Стихотворения Поэмы Шотландские баллады
вернуться

Бёрнс Роберт
Шрифт:

Песня о злой жене

Со мной жена не ладит, Колотит, а не гладит. Тому, кто волю даст жене, Она на шею сядет. Я в ней мечтал найти покой, Но, видно, дал я маху. Ах, никогда порыв благой Не вел к такому краху. Одну надежду я таю,— Что ждет меня награда, И, верно, буду я в раю, Отбыв все муки ада!

Песенка о старом муже

О, если б ты улегся вдруг В могилу, дряхлый мой супруг, Твою утешил бы вдову Веселый горец — милый друг. На сковородке шесть яиц. На сковородке шесть яиц. Тебе — одно, мне — два яйца, А три — для горца-молодца! В горшке баранья голова. В горшке баранья голова. Похлебка мне, мясцо — ему, А рожки — мужу моему!

Песня

на мотив народной песни «Покупайте веники»

Покупайте веники!

Вот хороший веник,

Веничек из вереска.

Не жалейте денег!

Мне нужна жена — Лучше или хуже, Лишь была бы женщиной, Женщиной без мужа. Толстая, худая — Это все равно. Пусть уродом будет — По ночам темно. Если молодая, Буду счастлив с нею. Если же старуха, Раньше овдовею. Пусть детей рожает,— Было бы охоты. А бездетной будет — Меньше мне заботы. Если любит рюмочку, Пусть не будет пьяница. А не любит рюмочки — Больше мне останется!

О лисице,

которая сорвалась с цепи

и убежала от мистера Гленридделя [34]

Свободу я избрал сюжетом — Не ту, любезную поэтам, Язычницу с жезлом и в шлеме, Воспетую в любой поэме Былых времен. Совсем иной Встает свобода предо мной. Она мне чудится игривой Кобылкой юной, легкогривой. Как яблоко, она крепка, Как полевая мышь, гладка, Но неумелому жокею На всем скаку сломает шею И, закусивши удила, Умчится дальше, как стрела. Теперь, перевернув страницу, Я расскажу вам про лисицу, Как меж родных шотландских скал Охотник рыжую поймал И как дала дикарка ходу Из душной клетки на свободу. Гленриддель, убежденный виг! Зачем ты, изменив на миг Своим идеям, дочь природы Лишил священных прав свободы? Как мог ты, преданный добру, Бедняжку ввергнуть в конуру И цепью приковать, как суку, К березе, дубу или буку? Гленриддель, честный гражданин, Своей отчизны верный сын, Прогуливаясь у темницы Сидящей на цепи лисицы, С друзьями обсуждал не раз Великие идеи века — Права на вольность человека И право женщины любой Свободной быть, а не рабой. Лисица чутко вам внимала. Она наслушалась немало О хартиях народных прав, [35] О судьбах королей, держав, О якобитах, вигах [36] , тори [37] И о кровавом их раздоре. [38] Она услышала рассказ О том, что делалось до нас,— Как ангелы в былые годы, Восстав, отпали от свободы, [39] За что, покинув райский сад, Попали на галеры в ад; Как в голову пришло Немвроду [40] Цепями оковать свободу, Как был закован пол мужской Семирамидиной [41] рукой (Бог покарай Семирамиду За эту тяжкую обиду!). И как с тех пор, покинув трон, Мужья бояться стали жен. Лиса наслушалась историй, Как древний Ксеркс [42] — персидский тори — Не знал важнее ремесла, Чем резать глотки без числа, Пока не объяснила Спарта Ему, что значит «Magna Charta»; Как диктовал указы Рим [43] Покорным данникам своим И как полировал их нравы Его огонь и меч кровавый. Однако надо знать и честь,— Примеров всех не перечесть,— Но из плеяды знаменитой Мы упомянем Билли Питта [44] , Что, как мясник, связав страну, Распотрошил ее казну. Все это слушала лисица, Как ревностная ученица. Красноречивей сотни книг Ей объяснил хозяин-виг, Какой царит у нас порядок, В чем наша слава, в чем упадок. Она услышала, что зло Добра немало принесло, Поскольку жулики и плуты — Творцы свободы пресловутой…

34

О лисице, которая сорвалась с цепи и убежала от мистера Гленридделя— Эта неоконченная поэма написана в момент острой политической борьбы в парламенте, в которой косвенно принимали участие и соседи Бернса — либеральные землевладельцы во главе с капитаном Ридделем. Бернс с большой иронией относился к их «вольнолюбивым» разговорам, обычно не дававшим никаких ощутимых результатов.

35

О хартиях народных прав… — В 1215 г. восставшие феодалы вынудили короля Джона подписать так называемую Великую хартию вольностей, ограничивавшую власть монарха. С тех пор в Англии документы о гражданских правах нередко именуют «хартиями».

36

Виги— сторонники одной из двух партий господствующих классов Англии в XVIII в. Виги были связаны с новой финансовой аристократией и крупной буржуазией. Бернс высмеивает показной либерализм вигов, которые любили болтать об идеалах, правах на вольность, а сами готовы были посадить народ на цепь.

37

Тори— партия, выражавшая в XVIII в. интересы наиболее консервативной части господствующего класса — крупных землевладельцев.

38

И о кровавом их раздоре… — Имеются в виду бурные события XVII и первой половины XVIII в., когда происходила ожесточенная борьба между силами феодализма и буржуазии.

39

…ангелы… восстав, отпали от свободы… — Подразумевается библейское предание об ангелах, отпавших от бога и низвергнутых им в ад.

40

Немврод— охотник, упоминаемый в Библии. В «Потерянном рае» Мильтона говорится, что он «охотился не на зверей, а на людей».

