Шрифт:
12. (1) В сенате прочитано было письмо Квинта Минуция – претора, ведавшего Бруттием. «Ночью в Локрах,– писал он,– из сокровищницы храма Прозерпины похищены деньги; никаких следов, которые помогли бы найти злоумышленников, нет». (2) Сенаторы пришли в негодование: совсем недавно так много шуму наделало преступление Племиния58; выходит, постигшая его кара так и не послужила никому острасткой, святотатства продолжаются и продолжаются. (3) Сенат поручил консулу Гаю Аврелию написать в Бруттий претору письмо такого содержания: «Сенату угодно, чтобы следствие по делу об ограблении сокровищницы велось так же, как три года назад вел подобное дело претор Марк Помпоний59; (4) деньги, какие найдут, возвратить в храм; недостачу, случись таковая, восполнить; для очищения оскверненного храма, если претор сочтет это необходимым, провести искупительные обряды, как были они установлены в прошлый раз понтификами». (5) Святотатство это надлежало искупить тем более, что в те же примерно дни во многих местах явлены были знамения. В Лукании, как сообщали, пылало небо; в Приверне при безветренной и ясной погоде целый день стояло в небе багровое солнце; (6) в Ланувии в храме Юноны Спасительницы60 внезапно послышался среди ночи оглушительный грохот; все чаще то животные, то женщины приносили зловещий мерзкий плод: в Сабинской области явился на свет младенец непонятного пола, не мужского и не женского; отыскали и еще одного двуполого, дожившего уже до шестнадцати лет. (7) Во Фрузиноне родился ягненок со свиной головой, в Синуэссе – поросенок с человечьей; в Лукании на общественном поле – жеребенок о пяти ногах. (8) Безобразные эти создания казались гнусными порождениями запутавшейся природы. Наибольшее отвращение вызывали полумужчины-полуженщины, их приказали тотчас же вывезти в море, как поступили уже однажды с такими чудищами незадолго до того, в консульство Гая Клавдия и Марка Ливия61. (9) Децемвирам, однако же, повелели справиться об этих знамениях в Книгах62. По книгам выходило: следует исполнить те же обряды, какие исполнялись и прежде, да, кроме того, сказали децемвиры, надо, чтобы три хора по девяти дев прошли по всему городу, распевая священный гимн, и была бы дарами умилостивлена Юнона Царица63. (10) Консул Гай Корнелий следил, чтобы все это было исполнено в точности, как повелели жрецы-децемвиры. В прошлый раз пели гимн, сложенный Ливием64, на сей раз гимн сложил Публий Лициний Тегула.
13. (1) После того как были завершены все очистительные обряды, – ибо даже и в Локрах Квинт Минуций разыскал святотатцев, и из их имущества возместил храму похищенное, – и консулы собрались было уже отправиться по своим провинциям, (2) как многие частные граждане обратились в сенат, напоминая, что на этот именно год приходится третья выплата в погашение займа, который они в свое время в консульство Марка Валерия и Марка Клавдия [210 г.] предоставили государству65, (3) консулы же отказали им, объявив, что платить не из чего – казны едва достанет на снаряжение судов и войск, необходимых для новой войны. (4) Сенат не остался глух к сетованиям жалобщиков. «Государство,– говорили они,– ведет войны беспрестанно, одну за другой, и деньги, что дали мы на одну, расходуются на следующую; вот и выходит, что деньги у нас все равно как отобрали в казну, – мы помогли государству, а с нами поступают как с теми, кто навредил». (5) Требования граждан были законны, однако денег на выплату долга у государства не было, (6) и тогда сенаторы приняли решение, как бы среднее между справедливым и выгодным: поскольку большинство сетовало на то, что кругом распродается земля, им же крайняя нужда в деньгах на покупку ее, сенат постановил предоставить им участки из общественной земли в пределах пятидесяти миль от Рима; (7) а консулам такие участки оценить и взять за пользование по ассу с югера66; (8) когда же государство сможет выплатить долг, то, если кто предпочтет деньги, пусть возвратит участок. (9) Граждане с радостью согласились на такие условия. Участки эти прозвали «третья доля», потому что розданы они были в погашение третьей части займа.
14. (1) Вскоре затем Публий Сульпиций принес обеты на Капитолии и выступил из Рима, окруженный ликторами67, одетыми в походные плащи. (2) Прибыв в Брундизий68, он распределил по легионам ветеранов африканской армии, изъявивших желание продолжать службу, выбрал корабли из тех, что были под началом Гнея Корнелия, вышел в море и на следующий день высадился в Македонии. (3) Тут предстали перед ним афинские послы, умоляя вызволить их город из осады. В Афины немедленно отправлен был Клавдий Центон с тысячей воинов на двадцати боевых кораблях. (4) Царь Филипп, занятый в это время военными действиями под Абидосом69, сам осадой Афин не руководил. Он уже сразился на море с родосцами и царем Атталом, в обеих битвах потерпел поражение, (5) однако по-прежнему был преисполнен веры в свои силы, как оттого, что вообще отличался самонадеянностью, так и оттого, что заключил союз с царем Сирии Антиохом, – узнав о смерти царя Птолемея70, оба они стали готовиться к нападению на Египет и уже успели поделить его между собой.
