Заключению брака предшествовало формальное обручение. Обещание жениху давала не сама девушка, а ее отец от ее имени; если она была сирота, то от ее имени выступал ее брат или другой близкий родственник; если же у нее не было никого из близких, то все ее дела вел назначенный по закону опекун. Обручение было важным юридическим актом, ибо при этом обсуждали имущественные отношения будущих родственников, размеры приданого, часть которого, называемая «мейлия» (утешение), оставалась личной собственностью молодой жены и в случае развода возвращалась ее семье. Давать за невестой приданое требовал не закон, а обычай, часто более могущественный, чем любое писаное право. Поэтому даже сироты и девушки из малоимущих семей не оставались без приданого: его собирали для них в складчину их сограждане или даже само государство. Так, например, в Афинах после смерти Аристида его дочери «были выданы замуж государством: город обручил их за счет казны и назначил каждой по три тысячи драхм приданого» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Аристид, XXVII). Дети, рожденные от брака, которому не предшествовал формальный акт обручения, не могли быть включены в списки граждан и лишались права наследования.

Образец брачного договора дает нам документ, записанный на папирусе в эллинистическом Египте, в 311 г. до н. э., на острове Элефантина и заверенный, как полагалось по закону, шестью свидетелями. В документе говорится, что некий Гераклид берет себе в жены свободнорожденную женщину Деметрию, дочь Лептина и Филотиды с острова Кос. «Свободный берет ее свободной» с приданым — платьями и украшениями — стоимостью в тысячу драхм. Гераклид в свою очередь предоставит Деметрии все, что подобает свободнорожденной женщине, а жить они будут вместе там, где по взаимному соглашению сочтут нужным зять и тесть. Если же Деметрия совершит что-либо дурное, что навлечет позор на ее мужа, то лишится всего, что принесла с собой, однако Гераклид должен доказать истинность обвинений против Деметрии перед тремя почтенными мужами, которым выразят свое доверие обе стороны. Гераклид не имеет права ни вводить в дом иную женщину, ни признавать своими детей, рожденных ему другой женщиной, так как все это навлекло бы позор на Деметрию, ни вообще под каким-либо предлогом причинять зло своей жене. Если же окажется, что дурной супруг сделал что-либо подобное и Деметрия сможет это доказать в присутствии трех мужей, которым обе стороны выразят свое доверие, то Гераклиду придется вернуть Деметрии ее приданое и, сверх того, уплатить еще 1000 драхм пени. Договор этот должен был соблюдаться при любых условиях, причем обоим будущим супругам вручали по одному экземпляру письменного текста соглашения, чтобы они хранили его отдельно и могли в случае необходимости представить для судебного разбирательства.

Не менее интересным документом является папирус гораздо более поздний — II в. н. э. Здесь молодой муж подтверждает по всей форме, что получил от тестя приданое, но требует еще некоторых вещей как «дополнение к приданому». Само приданое включало в себя золотые серьги, кольцо, цепочку, посуду, серебряные наплечники и некоторые другие ценные предметы, перечисленные в тексте документа. В «дополнение к приданому» новобрачный желал получить медный сосуд, медный ларь для кладовой и сундук для одежды, рыночную корзину и т. п. Текст документа в значительной степени поврежден, поэтому о других претензиях зятя мы, видимо, уже никогда не узнаем.

Формальный акт заключения брака имел первоначально частный характер семейного торжества и лишь со временем превратился в акт религиозный и публично-правовой. Уже древние обычаи предусматривали свадебное пиршество в доме отца новобрачной и ее торжественные проводы из родительского дома в дом ее мужа. В день свадьбы дом невесты убирали цветами. Рано утром она совершала торжественное омовение в воде из местного священного источника (в Афинах это был источник Каллироя к югу от Акрополя). Воду черпали и носили молодые девушки — лутрофоры («носящие воду для купели»). После купания невесту одевали и украшали, и уже в свадебном уборе она ждала начала празднества. Собирались приглашенные, приносили жертвы богам — покровителям семьи и брака: Зевсу, Гере, Гестии, Артемиде и Мойрам, причем сама новобрачная приносила им в жертву свои детские игрушки и прядь волос. После совершения религиозных обрядов отец вручал свою дочь прибывшему зятю, произнося ритуальную формулу, подтверждающую, что с этой минуты девушка свободна от обязанности приносить жертвы своим предкам, а будет теперь участвовать в жертвоприношениях предкам ее мужа. Это был важнейший религиозно-правовой акт: отец освобождал дочь от своей власти и передавал ее под опеку мужа, в семью которого она переходила.