41

Семирамида— легендарная царица Ассирии, которой приписывалось множество всяких побед. Одна из легенд винила ее в смерти мужа.

42

Ксеркс— персидский царь (V в. до н. э.), воевавший против свободолюбивых греков и разбитый ими в битве при Саламине.

43

Как диктовал указы Рим… — Римляне в первых веках нашей эры на завоеванных ими территориях насаждали свои порядки кровавыми и жестокими военными мерами.

44

Билли(Уильям) Питт (1708–1778) — английский политический деятель XVIII в., крупнейший представитель партии вигов, неоднократно возглавлял английское правительство.

Ничего

С приветом я к вам посылаю Пегаса — конька своего. Спросите, чего я желаю, И я вам скажу: ничего! Простите беспечность поэта. Дышу я — и только всего. А шум деловитого света, Не стоит подчас ничего. Процентщика мучат тревоги. Червонец — его божество. Но вот подведет он итоги — И что же найдет? Ничего. Отвешивать должен поклоны Вельможа-старик для того, Чтоб графской добиться короны. А что ему в ней? Ничего. Унылая ряса пресвитера — Заветная цель одного. Другой добивается митры. А суть-то одна: ничего. Влюбленному жизни дороже На свете одно существо. Но вот он женился — и что же Нашел под тряпьем? Ничего. Рифмует поэт беспокойный И верит: его мастерство Торжественных лавров достойно. А что его ждет? Ничего. Храбрится буян, угрожая, Но тщетно его хвастовство, И, кроме свирепого лая, Не жди от него ничего. Не верит поэту девица — Ни просьбам, ни вздохам его, Но скоро она убедится, Что страшного нет ничего. Ей п'o сердцу ласки поэта. Упрямец достиг своего, А что обещал ей за это? По правде сказать, ничего… Священник громит за неверие С амвона ее и его. Но попусту бьет артиллерия — Поправить нельзя ничего. Прощайте! У бурного моря Я жду корабля своего. И, если погибну я вскоре, Что вам эта смерть? Ничего. Останусь готовым к услугам До смертного дня моего — Коль есть у вас что-нибудь, — другом, И другом, коль нет ничего!

Две собаки

Где в память Койла-короля Зовется исстари земля, В безоблачный июньский день, Когда собакам лаять лень, Сошлись однажды в час досуга Два добрых пса, два верных друга. Один был Цезарь. Этот пес В усадьбе лорда службу нес. И шерсть и уши выдавали, Что был шотландцем он едва ли, А привезен издалека, Из мест, где ловится треска. Он отличался ростом, лаем От всех собак, что мы встречаем. Ошейник именной, с замком, Прохожим говорил о том, Что Цезарь был весьма почтенным И просвещенным джентльменом. Он родовит был, словно лорд, Но — к черту спесь! — он не был горд И целоваться лез со всякой Лохматой грязною собакой, Каких немало у шатров Цыган — бродячих мастеров. У кузниц, мельниц и лавчонок, Встречая шустрых собачонок, Вступал он с ними в разговор, Мочился с ними на забор. А пес другой был сельский колли, Веселый дома, шумный в поле, Товарищ пахаря и друг И самый преданный из слуг. Его хозяин — резвый малый, Чудак, рифмач, затейник шалый — Решил — кто знает, почему! — Присвоить колли своему Прозванье «Люат». Имя это Носил какой-то пес, воспетый В одной из песен иль баллад Так много лет тому назад. Был этот Люат всем по нраву. В лихом прыжке через канаву Не уступал любому псу. Полоской белой на носу Самой природою отмечен, Он был доверчив и беспечен. Черна спина его была, А грудь, как первый снег, бела. И пышный хвост, блестящий, черный, Кольцом закручен был задорно. Как братья, жили эти псы. Они в свободные часы Мышей, кротов ловили в поле, Резвились, бегали на воле И, завершив свой долгий путь, Присаживались отдохнуть В тени ветвей над косогором, Чтобы развлечься разговором. А разговор они вели О людях — о царях земли.

Цезарь

Мой честный Люат! Верно, тяжкий Удел достался вам, бедняжки. Я знаю только высший круг, Которому жильцы лачуг Должны платить за землю птицей, Углем, и шерстью, и пшеницей. Наш лорд живет не по часам, Встает, когда захочет сам. Открыв глаза, звонит лакею, И тот бежит, сгибая шею. Потом карету лорд зовет — И конь с каретой у ворот. Уходит лорд, монеты пряча В кошель, длинней, чем хвост собачий, И смотрит с каждой из монет Ге'oрга Третьего портрет. До ночи повар наш хлопочет, Печет и жарит, варит, мочит, Сперва попотчует господ, Потом и слугам раздает Супы, жаркие и варенья,— Что ни обед, то разоренье! Не только первого слугу Здесь кормят соусом, рагу, Но и последний доезжачий, Тщедушный шут, живет богаче, Чем тот, кто в поле водит плуг. А что едят жильцы лачуг,— При всем моем воображенье Я не имею представленья!

Люат

Ах, Цезарь, я у тех живу, Кто дни проводит в грязном рву, Копается в земле и в глине На мостовой и на плотине, Кто от зари до первых звезд Дробит булыжник, строит мост, Чтоб прокормить себя, хозяйку Да малышей лохматых стайку. Пока работник жив-здоров, Есть у ребят и хлеб и кров, Но если в нищенский приют Подчас болезни забредут, Придет пора неурожаев Иль не найдет бедняк хозяев,— Нужда, недуга, холода Семью рассеют навсегда… А все ж, пока не грянет буря, Они живут, бровей не хмуря. И поглядишь, — в конце концов Немало статных молодцов И прехорошеньких подружек Выходит из таких лачужек.