И ответил поспешно:

— Сию минуту, Ольга Павловна! Зачитался, что даже не слышу.

За чаем собралось несколько человек. Ольга Павловна, — женщина лет тридцати пяти, в меру подкрашенная и подведенная, ее брат — тучный господин с жирным баском и лаконическими резкими суждениями обо всем. Чья-то не то племянница, не то крестница, куколкой наряженная, Лидочка. И еще какой-то субъект неопределенной категории, с козлиной бородкой, весьма интеллигентным лицом и тщательно отутюженными складочками брюк. Он был тощ и желчен; фамилии его Сергей не расслышал.

— Сегодня доллар поднялся ровно в два раза, — громко проговорил тучный господин, ни к кому, собственно, не обращаясь. — Это грабеж, форменный! Неслыханная вещь! За один день на сто процентов!

— Удивительно, — проговорил Сергей. — Что бы это значило?

— А то, что плохо работаете, господин офицер. Все отступления да отступления.

— Но постой, мой друг! — вмешалась хозяйка, очевидно, желая смягчить его резкость. — Почему же ты так говоришь Константину Николаевичу, точно это от него зависит.

— На это есть причины чисто стратегического характера, — ответил Сергей. — И я думаю никто не сомневается в том, что в конце концов Добровольческая (он чуть-чуть не сказал было Красная) армия сумеет разбить эти банды.

— Не сомневаются? — И тот иронически посмотрел на него. — Нет, сомневаются, раз доллар вверх скакнул. Отчего он скачет, вы знаете?

— Нет! — откровенно сознался Сергей.

— Ну, то-то! А скачет он оттого, что спрос на него большой. А спрос почему? Да потому, что уши навострили все, как бы чуть что, так и до свидания. С нашими-то цветными тряпками за границу не уедешь. А вы говорите, — не сомневаются. Нет, уж у меня доллар на этот счет лучше всякого барометра.

— Константин Николаевич! — перебила их Лидочка, которой надоел этот разговор. — Вы на фронте были?

— А как же? Был, конечно.

— И красных видели? Пленных? — добавила она. — Расскажите, какие они?

— Какие? Вот, право, затрудняюсь сказать. Люди как люди. Все больше крестьяне и рабочие.

— А вы… вы их не расстреливали? Сами, конечно?

— Нет, не расстреливал, — ответил он несколько насмешливо.

— Аа! — разочарованно протянула она. — А я думала почему-то, что вы сами. Скажите, а вы видели, как это их?..

— Лидочка, перестань, что это ты за чаем о каких неприятных вещах говоришь, неэстетично даже, — молодая девушка и вдруг — такие разговоры.

Лидочка немножко обиделась: мало ли что не эстетично, а раз интересно.

В комнате было чисто и тепло. Сверху из-под абажура лился ровный, мягкий свет, и бисерные нити спускающейся бахромы играли огоньками разноцветно.

Тощий господин, просмотрев газету, отложил ее в сторону и сказал, обращаясь к Сергею:

— Читали?.. Нет? Какую новость еще выкинули. Все просоциализировали и дома, и имущества, и храмы, — кажется, больше нечего было. Так нет, решили еще социализировать женщин! — проговорил он раздельно и едко усмехаясь. — Женщин от шестнадцати лет и выше. Вот смотрите, официальное сообщение.

Сергей посмотрел, — точно официальное сообщение в виде вырезки из «Правды» было налицо.

— Может быть, здесь преувеличивается несколько, — осторожно заметил он. — Вряд ли они могли решиться на такую меру. Ведь это вызвало бы целый бунт.

— Э! Одним бунтом больше, одним меньше. Не все ли им равно? А что это правда, так я и не сомневаюсь. Например, знаете, у них там для Совнаркома некая госпожа Коллонтай есть. Шикарная, конечно, красавица, брильянты, меха и все такое прочее. — Он посмотрел искоса на скромно опустившую глаза Лидочку и добавил с некоторым раздражением. — Да неужели же не слыхали? Ведь об этом все говорят.

— Да, слыхал, что-то, — уклончиво ответил Сергей. — Только верно ли это?

— Враки все, — прислушавшись, проговорил другой. — Разве всему, что у нас в газеты попадает, верить можно? Всякой дрянью столбцы заполняют, а про то, что нужно — ничего. У меня, вон, фабрика в Костроме, так хоть бы строчка была, как там и что. Все на один лад. Все, пишут, поломано, растащено, камня на камне не осталось. А встретил я недавно человека. Ничего — говорит — все на месте стоит, одно отделение работает даже понемногу.

— Ах, оставьте, Федор Павлович! — возразил ему первый. — Нельзя же все о ваших фабриках. Нужно, так сказать, всесторонне осветить бытие этих банд. Это в конце концов необходимо для истории.

— Враки! — упрямо повторил тучный господин. — А если не враки, то и у нас не лучше. Декрета не издавали, а что кругом господа офицеры делают! Стыдно сказать. Публичный дом какой-то!

Лидочка вспыхнула и снова потупила глазки, размешивая ложечкой простывший чай, — должно быть, не слыхала.

— Оставь, Федор! — опять вмешалась хозяйка. — Ты всегда что-нибудь… такое скажешь.