадо. И нежно, но решительно спросил: — ГДЕ?!!
— Та-а… ничого нэ треба… — проворковала дежурная, краснея от удовольствия. — Я так… для Червоний Армии…
24 июня 1941 года. 03 часа 18 минут.
Каменец. Здание бывшей гимназии
Тихо… темно… глухо…
Только далеко на юге зарево над пылающим Брестом. В этот час вновь не выпала ночная роса. Два красных огонька… курят сигары, ароматные, еще довоенные, голландские.
— Господин командующий…
— Да, мой друг?
— Можно задать вам… нескромный вопрос?
— Если вы про ЭТО, то я давно уже нет…