Я ждал, когда из-за крыла появится трап с аэрофлотовским экипажем, но так и не дождался. Динамик ожил и объявил о том, что переговаривающаяся сторона нарушила условия, прислав лишь полмиллиона долларов, потому под гарантию доставки второй половины суммы старый экипаж, а также полицейский офицер, доставивший деньги, будут временно задержаны. И, само собой, – остальные заложники. Единодушный вздох разочарования раздался в салонах. От гнева и бессилия я сжал кулаки. Мне хотелось ворваться в кабину, стреляя на ходу, – всех и вся ставя на место, но это была утопия в стиле старого доброго кино про Джеймса Бонда, агента 007. Надо было терпеть и ждать или придумать что-то такое, что террористам и в голову не могло бы прийти. Какой-нибудь фокус с переодеваниями и женщинами, которых распиливает циркульная пила. Берем террориста и получаем голубя мира. Стреляем из автомата газированной водой...

– Это никогда не кончится, – сказал я, – что делать, Петрович?

– Ждать, – сказал он, – проигрывает тот, у кого сдают нервы.

И тут меня озарило:

– Послушай, ведь там никто не знает, что нас двое, верно?

– Верно, – кивнул Петрович, – хорошая мысль...

– Наклавшие в штаны пассажиры берут меня в плен и сдают, спасая свою шкуру. Ты будешь пассажиром. Откроется кабина – выстрелишь ты, выстрелю я. Третий выстрел должен быть последним. Надеюсь, твой.

– Кино... – сказал Петрович. – Ничего не получится. Там впереди кто-то есть. В первом салоне. Он здесь главный. Он контролирует ситуацию, прикинувшись пассажиром.

– Прекрасно! Давай для него и устроим спектакль.

– Как ты его вычислишь?

– Он сам засветится, когда я, скажем, вырвусь от тебя...

– И получишь пулю. Лучше уж я себя самого сыграю.

– Что, пули не берут?

Вместо ответа Петрович поднял руку, подставляя мне свой бок. Под одеждой у него была гибкая броня.

– Кевлар, – похвастался он, – последний писк. В Питере всего несколько таких. Но, честно говоря, все это авантюра. Не люблю авантюры.

– Тогда отдай мне свой кевлар – я один пойду, – сказал я. – А ты сиди, закрой глаза и считай до ста. Если...

Петрович вдруг осерчал и схватил меня за рукав.

– Послушай, знаю я таких, как ты, смельчаков. Отличные ребята. Я им ношу цветы на кладбище. Так что точка. Без меня – ни шагу. Я тут за всех вас отвечаю. Подождем, что будет дальше.

Два часа прошло в томительном ожидании, но деньги не везли. В полдень главарь группы мрачно объявил, что его вынуждают на крайние меры. Если еще через час деньги не появятся, один из заложников будет убит. Скорее всего женщина – одна из двух стюардесс, находящихся в кабине...

– Вот теперь пора, – вздохнул Петрович и взял рацию.

– Шеф, – по-английски сказал он, – зачем убивать женщину, когда есть мужчина? Мы тут захватили агента. Он троих ваших убил. Можем передать безвозмездно.

– Кто это «мы»? – спросил голос в динамике.

– Как – кто? – очень естественно растерялся Петрович, обведя глазами салон. – Мы – пассажиры.

– Сколько вас?

– Много... Человек шесть.

– Пойдет один. В двух метрах от агента. Свяжите ему руки над головой. У вас «узи»?

– Три штуки, шеф, и его пистолет.

– Все взять с собой.

– Понятно, шеф, – кивнул Петрович и, выключив рацию, прошептал мне: – Клюнуло. А теперь вяжи мне руки своим галстуком.

– Как это?

– Вот так, особым узлом – дунешь и нет его...

...Держа Петровича под прицелом «узи», я довел его почти до середины первого салона, когда вдруг за моей спиной раздался спокойный властный голос:

– Don't move. Throw the shot-guns down. [6]

– О'кей, – сказал я и, не оборачиваясь, бросил себе под ноги «узи», не спеша скинул с левого плеча второй, с правого третий... Оставался пистолет, оттопыривавший мой карман, не считая второго, слева на перевязи у Петровича под пиджаком, но голос за мной уже что-то сказал по-арабски в потрескивающую рацию, дверь в кабину открылась и из нее высунулся араб.

Все остальное произошло в течение трех секунд. Связанные над головой руки Петровича упали вниз – и прогремевший выстрел поставил красную точку на лбу открывшего дверь. Второй выстрел из-за моей спины опрокинул Петровича, я же, боком рухнув на пол, подхватил «узи» и в положении на спине, как учили меня в спецотряде, вытянув над собой руки выстрелил назад, на голос... По вскрику я понял, что попал, и, не оборачиваясь, перескочил через еще лежавшего Петровича, чтобы не дать закрыть дверь в кабину, в которую пытались втянуть убитого араба. Я успел поставить ногу и выстрелить в чье-то плечо. Больше выстрелов не было.

В кабине была куча-мала из тяжело сопящих и пыхтящих мужчин. Из-под тел в синей форме авиаторов торчали ноги подмятых террористов. Три пары тяжелых солдатских башмаков на шнурках... Тут же, прижавшись к боковому стеклу, молча взирали на эту сцену две смертельно бледные стюардессы.

Я бросился обратно к Петровичу, но он как упал, так и лежал. Нагнувшись, я увидел, что воротник его в крови. Пуля попала ему в шею.

Я взглянул на его мертвого убийцу, отдаленно напоминавшего приятеля моей юности Махмуда, и, пошатываясь, пошел по проходу. Из моих глаз катились слезы. Челюсть тряслась. Я полез за носовым платком, но вместо него вынул из кармана капроновый чулочек Лолы, слабо веющий ее экзотическими духами. Подумать только, не из-за этого ли все началось... Я взял оставленную в кресле Петровича рацию и сказал по-русски, обращаясь к командиру экипажа: