Мысли не мешали Шелесту действовать. Подчиняясь мнемоническому приказу, боевой скафандр вновь перешел в режим полной электронной защиты, теперь все датчики работали лишь на пассивный прием, тонкий, покрывающий броню слой фототропного полимера, известный под названием «хамелеон», после активации поглощал девяносто процентов паразитического излучения внутренних энергосистем, одновременно защищая человека от направленного сканирования и визуального обнаружения. Три пусковых ствола тактического ракетного комплекса, расположенного поверх брони на правой руке, от локтевого сустава до запястья, открыли лепестковые диафрагмы, обнажив острые жала реактивных снарядов. Уходя на задание, Рауль никогда не отказывался от стандартных систем вооружения, но в критические моменты все же привык полагаться не на огневую мощь штатных ОРК 11 , а на свою способность к стопроцентному компьютерному видению, когда разум управляет телом, по сути, пребывая в киберпространстве.

Схватка с любой машиной требует от человека адекватной скорости реакции и точности — техническую часть данной проблемы успешно решали кибермодули дополнительных имплантов и упорные тренировки. В то же время для эффективного противодействия кибермеханизмам человек должен постоянно демонстрировать свое превосходство на уровне абстрактно-ассоциативного мышления, ломая логику машины непредсказуемостью тактических приемов.

В этом смысле штатное вооружение боевого скафандра уже не дотягивало до необходимого уровня гибкости в применении, поэтому Рауль никогда не выходил на задание без двух изготовленных по спецзаказу укороченных штурмовых автоматов системы Ганса Гервета. Модель сочетала в себе лучшие качества импульсной винтовки и знаменитой ИКБС 12 «гюрза»: бронебойный заряд такого оружия при точном попадании способен нанести критические повреждения большинству известных моделей легкой планетарной техники. « LDL-55» входили в список допустимых целей для данной модификации оружия, поэтому Рауль, прежде чем окончательно включиться, достал оба «гервета» из беззвучно открывшихся оружейных сегментов экипировки.

Изумрудные точки индикации засвидетельствовали, что микропроцессоры оружия установили связь с имплантами, войдя в прямой контакт с разумом человека.

Вперед…

Миг полного перехода рассудка в киберпространство неуловим, как ожидаемая, но почему-то всегда внезапная вспышка фотокамеры.

Мир стремительно менял краски.

Теснина переборок растворилась, предметы вокруг обрели прозрачность, но лишь на определенную глубину, в зависимости от присущей им цветовой гаммы. Например, металлокерамические сплавы, впитавшие холод вакуума, были похожи на зеленоватое стекло, ниже, под ногами, тусклой каплей тлел реактор «Нибелунга», рядом с ним четко просматривались пульсирующие энергосистемы шагающих лазеров, заключенные в матово-серую, чуть подсвеченную изнутри оболочку корпусов.

Капитан более не мог медлить — любая сверхчеловеческая способность, пусть она и основана на вполне понятных технологиях, имеет свою цену в плане последствий для организма. Когда секунды вдруг растягиваются в субъективную вечность, биохимические реакции также начинают ускоряться, пытаясь достичь той ритмики, что задает разум.

Он не мог видеть себя со стороны.

Размытая тень промелькнула в красноватом сумраке тоннеля, словно из вертикальной шахты межуровневого перехода вырвался призрак.

И тут же, отнимая право на очередной вдох, пришел удар, настолько же болезненный, сколь и внезапный.

Не пуля, не разряд лазера — мысль.

Обреченная мысль, прозвучавшая как глухой, отдаленный набат незримого колокола.

Отсюда нет выхода. Настало время умирать.

Шелест остановился, невольно оборачиваясь на звук бесплотного голоса, будто не понимал, что тот звучит лишь в сознании, где не бывает направлений…

Это не мои мысли!..

Тщета. Оружие разряжено, сервомоторы едва движутся…

Нет. Я только что активировал все системы. Все работает.

Секунда задержки. Вечность, которую заполняло глухое эхо горячего шепота.

Сбой. Глобальный сбой в кибернетическом пространстве.

Помоги…

Естественно, Рауль не подчинился зовущему голосу. Он по-прежнему управлял своим телом и рассудком, но ситуация радикально изменилась: на борту «Нибелунга» находился кто-то еще, и покинуть корабль, не выявив источник мнемонического сигнала, капитан не мог.

Он вспомнил все — и странное ощущение взгляда со стороны, и свою необъяснимую тоску при виде двух легких серв-машин, замурованных в стенах конического тоннеля, и множественные признаки былого присутствия загадочных строителей баррикады.

Это один из них. Вероятно, последний.

«Одиночка»?

Не факт…

Неужели все-таки человек? — обожгла рассудок внезапная мысль. — Здесь, на кладбище кораблей, среди мертвого металла, спустя тысячу лет после окончания войны?!

Разум, перебирая варианты, работал как никогда быстро и отчетливо: Криогенная камера? Маленький анклав бывших сотрудников станции? Или команда потерпевшего аварию космического корабля — выжившие, сумевшие добраться до островка смерти посреди бескрайнего океана космоса?

А может, голос принадлежит тому самому злополучному пилоту, что привел сюда «Нибелунг»?!

Все варианты казались равнозначно вероятными, ибо слово, в котором звучала тоска, по твердому убеждению Шелеста, могло принадлежать лишь человеку, но не машине…