Некоторое время спустя удача улыбнулась мне. Когда кайзер вместе со своим высокопоставленным дядей королем Англии Эдуардом VII осматривал Заальбург, старый римский замок, перестроенный по его распоряжению, я сделал серию фотографий, которые впоследствии опубликовали ведущие газеты всего мира. На одной из них кайзер с сестрами и его сановный гость стояли рядом с последней моделью «даймлера», который поразил Германию своей роскошью и элегантностью.

У Войта я пробыл три года, в курортный сезон работал в Гомбурге, а зимой в его франкфуртских фотоателье. Потом я перебрался в Швейцарию, где в течение какого-то времени сотрудничал в Цюрихе с известным фотографом Камилло Руфом.

Руф был одним из самых выдающихся фотографов своего времени. Мне очень нравилось с ним работать. Но тогда я уже мечтал открыть собственную фотостудию, и Руф помог мне реализовать эти честолюбивые планы, вверив моим заботам два небольших филиала его фотоателье, где я мог экспериментировать и валять дурака сколько душе угодно.

После Швейцарии я вернулся в Мюнхен. Несмотря на то что до сих пор я полностью отдавал свои силы приобретению опыта в своей профессии, в моем сердце все еще сохранялось желание стать художником. Но отец мой был категорически против и разрешал мне дальше изучать искусства и живопись только в той мере, в какой они касались моего занятия как фотографа.

Так, я изучал технику рисунка у профессора Книрра в Мюнхене, посещал лекции по анатомии профессора Мольера в Мюнхенском университете и некоторое время проработал в Париже под руководством знаменитого фотографа Ройтлингера, специализировавшегося на персонах из высшего общества и прекрасных женщинах.

Для меня это был год ничем не омрачаемой радости, но после передышки в качестве беспечного любителя искусств мне, увы, пришлось вернуться к своей профессии.

Довольно долго я лелеял в душе желание познакомиться с Англией, и в 1907 году, опираясь на превосходные рекомендации и практический опыт, я набрался смелости перебраться через Ла-Манш, обуянный оптимистической идеей, что Англия только и дожидается моего приезда.

Однако резюме, которое я попросил составить на английском языке, мне неизменно возвращали, присовокупив к нему несколько добрых слов и холодную улыбку. К моему опыту относились уважительно, но никто не мог мне ничего предложить. Деньги катастрофически заканчивались, и тут, в критическую минуту, на помощь пришел чистый случай, как часто бывало в моей жизни.

В один прекрасный день я получил рекомендательное письмо к знаменитейшему английскому фотографу Е.О. Хоппе от профессора Эммериха, основателя Мюнхенского учебно-исследовательского института фотографии. Этот мастер фотографического искусства принял меня, как старого друга семьи. Однажды он пригласил меня на традиционное чаепитие, и там я познакомился с некоторыми известными художниками и фотографами.

Когда гости стали расходиться, Хоппе попросил меня задержаться, и мы сразу же перешли к делу.

– Каково ваше финансовое положение? Сколько вы можете заплатить? – спросил Хоппе, делая первый шаг.

Боюсь, у меня был не слишком умный вид, когда он огорошил меня этими вопросами. Сколько я могу заплатить? Вот я, перед ним, у меня есть общепризнанные навыки в профессии, значительные достижения, которыми я мог гордиться, весомые рекомендации – и меня просят заплатить за возможность работать! Несмотря на некоторое замешательство, я без околичностей описал ему свое положение.

– К сожалению, я не могу позволить себе заниматься фотографией в качестве хобби, – сказал я. – Этим я зарабатываю на хлеб. И между прочим, я, может быть, еще и поспособнее вас!

Хоппе на минуту задумался.

– Вот что, – сказал он, – приходите и поработайте у меня несколько дней, тогда посмотрим, что можно с вами сделать.

Так вышло, что в ближайшие дни мне пришлось поехать на французско-британскую выставку, чтобы сделать фотографии ее колониального отделения. Едва я взялся за работу, как зал, в котором я находился, сотряс оглушительный грохот. Я схватил камеру и бросился наружу сквозь толпу, охваченную паникой. Что произошло? Оказалось, что привязной аэростат, бывший одним из дополнительных экспонатов, взорвался и рухнул на землю. Трупы лежали вперемешку с ранеными, окровавленными людьми, корчившимися от боли; дымящиеся, еще не потухшие остатки аэростата возвышались зловещим фоном, и я, установив аппарат, быстро сделал несколько снимков ужасной катастрофы.

Снимки оказались хорошего качества и произвели сенсацию.

Благодаря случаю я далеко обошел своих конкурентов. Фотографии Хоппе – на самом деле мои – напечатали все ведущие газеты в Англии и за границей, а «Дейли миррор» поместила одну из них на первой полосе. Мой шеф получил хороший куш в виде авторских гонораров, да и на мою долю пришлась кругленькая сумма. Мой успех произвел на Хоппе большое впечатление, и он взял меня на постоянное место, очень скоро я уже работал фоторепортером. Таким образом взорвавшийся шар придал начальный импульс моей последующей карьере в качестве фоторепортера.

Хоппе специализировался на портретах, и в этом деле он был настоящим мастером. Еще он превосходно владел техникой линогравюры, и за то время, что я провел с ним, я многому научился. В числе прочего он задумал издать фотоальбом под заголовком «Люди XX века» и доверил мне фотографировать британских знаменитостей. Выполняя это задание, я получил доступ в те сферы, куда иначе вход мне был бы закрыт.

Выдающиеся личности, чьи имена не сходили с уст публики, позировали перед моим объективом, и вскоре я уже приобрел собственный стиль, заслуживший одобрение даже Королевского фотографического общества. Один снимок у меня приняли для эксклюзивной ежегодной выставки, а в 1908 году еще один мой снимок напечатали в «Фотографиях года» Сноудена Уорда – тщательно отобранной коллекции лучших фотографий 1908 года.