В результате возник второй «театр военных действий ОКВ» в Финляндии. Норвежская кампания во многих аспектах представляла собой особый случай, но теперь главнокомандующий сухопутными войсками по собственной воле передал ОКВ, то есть Гитлеру, ответственность и право командования значительным количеством армейских дивизий на чисто сухопутном театре военных действий. Незадолго до начала Восточной кампании ОКВ предложило финскому Верховному главнокомандующему фельдмаршалу Маннергейму взять на себя командование всеми войсками, включая германские, которые действуют с территории Финляндии, но он отказался. В итоге начальнику оперативного штаба ОКВ пришлось взять на себя работу начальника штаба сухопутных войск, а отделу «Л» – задачи армейского оперативного отдела во всем, что касалось боевых действий на севере Финляндии. Однако ни тот ни другой не обладали ни компетенцией, ни механизмом для выполнения такой работы, хотя бы отдаленно напоминающими то, чем обладали соответствующие армейские органы, и ни тот ни другой не были способны осуществлять руководство боевыми действиями, кроме как в самом узком смысле этого слова; всеми остальными делами, такими, как боевое распределение, пополнение, снабжение и нормирование продовольствия, вынуждено было, как и в Норвегии, заниматься ОКХ.

Попытка оценить результаты деятельности столь странной командной структуры была бы пустой тратой времени и привела бы к нескончаемой дискуссии. Одно можно сказать вполне определенно: принятое решение, разумеется, не было самым лучшим и даже хорошим. Ясно и то, что, если бы во главе сухопутных войск стоял более сильный человек, он скорее бы сделал все возможное, чтобы снова взять под свое командование армейские части в Норвегии, а не поступил бы с точностью до наоборот. По-видимому, начальник Генерального штаба сухопутных войск не был согласен ни с действиями своего главнокомандующего, ни с поставленными войскам в Норвегии задачами, которые исходили от Гитлера. 14 мая 1941 года Гальдер записал в своем дневнике: «Эта затея в целом – просто вылазка; это не военная операция. Жалко растрачивать силы на этот район».

Из-за кампании на Балканах нападение на Россию пришлось отодвинуть с середины мая на 22 июня 1941 года. Одной из особых задач, остававшихся за ОКВ до начала наступления, было связаться с нашими друзьями и союзниками и убедить их осуществить совместное нападение на востоке. Но и в этом случае возможности самостоятельно проявлять инициативу были у штаба весьма ограниченными.

Во-первых, Гитлер позволял даже только рассматривать в качестве участников исключительно те страны, которые либо соседствовали с Россией и потому могли помочь продвижению немцев, либо хотели свести с ней собственные счеты. Так что сначала наш выбор ограничился Румынией и Финляндией. Он считал, что на более позднем этапе, вероятно, можно будет привлечь Венгрию и Словакию. Вскоре возникла и Швеция – как страна, способная оказать косвенную поддержку, разрешив, например, транспортировку войск по своей территории в Финляндию. Что касается нашего главного союзника, Италии, то мы получили приказ держать в тайне от нее наши намерения. Были даны строжайшие указания относительно сроков и формы сближения со всеми остальными государствами; Восточная кампания рассматривалась как превентивная война, которая должна была начаться с внезапного нападения; в любом случае принципы участия Гитлера в любой военной коалиции хорошо известны [136] .

Самыми надежными считались финны, несмотря на то что в действительности они не были союзниками Германии, а заняли некую неопределенную позицию «товарищей по оружию»; и только с ними в начале июня прошли короткие «дискуссии в Генеральном штабе». В соответствии с особой организацией командования на территории Финляндии эти переговоры являлись в первую очередь заботой штаба оперативного руководства ОКВ. Генерал Йодль и на этот раз не смог удержаться и открыл совещание словами, что война уже выиграна и теперь ее надо завершить. Когда дискуссии в ОКВ закончились, ОКХ и финская делегация рассмотрели проблемы, которые появятся, когда немецкие и финские войска войдут в соприкосновение в районе Ладожского озера. С маршалом Антонеску, румынским руководителем, Гитлер общался сам. Для дальнейших обсуждений штабу оперативного руководства ОКВ предписывалось действовать либо через старшего военного атташе, аккредитованного при правительстве соответствующей страны, либо через специально прикомандированного для этой цели старшего офицера, которого позднее по примеру аналогичной должности в Италии стали называть «германским генералом, аккредитованном при штабе… вооруженных сил». Однако нигде и никогда не пришли к естественному и очевидному решению – создать постоянный штаб, уполномоченный двумя или более странами-партнерами выработать единую стратегию. Результаты, которых мы достигли, отражены в следующих отрывках из дневника Гальдера за 29 июня (через неделю после нападения); они показывают, каковы были первые плоды наших контактов с союзными и дружественными государствами или какие предложения они вносили на свой страх и риск:

«Венгрия сообщает, что Карпатский корпус будет готов выдвинуться 2 июля.