После сакрального ритуала гостей приглашали на свадебный пир. Приглашения рассылались официально и составлялись по определенному образцу. О содержании такого приглашения нам сообщает оксиринхский папирус III в. н. э., но, по всей видимости, мы имеем здесь дело с давней традицией. Некто Гераид просит адресата пожаловать к нему утром в день свадьбы его дочери. Тот, кто не мог почему-либо воспользоваться приглашением и участвовать в свадебных торжествах, посылал письмо с поздравлениями и теплыми пожеланиями. Другой папирус сохранил текст такого поздравительного письма, полученного тем же Гераидом от некоего Гераклида: Гераклид горячо разделяет радость друга по поводу «доброго, богобоязненного и счастливого супружества» его дочери и жалеет, что не может явиться на свадебный пир.

Добавим, что на самой свадьбе новобрачная, лицо которой было скрыто под фатой, сидела отдельно от гостей, в кругу своих сверстниц.

Хилон из Спарты, которого позднейшая традиция причисляла к семи великим мудрецам Эллады, тот самый, что, по преданию, написал на храме в Дельфах «Познай самого себя», оставил немало кратких советов и афоризмов, наставлений и поучений: одно из них, как рассказывает Диоген Лаэртский, звучало так: «Брак справляй без пышности» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, I, 70). Идея скромной, лишенной крикливой пышности свадьбы была близка и Платону. В своем идеальном полисе он предполагал ввести специальный закон, ограничивающий расходы на свадебные пиры и предостерегающий от пьянства.

«На брачные пиршества каждая сторона должна приглашать не более пяти друзей или подруг и таким же должно быть число родственников и домочадцев с обеих сторон. Издержки ни у кого не должны быть большими, чем это позволяет его состояние, а именно: для граждан самого богатого класса — одна мина, для второго — полмины, и так далее… Всем повинующимся закон должен выразить одобрение; неповинующегося подвергают наказанию стражи законов как человека, лишенного чувства прекрасного и не воспитанного в законах свадебных муз. Пить до опьянения не подобает никогда, за исключением празднеств в честь бога — дарителя вина; к тому же это небезопасно для человека, серьезно относящегося к браку. Здесь и жениху, и невесте подобает быть очень разумными: ведь это немалая перемена в их жизни. Да и потомство должно произойти от наиболее разумных родителей; между тем ведь почти неизвестно, в какую ночь — или день — будет с божьей помощью зачат ребенок. Поэтому бракосочетание не должно совершаться, когда тело отяжелело от вина. Напротив, ребенок должен зародиться, как это и подобает, крепким, спокойным… А пьяный человек и сам мечется во все стороны, и увлекает все за собой; он неистовствует и телом, и душой; стало быть, тот, кто пьян, не владеет собой и не годится для произведения потомства. (…) Поэтому… в течение всей жизни, а всего более тогда, когда наступает время плодить детей, должно остерегаться и не совершать по доброй воле ничего вредного, дерзкого и несправедливого. Ибо все это неизгладимо запечатлевается в душе и теле ребенка, и дети рождаются плохими во всех отношениях» (Платон. Законы, VI, 775, а—е).

Трагические последствия пьянства на свадебном пиру были хорошо известны грекам, в том числе такие, о которых рассказывает Плутарх. Однажды на острове Хиос во время свадьбы, когда новобрачную везли к дому ее молодого супруга, царь Гиппокл, друг жениха, захмелев и развеселившись, вскочил на свадебную повозку.

Он вовсе не имел намерения обидеть молодую пару, а сделал это лишь в шутку. Увы, пьяная шутка обошлась ему дорого: друзья жениха набросились на него и убили.

Торжественно провожаемая в дом мужа, новобрачная чаще всего ехала в украшенной цветами повозке, в сопровождении своего молодого супруга и одного из близких родственников — шафера. За их повозкой тянулся весь свадебный кортеж. Мать невесты держала в руках горящий факел, зажженный от домашнего очага. Этим факелом разжигали потом очаг в доме молодоженов, перенося тем самым огонь из одной семьи в другую. Этот символический ритуал должен был прочно связать взаимными узами обе семьи — старую и молодую, а также снискать дому новобрачных покровительство Гестии, богини домашнего очага. Еще большую торжественность этой процессии придавали гименеи — свадебные песни в честь бога брачных уз, исполняемые группами молодежи. Кортеж останавливался перед домом новобрачных, и молодой муж вводил жену в дом, перенося ее через порог на руках. Происхождение этого обычая толковалось по-разному: одни видели в нем наследие глубокой старины, когда девушек похищали, чтобы жениться на них; другие — и это кажется более правдоподобным — полагают, что обряд перенесения через порог должен был подчеркнуть значение и особое положение жены в доме, ее отличие от других женщин, переступавших порог этого дома. При входе новобрачных осыпали финиками, орехами, фигами, мелкими монетами. Этот обычай, называемый «катахисма», был распространен и при иных семейных торжествах и символизировал пожелания успеха и достатка, а может быть, также он означал своего рода жертвоприношение домашним божествам, дабы заручиться их благожелательностью к молодым супругам. Затем факелом разжигали очаг, приносили жертвы предкам и совершали совместную трапезу хлебом и фруктами. Молодые люди начинали семейную жизнь.