Шрифт:
– За что?
– За то, что ты надежный. – Синие глаза смотрели на него преданно и ласково. – Ты ведь никогда не сделаешь мне больно, правда?
– Правда.
Но – сделал. И не ей одной. Егор вздохнул, потянулся было в карман за сигаретами, но вспомнил, что не курит, и вздохнул еще тяжелее.
– Почему мы бросили машину? – спросил он, поглядывая на клубы тумана, скрывающие часть улицы. – Дорога здесь ничуть не хуже, чем возле буферной зоны.
– Оптина не любит технику, – ответил Геер, уверенно шагая по рябому от выбоин тротуару. – Если бы путь был далеким, я бы рискнул. А так… – Он пожал плечами. – Безопаснее будет своим ходом.
– Оружие мы, однако, не бросили, – заметил Волчок. – А это тоже техника.
– К оружию Оптина относится хорошо. Можно даже сказать, она его любит.
Егор взглянул на медиума с удивлением.
– И в чем это выражается? – уточнил он.
– Файерганы здесь никогда не дают осечек. А пули почти всегда попадают в цель.
Егор обдумал его слова и поинтересовался:
– Как ты думаешь, почему так?
Медиум пожал плечами:
– Не знаю. Но Оптина появилась на Земле благодаря войне. Быть может, она помнит об этом. А может быть, ей нравится смерть.
– Ты говоришь об Оптине, словно о живом существе.
Медиум хмыкнул:
– Да, наверное. Но ведь случается, что и саперы разговаривают с бомбой, которую разминируют. Для них она тоже живая. И если к ней проявить неуважение, она может обидеться.
Егор улыбнулся.
– Ты очень мудрый парень, Геер.
Медиум несколько шагов прошел молча, а потом негромко проговорил:
– Про медиумов говорят, что они видят людей насквозь. Но с тобой у меня ничего не получается. В твоей ауре полно дыр и лакун, которые я не могу объяснить.
Егор пожал плечами и небрежно пояснил:
– Стоит ли удивляться, я ведь полвека был мертв. Скажи спасибо, что у меня вообще есть аура. Хоть и дырявая.
– Может быть, – неопределенно пробормотал Геер.
«Но сквозь эти дыры мне видится Тьма», – хотел было добавить он, однако сдержался.
– Я всего лишь наемный работник, – сказал Геер, словно оправдываясь за свои мысли. – Ты заплатил мне деньги, я пытаюсь их отработать. Вот и все.
Вдруг медиум остановился и уставился на что-то. Егор проследил за его взглядом и озабоченно нахмурился. Из серебристого тумана вышли три человеческие фигуры.
Незнакомцы были одеты в потертые куртки и военные штаны. У каждого на боку – кобура с файерганом и ножны с торчащей из них рукоятью лазерного тесака. На головах – черные шапочки. У самого рослого, помимо пистолета, висела на плече штурмовая винтовка. Лицо его было обветрено и заросло двухнедельной русой бородой. Глаза, серые, холодные, цепкие, смотрели на Геера и Волчка с ледяным спокойствием.
Немая сцена продолжалась несколько секунд, потом обветренные губы верзилы растянулись в улыбку, и он неожиданно чистым и молодым голосом произнес:
– Здравствуй, медиум Геер.
– Здравствуй, кочевник Кнут, – последовал ответ.
Из пластиковой кобуры, висевшей на его правом бедре, торчала обрезиненная рукоять огромного револьвера, и медиум Геер знал этот «ствол». «Магнум С5», модифицированная модель старинного револьвера, семь патронов в барабане, калибр – десять и три. Одним выстрелом можно снести человеку голову до самого пупка.
– Рад, что ты все еще жив, – продолжая улыбаться, сказал Кнут.
– Многие живы, – спокойно ответил Геер. – Даже те, кто не должен.
Кнут хмыкнул, скользнул взглядом по долговязой фигуре Егора Волкова и спросил:
– А это кто с тобой?
– Мой друг.
– Понятно. Значит, ты опять в деле.
Несколько секунд Геер и Кнут молчали, глядя друг другу в глаза. Его ауру Геер разглядеть не мог. Он был очень силен, этот кочевник Кнут. Пожалуй, самый сильный из всех кочевников, которых Геер встречал на дорогах судьбы. И самый опасный.
Кнут прищурил серые глаза, отчего по его обветренному лицу разбежалась сетка морщинок, и спросил:
– Тебе не кажется, что ты зачастил в Оптину?
Геер ничего не ответил. Тогда Кнут продолжил:
– Ты знаешь, медиум, есть определенная квота.
– Ты тоже знаешь, что я никогда не одобрял квот, – ответил Геер спокойно.
Они продолжали внимательно следить друг за другом.
– Ты большой упрямец, Геер, – не менее спокойно заметил Кнут. – Мы с тобой люди старого поколения. Можно сказать – ушедшей эпохи. Но новая эпоха диктует свои правила, и ты должен с этим считаться.