Она чуть не плакала; все должно было быть совсем иначе, Спиллер никогда не поймет, что такое воздушный шар, раз он не видел его надутым; одними словами не передать, что им пришлось пережить, через что пройти, чтобы его сделать, и какого головокружительного успеха они достигли. Что они могли теперь показать? Старую корзину из-под клубники в красных пятнах, несколько лоскутьев съежившейся резины и клубок спутанных веревок. Всего несколько минут назад они с матерью так ловко, так красиво спускали шар на землю. Оправившись от панического страха и овладев собой, Хомили, как это часто с ней бывало, вдруг успокоилась. Возможно, она поняла, что она снова дома, увидела, как их городок, такой же, как раньше, мирно нежится под полуденным солнцем, а из трубы Виноградного домика неожиданно струится в небо дымок — трепещущий на ветру приветственный вымпел, — значит, дом обитаем, и огонь только что разожжен. И зажжен он не мисс Мензиз, которая уже давно скрылась из виду, и не Подом, который еще не успел подойти к дому. Кем же тогда, как не Спиллером? Арриэтта и Хомили почувствовали себя среди друзей и, гордые успешным побегом, жаждали показать свое мастерство. Они аккуратно свернули веревки и канаты, сложили снаряжение и прибрали в корзине. Они выжали мокрые платья, а Хомили даже причесалась. Затем методично и спокойно взялись за дело так, как наказывал Под.

— Ужасно! — воскликнула Арриэтта, взглянув наверх, когда она добралась до последней ячейки сетки.

Она увидела, как отец показывает матери, куда ей поставить ногу, увидела Спиллера, который залез на самый верх ограды — а как же иначе? — и деловито изучает обломки крушения. Арриэтта полном унынии сошла с сетки на землю, сорвала лист подорожника и, бросившись навзничь на это пружинистое ложе и заложив руки за голову, стала хмуро глядеть в небо.

Когда Хомили при помощи Пода спустилась наконец вниз, у нее тоже был расстроенный вид.

— Это не мы, мы все делали правильно, — повторяла она. — Просто ветер переменился.

— Я знаю, знаю, — утешал ее Под, — забудь об этом… Шар сослужил свою службу, а дома тебя ждет сюрприз. Вы с Арриэттой идите вперед, пока мы со Спиллером заберем здесь, что можно.

Когда Хомили увидела все новшества в доме, ее стало трудно узнать. "Как будто, — подумала Арриэтта, глядя на выражение ее лица, — она попала в рай". Сперва, не веря своим глазам, она застыла на месте, затем, дав волю радости и волнению, забегала, как безумная, по комнатам, рассматривая одно, трогая другое, переставляя третье и сопровождая все это восторженными восклицаниями.

— Они разделили верхнюю комнату надвое, теперь там есть комната и для тебя, Арриэтта. Погляди только на раковину, прошу тебя, Арриэтта! — Вода из крана и все остальное! А что это за штука на потолке?

— Лампочка от ручного фонарика, — сказала Арриэтта, как следует ее разглядев. А за черным ходом под навесом они нашли большую квадратную батарейку.

— Значит, у нас теперь есть электричество, — прошептала Хомили, отступая от навеса. — Лучше здесь ничего не трогать, — продолжала она с благоговейным страхом, — пока не придет отец. И помоги мне собрать барахло, которое разбросал здесь Спиллер, — проговорила она взбудоражено. — Да, мне жаль то несчастное создание, которому придется вести хозяйство в его доме…

Глаза ее сияли. Она повесила новое платье перед огнем сушиться, и, радуясь, что снова их видит, переоделась в свои старые вещи. Арриэтта, — она все еще была почему-то в плохом настроении, — обнаружила, что старое платье ей мало.

— У меня в этом дурацкий вид, — недовольно сказала она, пытаясь одернуть вязаный жакет.

— Да кто тебя здесь увидит, — сказала Хомили, — кроме отца и Спиллера?

Все это время, не жалея сил и не покладая рук, она чистила, мыла, перекладывала, переставляла. Скоро ни одна вещь не стояла на прежнем месте, и комната приняла довольно странный вид.

— Да, трудно что-нибудь сделать, когда и кухня, и столовая, и гостиная, — все вместе, — с трудом переводя дыхание, заметила Хомили, обозревая плоды своего труда. — И я все еще не уверена насчет этого шкафчика.

— Что с ним не так? — спросила Арриэтта, мечтавшая об одном — сесть и отдохнуть.

— Пожалуй, когда он стоял на старом месте, было лучше.

— Неужели нельзя оставить все это мужчинам? — сказала Арриэтта. — Они скоро вернутся… к ужину.

— В том-то и дело, — сказала Хомили. — Если двигать, то двигать сейчас, до того, как я принялась за стряпню… Там, где он сейчас, он выглядит ужасно, — сердито сказала она. — Портит всю комнату. Ну-ка, Арриэтта, берись… На это уйдет одна-две минуты.

Но когда кухонный шкафчик попал на свое прежнее место, сделалось видно, что вся остальная мебель стоит вкривь и вкось.

— Стол хорошо уместится вон там, — сказала Хомили, — если мы немного подвинем комод. Ты берись за один конец, Арриэтта…

И они сделали еще несколько перестановок; наконец Хомили была довольна результатом.

— Хлопоты, конечно, — весело сказала она, обводя глазами комнату, — но вполне оправдывают себя. Сейчас здесь куда уютней, правда, Арриэтта? Чувствуешь, что все стоит, как надо.

— Да, — сухо проговорила Арриэтта, — потому что все вернулось на свой места.

— Что ты имеешь в виду? — воскликнула Хомили.

— Что все находится там, где было с самого начала, — сказала Арриэтта.

— Глупости! — сердито оборвала ее Хомили, но когда она посмотрела вокруг, в ее взгляде не было уверенности. — Ну, пожалуй, табурет, и правда, стоял под окном. Но нам некогда тратить время на споры, мужчины вот-вот вернутся, а я не бралась за ужин. Будь хорошей девочкой, сбегай к ручью и принеси несколько листиков кресс-салата.