— Как их мало! Всего-то две сотни, а мы ждали в десять раз больше! Все из-за Черного Флота — Форлонгу пришлось оставить большую часть своих людей дома. Ну да ладно, у нас каждый ратник на счету.

Отряд за отрядом проходили в ворота. Верные своему долгу жители южных провинций выступили на защиту города, но их было слишком мало, меньше, чем ждали, и гораздо меньше, чем требовалось. Дерворин, сын правителя долины Рингло, привел три сотни пехотинцев. Высокий Дуинир и два его сына — Дуилин и Деруфин — возглавляли ополчение взгорий Мортонда и долины Черных Корней, состоявшее из пятисот лучников. Из Анфаласа, с самого побережья, пришли пастухи, охотники и хуторяне, вооруженные чем попало — доспехи имели лишь малочисленные дружинники их вождя Голасгила. У горцев Ламедона — всего-то горстка — не было даже предводителя. Рыбаки Этира прислали всех, кого смогли снять с кораблей: таких набралось несколько сот. Хилурин Прекрасный с зеленых холмов Пиннат-Гелин ехал во главе трехсот отважных воинов в зеленом. Последней шла рать знатнейшего из всех, Имрахила, князя Дол-Амрота, родича Дэнетора. За горделивыми позолоченными знаменами со знаками Ладьи и Серебряного Лебедя следовал отряд рыцарей в полном вооружении на мышастых жеребцах и семь сотен рослых, сероглазых, темноволосых воинов. Эти шли с песней.

В город вошло меньше трех тысяч человек, и ждать больше было некого.

Топот, пение и приветственные возгласы смолкли в отдалении. Любопытствующие постояли еще немного и начали расходиться. Ветер утих, в неподвижном воздухе висела поднятая сотнями ног пыль. Красное солнце склонялось за Миндоллуин, и на город ложилась тень. Близилось время закрытия Врат.

Пиппин поднял глаза, и ему показалось, что небо стало пепельно-серым, словно и его заволокло пылью. На западе угрюмо багровели последние отблески заката, и Миндоллуин казался грозным черным исполином в огненном плаще.

— День был чуден, а ночь обещает беду, — пробормотал Пиппин, совсем позабыв, что рядом стоит парнишка.

— Верно, — подхватил тот. — Мне точно достанется, коли я не вернусь до закатного колокола. Пошли! Слышишь трубу? Это сигнал к закрытию ворот.

В город вошли последними, а когда добрались до улицы Фонарщиков, повсюду уже звонили колокола, а в окнах зажигались огни.

— До свидания, — попрощался Бергил. — Кланяйся от меня отцу, скажи, что я благодарю его за славную компанию. И обязательно приходи снова, я буду ждать. Теперь мне почти хочется, чтобы войны не было, уж мы бы тогда с тобой повеселились. Наведались бы в Лоссарнах, к дедушке, там по весне раздолье. Но ничего, мы еще туда попадем. Нашего правителя им нипочем не одолеть, да и отец у меня наипервейший храбрец. Ну, пока. До встречи.

Они расстались, и Пиппин поспешил в цитадель. Обратный путь показался ему очень долгим, хоббит устал и основательно проголодался. Быстро темнело, но на небе не проглянуло еще ни одной звезды. К ужину Пиппин опоздал, но Берегонд добыл для него снеди, усадил рядом с собой и принялся расспрашивать о сыне — повидать мальчика удавалось нечасто. Однако хоббит рассиживаться не стал: на сердце у него отчего-то сделалось пасмурно и захотелось поскорее разыскать Гэндальфа.

— Дорогу-то найдешь? — спросил Берегонд, когда Пиппин собрался уходить. — На улице хоть глаз выколи; вдобавок нынче вышел приказ не зажигать огней на улицах и стенах. Да, и еще, как раз тебя касается. Завтра с утра тебе велено явиться к правителю. В третьем отряде тебе, по всему видно, не служить, но, может быть, еще свидимся. Прощай, Перегрин, доброй ночи!

Когда Пиппин добрался-таки до своей комнаты, там было почти темно — лишь на столе горела крохотная лампадка. Гэндальф отсутствовал, отчего хоббиту сделалось совсем тоскливо. Он забрался было на скамью, чтобы поглазеть в окошко, но с таким же успехом мог бы смотреть в чернильницу. Притворив ставни, хоббит лег на кровать, некоторое время прислушивался, не идет ли Гэндальф, но в конце концов забылся тревожным сном.

Разбудил его свет, пробивавшийся даже сквозь занавес. На столе ярко горели свечи, были разложены какие-то свитки, а Гэндальф мерил ногами комнату, бормоча под нос:

— Фарамир, когда же вернется Фарамир?

— Привет, — сказал хоббит, выглянув из-за занавески. — Рад тебя видеть, а то думал, ты и вовсе про меня позабыл. Долгий сегодня был день.

— Зато ночь слишком коротка, — буркнул Гэндальф. — Я пришел сюда, потому что мне нужно побыть одному и подумать. Не мешай, лучше спи, пока есть возможность. На рассвете я отведу тебя к Дэнетору. Впрочем, о чем я, какой рассвет? Рассвета не будет, пришло время Тьмы.

Едва стих топот копыт и Светозар унес в ночь Гэндальфа с Пиппином, Мерри вернулся к Арагорну. Собирать было нечего: котомки своей он лишился у Парт-Галена, а несколько полезных вещиц, прихваченных из Айсенгарда, всегда держал при себе в маленьком узелке. Хасуфел уже стоял под седлом, Леголас и Гимли ждали сигнала тронуться в путь возле своего коня.

— Итак, из нашего отряда осталось четверо, — сказал Арагорн. — Мы будем держаться вместе, но дальше поедем не одни, как я думал прежде. После этого крылатого ужаса король решил выступать без промедления, чтобы вернуться к холмам под покровом ночи.

— А куда потом? — спросил Леголас.

— Пока сказать не берусь. Тейоден назначил сбор войск в Эдорасе на четвертую ночь считая от нынешней. Туда он и отправится, а там, как я думаю, его будут ждать вести о войне. Всадники Рохана двинутся к Минас-Тирит. Что же до меня и тех, кто захочет пойти со мной…

— Я с тобой, — заявил Леголас.

— И я тоже, — поддержал Гимли.

— …Так вот, наш путь темен, — продолжил Арагорн. — Нам тоже нужно в Минас-Тирит, но как мы туда попадем, я еще не решил. Надо подумать.