(6) Афиняне навлекли на себя войну с Филиппом – без достойной причины и не понимая, что от былого величия у них не оставалось уже ничего, кроме заносчивости. (7) Началось с того, что в дни Элевсинских мистерий двое юношей-акарнанцев71 вошли вместе с толпой в храм Цереры72, не будучи приобщены к таинствам и не зная, что непосвященным находиться здесь запрещено. (8) Речи их и вопросы, которые они задавали, звучали для посвященных нелепо и сразу же их выдали. Юношей привели к предстателям храма и, хотя всем было ясно, что вошли они в святилище ненароком, их убили, будто виновных в неслыханном святотатстве. (9) О таком поступке, столь же бессовестном, сколь враждебном, акарнанцы доложили Филиппу, добились от него помощи и согласия, что они пойдут на афинян войной. (10) Пылая негодованием, они огнем и мечом опустошили земли Аттики и воротились к себе, нагруженные добычей. Тогда с обеих сторон приняты были постановления о войне, и она началась – настоящая, по всем правилам. (11) Тем временем царь Аттал и родосцы, преследуя отступавшего в свои пределы Филиппа, высадились на Эгине73. Отсюда Аттал направился в Пирей74, дабы подтвердить и возобновить союзный договор с Афинами. (12) Весь город вышел ему навстречу – граждане с женами и детьми, жрецы в облачении, даже боги, казалось, сошли со своих подножий, чтобы его приветствовать75.
15. (1) Народ тут же собрали на сходку, дабы царь мог перед всеми рассказать о своих намерениях. Вскоре, однако, догадались, что приличнее будет царю поведать о своих намерениях письменно, (2) нежели краснеть, исчисляя прилюдно свои благодеяния под возгласы одобрения и изъявления неумеренной лести, на которую всегда столь щедра толпа. (3) В письме, обращенном к собранию и там же прочитанном, царь поминал сначала о том, что сделал он для Афин, затем об успехах своих в борьбе с Филиппом (4) и под конец призывал афинян вступить в войну тотчас же, покуда и сам он, и родосцы, и даже римляне на их стороне: если упустите время, писал он, (5) потом будет поздно. Затем выступили родосские послы. Благодеяние, только что оказанное родосцами городу, было еще у всех свежо в памяти – четыре недавно захваченных македонянами афинских боевых корабля они отбили и вернули афинянам76. По всем этим причинам афиняне с великим единодушием решили начать войну с Филиппом. (6) Сперва царь Аттал, а затем и родосцы удостоились чрезвычайных почестей: с этого времени впервые упоминается триба, учрежденная сверх прежних десяти и названная Атталовой77; народ Родоса получил золотой венок за доблесть (7) и право афинского гражданства – так же как прежде предоставили родосцы право своего гражданства афинянам. (8) После всего этого царь Аттал вернулся к своему флоту на Эгину, а родосцы отплыли с Эгины на Кию78 и оттуда домой, посетив другие острова и приняв в свой союз их все, кроме Андроса, Пароса и Китна79, ибо там стояли македонские гарнизоны. (9) Аттал же на Эгине пребывал в полном бездействии, – он отправил гонцов с вестями в Этолию80 и ожидал оттуда ответного посольства. (10) Этолийцы, однако, были весьма довольны тем, что, худо ли хорошо ли, сумели заключить мир с Филиппом, и теперь вовсе не жаждали вступить в войну на стороне Аттала. Если бы в те дни Аттал и родосцы не дали Филиппу передышки, они сумели бы собственными силами освободить Грецию и стяжали бы себе тем великую славу. (11) Но они допустили его переправиться через Геллеспонт, расположиться во Фракии и собраться с силами и тем затянули дело, уступив всю славу римлянам, которым и суждено было вести эту войну и завершить ее победой.
16. (1) Филипп действовал, напротив того, решительно и уверенно, как подобает царю. Он, хоть и не совладал с такими врагами, как Аттал и родосцы, ничуть не испуганный даже надвигавшейся войной с римлянами, (2) отправил одного из своих полководцев, некоего Филокла, с двумя тысячами пеших и с двумя сотнями конных опустошать землю афинян, (3) флот же передал Гераклиду, дабы он двигался к Маронее, сам же с двумя тысячами легковооруженных пехотинцев да с двумя сотнями всадников вступил во владения этого города. (4) Маронею Филипп захватил с первого приступа, потом долго и упорно осаждал Энос81 и наконец овладел им тоже, благодаря изменнику Каллимеду, префекту города, поставленному здесь Птолемеем. Одно за другим взял Филипп укрепления Кипселу, Дориск и Серрей. (5) Оттуда он продвинулся к Херсонесу и принял под свою руку по доброй воле сдавшиеся ему Элеунт и Алопеконнес. Сдались ему также Каллиполь, Мадит и еще несколько небольших крепостей. (6) Лишь жители Абидоса закрыли перед царем ворота82, не приняли его послов, и тут Филиппу пришлось остановиться. Долго длилась осада, и город выстоял бы, но Аттал и родосцы от него отступились: (7) Аттал послал для обороны Абидоса всего-навсего триста воинов, а родосцы – одну-единственную квадрирему из того флота, что стоял у Тенедоса83. (8) После уже, когда жители были вконец измучены осадой, Аттал переправился на материк, подошел к городу да так и не оказал настоящей помощи ни с суши, ни с моря, лишь возбудив у абидосцев напрасные надежды.
