В начале своей военной службы я и не помышлял о карьере штабного офицера, поскольку любил полковую жизнь и был вполне счастлив в кругу своих товарищей по 7-му кавалерийскому полку. Но мой командир, полковник граф С., так же, как и я, не терпел канцелярской работы; поэтому, полагая, что во время учений я проявил тактическое чутье, поручил мне готовить все оперативные доклады для штаба дивизии. Там остались вполне довольны этими бумагами, и граф засадил меня за эту работу уже постоянно. В октябре 1935 года я был направлен в военную академию в Берлине, где готовили офицеров Генерального штаба.

Курс обучения в академии был рассчитан на два года. Первый год преподавание ограничивалось полковым уровнем, на втором году обучения мы постигали искусство управления дивизиями и более крупными формированиями. Теперь порой я вспоминаю об этих годах с затаенной тоской – это был последний беззаботный период моей офицерской жизни. Лекции читались в первой половине дня, а послеобеденное время посвящалось самоподготовке или более приятным занятиям. Довоенный Берлин был весьма притягательным городом и манил огнями своих театров, стадионов, музыкальных салонов и других центров светской жизни.

Осенью 1937 года я сдал экзамены и получил назначение в штаб III корпуса, расположенного в Берлине. Моим начальником стал генерал фон Вицлебен, позднее, во время кампании во Франции, командовавший 1-й армией; затем он стал фельдмаршалом и назначен командующим войсками на Западе. Вицлебен играл ведущую роль в заговоре 20 июля 1944 года и был повешен гестапо. Мне было чрезвычайно приятно служить под командованием столь выдающегося человека, любимого и уважаемого всеми офицерами его штаба.

Моя служба в качестве офицера штаба Берлинского корпуса в значительной мере была связана с организацией торжественных приемов и военных парадов. Я помогал организовывать различные парады фюрера, а также церемонии в честь Муссолини и югославского принца-регента Павла. Не было большей радости, чем проводить последнего из этих официальных лиц; все офицеры штаба испытывали чрезвычайное облегчение, когда церемонии проходили без сучка и задоринки.

Куда более интересной была моя работа, связанная с контрразведкой в Берлинском военном округе и с обеспечением безопасности наших военных заводов в этом регионе. Элегантный польский офицер по фамилии Сосновский в свое время заставил говорить о себе все высшее общество. Он выдал себя за владельца превосходных скаковых лошадей. Таким образом он свел многочисленные знакомства с женщинами, работавшими секретаршами в военном министерстве, и получил через них массу ценнейших секретных сведений. В мои обязанности входило следить за тем, чтобы ничего подобного в будущем не повторялось.

В 1930-х годах вопрос о механизации германской армии стоял чрезвычайно остро. По Версальскому договору Германии запрещалось иметь какое бы то ни было современное оружие или оборудование, и в армии не было ни одного танка. Я прекрасно помню, как, будучи молодыми солдатами, мы отрабатывали военные приемы на деревянных макетах. В 1930 году наши моторизованные силы состояли из нескольких устаревших разведывательных бронемашин и пары рот мотоциклистов. Однако к 1932 году моторизованное подразделение с макетами танков уже принимало участие в маневрах. Этим, вне всякого сомнения, была продемонстрирована та роль, которая будет отведена бронетанковым силам в современной войне.

Основной движущей силой всех этих преобразований был тогда еще полковник Гейнц Гудериан, несколько лет бывший начальником штаба инспекции моторизованных войск. Согласно общепринятому мнению, Германия позаимствовала концепцию танковой войны у британских военных теоретиков Лиддела Харта и генерала Фуллера. Я ни в коем случае не отрицаю влияния их теоретических работ, но является несомненным фактом, что уже к 1929 году теоретические разработки в области тактики бронетанковых войск далеко опережали подобную деятельность Великобритании и стали основой той доктрины, которая с таким успехом была использована нами в ходе Второй мировой войны. Примечательны следующие слова из книги генерала Гудериана «Танки – вперед!»: «В 1929 году я пришел к твердому убеждению, что танки, действуя изолированно или во взаимодействии с пехотой, никогда не смогут достичь решающей роли (sic). Исторический опыт, маневры, проведенные в Англии, и наши собственные эксперименты с макетами убедили меня в том, что танки никогда не смогут проявить себя во всей мощи, если другие рода войск, на чью поддержку они неизбежно должны опираться (курсив мой. – Авт.), не будут иметь одинаковой с ними скорости и проходимости. В соединении, состоящем из всех родов войск, танки должны играть ведущую роль, тогда как другие рода войск действовать в их интересах. Было бы неправильно включать танки в состав пехотных дивизий, наоборот, желательно создавать танковые дивизии, которые включали бы все рода войск, обеспечивающие максимальную эффективность действий танков».

Эта теория Гудериана стала основой, на которой и были созданы немецкие танковые армии. Многие из военных воротят нос от теорий и презирают «кабинетных офицеров», но история последних 20 лет продемонстрировала жизненную важность ясного мышления и дальновидного планирования. Естественно, теоретик должен быть хорошо знаком с практическими реалиями (и прекрасным примером этого является сам генерал Гудериан), но без его предварительной теоретической разработки все последующие практические шаги в конце концов пропадают втуне. Британские военные специалисты, конечно, признали, что танкам предстоит сыграть громадную роль в войнах будущего – собственно, это уже было предсказано сражениями при Камбре и Амьене [1] , – но они не придавали должного значения тезису о необходимости взаимодействия всех родов войск танковой дивизии.

В результате Великобритания лет на десять отстала от Германии в разработке тактики применения танков. Фельдмаршал лорд Уилсон Ливийский, описывая свою работу по боевой подготовке 7-й бронетанковой дивизии в Египте в 1939–1940 годах, писал:

«В ходе подготовки бронетанковой дивизии я особо подчеркивал необходимость максимального взаимодействия всех родов войск во время сражения. Надо было выступить против пагубной теории, распространившейся в последние годы и разделяемой некоторыми штатскими авторами определенного толка, согласно которой танковые подразделения способны в ходе сражения достичь победы без какого-либо взаимодействия с другими родами войск.