Без проблем он пронес свой туго набитый портфельчик через два поста охраны и двинулся по коридорам власти, малолюдным в это время дня; навстречу попадались только юные, чрезвычайно дорого одетые хлыщи – референты, помощники, работники секретариатов. Передвигались прытко, смотрели нагло. Номенклатурные ковровые дорожки глушили звуки шагов. Кстати, два раза Ивану повстречались такие же, как он сам, измученные, с криво повязанными галстуками седовласые существа с такими же, как у него самого, туго набитыми кейсами. Несли, стало быть, большим московским ребятам гонорары… Одному такому незнакомцу Иван даже хотел подмигнуть – как единомышленнику, – но передумал.

В приемной функционера Иван поймал себя на том, что его осанка изменилась. Голова ушла в плечи. Подсознательно, сам того не желая, он превратился в просителя.

– Вас ждут, – хриплым блядским голосом произнесла секретарша.

– Еще бы, – нагло сказал Никитин, перехватывая свою ношу из руки в руку.

Девчонка не поняла.

Вот, нашел слово, подумал Иван. Блядское местечко. Тут пахнет блядством высшего разряда. Дорогостоящим политическим блядством.

Функционер выбежал из-за стола, сунул вялую ладонь. Профессионально улыбался, державно поигрывал белесыми бровями. То гордо выпрямлял спину, как товарищ Сталин, то запускал руки в карманы, как товарищ Ленин. Иван вдруг вспомнил случайно прочитанную статью про супругу вождя мировой революции. Как странно, удивлялась Надежда Константиновна. Люди смотрят кинохронику и думают, что Володя был резвый, быстрый, порывистый. На самом деле я не знала более медленного и вялого человека…

– Этот завод, – сказал функционер, сановно выпятив грудь, – имеет огромное значение для страны. Мы не допустим рейдерских атак. Борьба с рейдерами приобрела важнейшее значение. Вопрос будет поднят на ближайшем же заседании. Я, как член комитета по промышленности, лично возьму дело на контроль. Передайте господину Золотых, что все будет в порядке. Как ваша супруга? Как дочь? Как здоровье?

Хуево, хотел сказать Иван. И супруга, и здоровье. Особенно – здоровье.

Он поставил портфель на ближайший стул, заставил себя изобразить приязнь, произнес несколько дежурных фраз и откланялся.

– До свидания, – сказала секретарша. Он едва кивнул.

В коридоре притормозил, чтоб ответить на звонок.

Он не любил разговаривать по телефону на ходу.

– Иван, – сказал Хренов необычно жестким голосом. – Беда. У Петра Семеновича инфаркт.

– Он жив? – холодея, спросил Никитин.

– Типа да, – дипломатично ответил казначей. – В общем, все отменяется. Ничего никому не отдавай. Груз вези обратно в фонд. Срочно.

– Я уже отдал, – сказал Никитин. – Только что.

– Верни, – приказал Хренов.

– Как ты себе это представляешь?

– Я никак не представляю. Я говорю, что надо сделать. Жду тебя в фонде. С грузом.

– Хорошо, я попробую.

– Не пробуй. Сделай, и все.

Ивана скрутило. Задергалась щека.

– Что за тон? – спросил он. – Ты что, забылся? Я тебе что, мальчишка? «Иди», «верни», «привези»… Поезд ушел, ясно?

– Ты сам под него попадешь, – сказал Хренов.

Выругавшись – впрочем, шепотом, – Иван развернулся и с сильно бьющимся сердцем опять потянул дверь приемной. Девчонке сказал, что забыл зонт. Постучался, заставил себя широко улыбнуться и вошел в кабинет, сразу найдя взглядом стул – портфель уже испарился, как не было.

– Мне только что позвонили…

– Мне тоже, – сухо ответил функционер.

– Ситуация резко изменилась…

– Я знаю. Сожалею. Человек сгорел на работе… Жаль.

– Надо все вернуть.

– Что именно?

– Ну… это.

– Я вас не понимаю.

– А чего тут понимать? Я забыл у вас свой портфель. Где он?

– Что за портфель? В чем дело, собственно?

– Мой портфель. Отдайте мне его.

– Я не видел никакого портфеля.

Иван придвинулся. Функционер отступил, но смотрел очень уверенно, сузив глаза и даже слегка набычившись; маленький, напряженный, выставивший вперед лысеющую головку. Оглушить одним ударом, подумал Иван. Быстро обыскать комнату. Впрочем, быстро ее не обыщешь, столы, шкафы, тумбы – куда, сука, спрятал полтора миллиона?

– Я вызываю охрану, – тихо произнес хозяин кабинета.

– А я успею, – сказал Иван. – Пока охрана прибежит – я тебе три раза шею сверну.

– Это Совет Федерации, господин Никитин. Здесь так никто не делает.

Иван выдавил еще какие-то слова, то ли умолял, то ли угрожал, но уже себя не слышал, слишком сильно шумело в ушах. Вдруг слух вернулся, даже обострился. Стало различимо слабое урчание в животе маленького уродца. Тот улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.

– Бесплатный совет, – тихо, с отвратительной доброжелательностью произнес уродец. – Забудь про портфель. И про завод. И про свой фонд, кстати, тоже. Забудь прямо сейчас. Вали в свою уральскую дыру и сиди тихо. Это твой единственный шанс… Кристина! Проводи, пожалуйста, гостя… И свари мне кофе.

Задыхаясь, Иван двинулся прочь. Сначала шагал быстро – затем исчезли разом все силы, побрел, шаркая. Поборемся, поборемся, вертелось в голове. Надо побороться. Только как? Я не могу больше бороться. Просто не способен. Физически. Я всего лишь покрытая шрамами, пропитавшаяся водкой развалина. Где я возьму силы, чтобы бороться?

Вспомнил, набрал номер Кактуса. Боком, вдоль стены – чтоб не заметил собственный шофер, он наверняка стучит Хренову – прошел за угол. Пока ждал, замерз и едва не расплакался от отчаяния.