17. (1) Жители Абидоса сначала расставили на стенах боевые машины и тем не только преградили врагу доступ с суши, но и кораблям неприятельским уже невозможно стало оставаться в гавани. (2) Когда же все-таки внешние стены оказались проломлены, а подкопы дошли уже и до наспех сооруженных внутренних стен, абидосцы отправили к царю послов договариваться об условиях сдачи. (3) Они хотели договориться так, чтобы родосским кораблям со всеми, кто на них находился, и воинам, которых прислал Аттал, позволено было беспрепятственно покинуть Абидос, им же самим пусть царь разрешит уйти из города в одной лишь одежде. (4) Филипп отказался обсуждать условия, потребовал, чтобы Абидос сдался на милость победителя; и послы воротились с этим ответом. Жители пришли в негодование и отчаяние, вскоре обратившееся в ярость. (5) Безумие, некогда владевшее сагунтинцами, охватило теперь и их. Женщин велено было запереть в храме Дианы84; свободнорожденных мальчиков, дев и даже младенцев с кормилицами – в гимнасии85, (6) на площадь снести все золото и серебро, а на стоявшие в гавани корабли, один – родосский, другой – из Кизика86, свалить всю дорогую одежду; призвать жрецов, привести жертвенных животных, расставить среди площади алтари. (7) Выбраны были люди, которым приказали не сводить глаз с проломов в стенах, где граждане города бились с неприятелем, и едва лишь граждане эти будут убиты, тотчас перерезать всех женщин и детей, сбросить в море сложенное на кораблях золото, серебро и дорогие одеяния и, где только удастся, (8) запалить общественные здания и дома жителей. (9) Предводимые жрецами, распевавшими свои мрачные и страшные гимны, приносят абидосцы клятву свершить до конца все эти злодейства, а те, кому возраст позволяет носить оружие, клянутся либо возвратиться с победой, либо умереть. (10) Верные своей клятве богам, сражались они столь отважно, что царь испугался их яростного упорства и остановил битву, не дожидаясь наступления ночи. (11) Старейшины города, которым поручено было исполнить самое жестокое из задуманных злодеяний, увидев, что из боя вернулась лишь кучка израненных, измученных бойцов, решили поручить жрецам с первыми лучами солнца, надевши на головы священные повязки, отправиться к Филиппу, дабы сдать город.
18. (1) Город еще не был сдан, когда Марк Эмилий, самый молодой из трех послов, что были ранее отправлены в Александрию87, услыхал об осаде Абидоса; с согласия сотоварищей отправился он к Филиппу и потребовал ответа – зачем тот пошел войною против Аттала и жителей Родоса, (2) а теперь к тому же еще и осадил Абидос? Царь ответил, что Аттал и жители Родоса давно уже докучают ему своими нападениями. «Ну а абидосцы, – спросил Эмилий, – что же, и они напали на тебя первыми?» (3) Человеку, не привыкшему выслушивать правду, такой вопрос, обращенный к царю, показался недопустимо дерзким. «Возраст твой и красота,– сказал он,– а более всего твоя принадлежность к римскому племени делают тебя слишком дерзким. (4) Я желаю прежде всего, чтобы вы помнили о договоре и жили со мной в мире. Если же вздумаете испытывать мое терпение и попытаетесь пойти на меня войною, я сумею дать вам урок, и вы на поле брани убедитесь, что мощь македонского царства и слава его ни в чем не уступают римским». (5) С этими словами Филипп отпустил посла88. Он принял все золото и серебро, которое в Абидосе было кучами свалено на улицах, пленных, однако ему не досталось ни одного человека, (6) ибо осажденные пришли в неистовство, посчитав, будто предали павших, и, осыпая упреками, называя клятвопреступниками и самих себя, а более всего жрецов, что сами же ранее клятвенно обрекли их на смерть, а теперь хотят живыми отдать в руки врага, (7) бросились убивать жен своих и детей, а потом в каком-то восторге стали истреблять самих себя на улицах города. Пораженный таким их безумием, царь приказал своим воинам остановиться и объявил абидосцам, что дает им три дня, чтобы предать себя смерти. (8) За этот срок побежденные свершили над собой более злодеяний, чем свершил бы самый свирепый победитель, и ни один не попал в плен, если не считать тех, кто либо был в оковах, либо по другим причинам лишен возможности отнять у себя жизнь. (9) Оставив в Абидосе гарнизон, Филипп возвратился в свои пределы. Подобно тому как некогда гибель Сагунта склонила помыслы Ганнибала к войне против римлян, так и гибель Абидоса внушила сходные намерения Филиппу. Прискакавшие гонцы доложили ему, что консул уже вступил в Эпир и расположил на зиму сухопутные войска в Аполлонии, а морские – на Коркире89.