Поскольку Людендорф относился к той категории людей, которые видят цель войны только в полном уничтожении врага, он легко мог представить, какие мирные условия будут навязаны Германии, а потому хотел заставить армию и народ сделать последнее, колоссальное усилие. Вся беда заключалась в том, что массы больше не желали подчиняться. Народ жаждал мира. Людендорф был готов сотрудничать даже с социал-демократами, только бы они подняли массы на последний бой. Ни Людендорф, ни Гинденбург все еще не понимали, что больше не властны над ситуацией. Теперь ими управляли силы, доселе им неизвестные.

Теперь Людендорф отказался от гибкой защиты в пользу лозунга «Стоять, где стоим», но после августовских событий враг доказал абсурдность этого призыва. Французы перешли в наступление в направлении на Шони, а британцы – в направлении на Бапом. В обоих направлениях использовалось большое количество танков и, несмотря на отсутствие какого-либо плана танковой атаки, наступление увенчалось успехом. В сентябре впервые предприняли атаку американцы, и Людендорф спешно приступил к строительству укрепленных позиций на Маасе и Рейне, одновременно приводя в порядок крепости Эльзаса и Лотарингии. На протяжении всего этого времени широкие масштабы приняли дезертирство и сдача солдат в плен, тем не менее старые, закаленные в боях дивизии не могли не вызывать уважения британских генералов, многие из которых понимали, что до окончательной победы остался год, максимум два.

В то время как Западный фронт продолжал удерживаться, маршал д'Эсперэ прорвал салоникский фронт. 15 сентября взбунтовалась болгарская армия. В тот же день австрийский император выступил с предложением о перемирии. 25 сентября с таким же предложением выступила Болгария. Сект, начальник штаба турецкой армии, все еще верил в возможность заключения «Губертусбургского мира» (завершил Семилетнюю войну 1756–1763 годов. Подписан в замке Губертусбург), благодаря которому мог быть восстановлен status quo [15] . Сект поднял голос за взаимопонимание с существующим правительством России, но, как и Гинденбург, Сект больше был не властен над происходящим.

Пессимистическая волна накрыла Верховное главнокомандование после получения известий с Балкан. Внезапно показалось, что Людендорф, по крайней мере на какой-то момент, потерял самообладание. Он потребовал немедленно заключить перемирие. Гинденбург настаивал на необходимости удержать в своих руках месторождения железной руды в Лонгви, но Людендорф с некоторой горячностью объяснил ему, что время ушло. На этом этапе Людендорф был готов рассматривать программу мирного урегулирования, известную как «Четырнадцать пунктов Вильсона». Программа не только предусматривала независимость малых народов, но и «свободу торговли», «свободу морей». Теперь Людендорф окончательно примкнул к армии политических деятелей. Он все еще верил, что переговоры помогут сохранить завоеванные восточные территории. Однако военные действия были прерваны. Предложение о бомбардировке с воздуха Лондона и Парижа отклонили; слишком уж подавляющим было превосходство союзников в воздухе. Поскольку Людендорф и Гинденбург считали несовместимым с их кодексом чести просить о перемирии, объясняться с рейхстагом был отправлен майор фон дер Иппенбург, который должен был сообщить о возможном крушении планов на западе.

Гертлинг был отослан в отставку, и император заменил его принцем Максом фон Баденом, имевшим репутацию либерала и пацифиста. Теперь Людендорф требовал, не теряя времени, начать переговоры о перемирии, поскольку на западе все может рухнуть в любой момент. Фоном шло огромное сражение. Британцы захватили морские базы на берегу Ла-Манша. В Восточной Франции уверенно развивалось франко-американское наступление. Макензен получил строгий приказ удерживать Румынию и ее богатые нефтяные месторождения, но едва ли это было выполнимо, когда генерал д'Эсперэ вступил в Белград.

Наконец в конце октября после обмена нотами президент Вильсон озвучил свои условия. Фактически, требование полной капитуляции. Это было уж слишком для Людендорфа; в обращении к армии за подписью Гинденбурга эти условия были названы неприемлемыми. Новый канцлер посчитал, что документ дезавуирует его власть. В результате Людендорф написал прошение об отставке. Император принял Людендорфа в Берлине и объяснил, что он должен рассматривать свою отставку как милость, поскольку должен теперь восстановить империю с помощью социал-демократов. Людендорф вновь, теперь уже устно, попросил об отставке, и император кивнул. Глубоко оскорбленный, но с высоко поднятой головой, Людендорф вернулся в Спа, чтобы попрощаться с сослуживцами.

Людендорф ушел, но Гинденбург остался. После отмены обращения к армии Гинденбург пришел к выводу, что с этого момента все переговоры о перемирии должны быть полностью возложены на правительство, и запретил Верховному командованию иметь к ним хоть какое-то отношение. Кто угодно может капитулировать, но только не руководство армии.

История отречения императора под давлением американского президента и в преддверии революции рассказывается так часто и настолько подробно, что нет смысла останавливаться на ней в нашем повествовании. Вообще-то уничтожение монархии привело к уничтожению прусской армии, Генерального штаба, военного кабинета и всех других институтов, напрямую зависевших от власти монарха. Но хотя монархия рухнула, армия, приспособившись к новым условиям, сохранила преемственность.

В этот трудный переходный период особенно выделился один человек. В связи с отставкой Людендорфа Генеральный штаб предложил несколько кандидатур на вакантное место. В список претендентов вошли фон Куль, фон Сект, фон Лоссберг и Гронер. До Секта было трудно добраться, поскольку проливы находились в руках союзников. Из оставшихся трех претендентов Гронера, уроженца Южной Германии, усиленно поддерживали демократические партии. Таким образом, новым генерал-квартирмейстером и советником Гинденбурга стал Гронер. Он был первым убежденным демократом, который когда-либо занимал ведущее положение в Генеральном штабе.