Италия внесла предложения относительно боевого использования корпуса, который она предлагает направить в Россию; он будет численностью 40 000 человек.

Словакия предоставляет две дивизии и одну моторизованную бригаду.

Испания хочет послать «легион»: 15 000 человек.

Финляндия выдвигает новый план нападения, который согласуется с нашими пожеланиями».

Что касается содержания переговоров с союзниками, то и в этом смысле штаб оперативного руководства обладал, как правило, столь же малой свободой, что и с директивами ОКВ по поводу наших собственных боевых действий. Другими словами, единственное, что он мог, – так это представлять точку зрения и предложения по схемам передвижения и оперативным планам сухопутных войск, выработанным ОКХ и утвержденным Гитлером. Ввиду слабости Италии не стоял вопрос о широких стратегических мерах, которыми обязательно должен был бы заниматься высший штаб вермахта; единственную возможность для этого могло дать соглашение с Японией, достигнутое на основе Трехстороннего пакта от 27 сентября 1940 года. В соответствии с этим соглашением она должна была выступить против Советского Союза на Дальнем Востоке. Но такая перспектива не входила в расчеты ни той ни другой стороны. То, что такова была позиция японской стороны, стало вполне ясно, когда в середине апреля 1941 года японский министр иностранных дел после длительного пребывания в Берлине воспользовался своим путешествием на родину для того, чтобы подписать с Советским Союзом договор о нейтралитете. Это было полной неожиданностью, но немцев утешала мысль, что, обезопасив себя с тыла, Япония сможет действовать во всю мощь против британцев на Дальнем Востоке. А значит, оба союзника по-прежнему могли утверждать, что конечной и самой главной целью является победа над Англией. Даже после начала кампании против России очень мало думали о возможности непосредственной помощи со стороны японцев, что подтверждает тот факт, что после периода разочарований возродилась былая уверенность в неминуемом крахе Советов осенью 1941 года. Чрезмерную самоуверенность германской ставки иллюстрирует фраза, родившаяся в тот момент, когда думали, что Япония предложила руку помощи: «Для того лишь, чтоб грабить трупы, нам никто не нужен!» [137]

Так же как политическая сторона дела помешала ранее вермахту влиять как-то на отношения с Италией, так и теперь его не допускали к вопросам сотрудничества с Японией; однако, насколько мне известно, никаких протестов по этому поводу не высказывалось. Высшие военные круги – и это относится не только к старшим офицерам вермахта – явно разделяли мнение Гитлера, что война против России, вероятно, пойдет быстро. Впрочем, по основным стратегическим вопросам, подобным этим, штаб оперативного руководства не в состоянии был высказывать какие-либо иные взгляды, поскольку стал считать себя исключительно рабочим штабом Гитлера. В вопросах военного сотрудничества с Японией военно-морской флот был тем видом вооруженных сил, который они затрагивали больше всего, но любые планы на этот счет, исходившие как из ОКВ, так и из ОКМ, касались исключительно поддержки Японии в ее предстоящей войне с Англией и, возможно, с Соединенными Штатами. Та часть директивы ОКВ № 24 от 5 марта 1941 года, которая касалась этой темы, основывалась на меморандуме ОКМ и приложенном к нему докладе отдела «Л»; последнее предложение в содержавшихся в нем инструкциях звучало так: «Никаких сведений об операции «Барбаросса» японцам сообщать не следует».

По распоряжению Йодля на долю отдела «Л» выпал и ряд других заданий на финальном этапе подготовки войны с Россией. Мы должны были собирать для обычных ежедневных совещаний данные разведки от сухопутных сил, флота и авиации, передавать в ОКХ бесконечные пожелания Гитлера о внесении тех или иных поправок в планы выдвижения войск или в исходные цели и, наконец, руководить «театром военных действий ОКВ» в Финляндии через штаб корпуса «Норвегия», ставший главным в этом районе. Все инициативы Гитлера являлись плодом его непрерывно работающего мозга, и, насколько известно, их немедленно и без всяких обсуждений превращали в приказы как люди из его ближайшего окружения (например, Йодль), так и штабы, которым они адресовались. Приведу примеры.

8 марта генерал Йодль вручил мне новые распоряжения фюрера, в которых говорилось:

«Операцию против Петсамо в Финляндии следует расширить, включив захват Мурманска.

Для этого горный корпус Дитля должен быть усилен подвижными войсками, включая тяжелые танки.

Заминировать порты Мурманска и Архангельска.

Заминировать подходы к Припятским болотам в Центральной России.

Усилить противовоздушную оборону румынских нефтяных промыслов».

Указания Гитлера от 16 июня: