Шрифт:
Так, вроде все тихо, никто в мою сторону не пялится, а потому поползу я себе вперед, накидочкой маскировочной укрывшись.
Как там у Маршака было? «Шаг — остановка, другой — остановка… по хрену мне, что у немца винтовка…»? Отставить неуместное стихоплетство! Так и здесь, только «шаг» на «ползок», ну, или на «метр» заменить. Хотя метр вряд ли, полметра. Метр в минуту — хорошая скорость для такой ситуации, а я ее превысил раза в два. «Ага, перехватит тебя сейчас „ГАИ для пластунов“, тогда штрафом не отделаешься — мигом права на жизнь лишат!» — интонации у внутреннего голоса были стервозно-мерзкими, а я очень такие интонации не люблю, потому и заткнуть это «второе я» получилось легко.
Тридцать семь минут прошло, и я уже под мостиком. Часовые на мосту устав в полный рост нарушают — треплются о каком-то неизвестном мне Франце и вспоминают, как весело проводили время в Любеке. Не зря говорят, что часовой, несущий службу в соответствии с уставом, — беда для диверсанта. Если бы они не болтали — получили бы шанс услышать мою возню, ведь эту «дуру» ворочать бесшумно сложновато. А так — река журчит, фрицы трындят, а я веревочку через балочку перекинул и знай себе «бонбу» к опоре прикручиваю. Тьфу, сам не заметил, как в стиле героев «Бумбараша» думать начал. Ничего, вот вылезу отсюда и заору во весь голос: «Ничего, ничего, ничего! Сабля, пуля, штыки — все одно!» И сапогом немца по морде — хрясь! Уф, примотал. На часах — без двенадцати пять. Теперь цепочку аккуратно вниз, стрелку минутную отломить, часовую — на «пять минут первого» поставить, стопор-предохранитель снять, шнурок, к одеялу пришитый, сквозь чеку пропустить… Можно и домой, жаль только название той пивной, что немцы нахваливали, не запомнил! Что-то со львом и его хвостом связанное… Ну и хрен бы с ним, все равно пиво в Германии пить будем. Не я — так другой, вон, Мишка Соколов, к примеру…
Иногда уйти от объекта сложнее, чем подобраться к нему, и в данном случае «иногда» значит «почти всегда». Но не в этот раз. И спустя четверть часа я уже подползал к Мишкиной нычке.
С нашим танкистом все было тип-топ, я, перевалив через бугорок, совсем уж было собрался, передохнув пяток минут, двинуть в обратный путь, как мое внимание привлекла армейская легковушка, остановившаяся у моста. Нет, машины по дороге ездили и до этого и весьма мне помогли, отвлекая своим шумом охрану, но эта-то остановилась у поста…
— Миш, дай бинокль! — вполголоса приказал я.
«Так, „кюбель“ [29] стандартный, армейский… Вон и „WH“ [30] на номере… — рассуждал я про себя, разглядывая машину в оптику. — Так, стоп! А это что за на фиг?» — Из задней части «легкового автомобиля для перевозки личного состава», как пафосно именовали эту колымагу немцы, торчала совсем нештатная антенна радиостанции. Я перевел взгляд на вылезшего из машины немца. Две сотни метров — для хорошего бинокля не расстояние. Я даже выражение его лица и петлицы рассмотрел. И ни то ни другое обычными не были. Выражение лица было слишком властным, а петлицы слишком эсэсовскими! А член данной организации, приехавший на армейской машине, в свете предстоящих событий мог означать только одно — проверку на маршруте!
29
Сокращение от «кюбельваген» ( Kubelwagen), дословно — «автомобиль с ковшеобразными сиденьями», название класса легковых армейских автомобилей в Германии. Ближайший аналог — джип, но кюбельвагены необязательно были полноприводными внедорожниками. Выпускались в сотнях вариантов всеми автомобильными компаниями рейха.
30
Означает принадлежность транспортного средства к сухопутным войскам Германии — вермахту. Машины люфтваффе имели литеры — WL, а Военно-морского флота — WM. Автотранспорт СС маркировался соответствующе — SS. Почти все учреждения Третьего рейха также имели свои номера: ОТ — Организация Тодта, DR — Имперские железные дороги (Deutsche Reichsbahn), RP — Имперская почта (Reichpost), Pol — полиция порядка (орпо).
Первым побуждением было крикнуть «Ура!» и захлопать в ладоши. «Гиммлер все-таки приехал!» — иначе что здесь этот унтерштурмфюрер делает в пять-то часов утра?
Вторым — разузнать, что будет дальше.
Я пару раз беззвучно соединил ладони, а потом шепнул Соколову:
— Ложись! Минут пятнадцать подождем.
По губам читать я не умел, тем более по-немецки, но пантомима была достаточно выразительна: начальник поста — пехотный унтер — докладывал, стоя по стойке смирно, а эсэсовец время от времени задавал короткие вопросы. Наконец, спустя восемь минут, унтерштурмфюрер отдал команду «вольно» и отошел к своей машине. Оттуда ему немедленно протянули микрофон и наушники, и он принялся докладывать, как я догадался, «наверх». Эсэсовский лейтенант уложился в три минуты, а затем, вернув своему подчиненному радиопричиндалы, развил бурную деятельность: повинуясь взмахам его руки, четверо солдат спустились с дорожной насыпи и скрылись в кустах. «Ага, секреты выставили! — догадался я. — Так поздно уже, братцы! Даже если цистерну боржома выдуете — почки все равно тю-тю!» — мы в очередной раз переиграли противника по темпу, так что можно и позлорадствовать.
Еще две пары немцев были отправлены на противоположную от нас сторону дороги. Затем из машины вылез коренастый ганс с петлицами шарфюрера и направился к караульной будке, а «начальник-проверяльник» сел в машину и, сделав всем ручкой, укатил в сторону Минска.
Зуб даю, в кармане у оставшегося у моста унтера лежит какой-нибудь интересный жетончик, вроде тех, которыми мы немцев дурили! И вроде все немцы делают правильно, но, похоже, никому в голову из них не может прийти, что ловушка давно снаряжена, так что шансы наши на успех ох, как неплохи! Теперь только на финишной прямой не споткнуться…
«Двенадцать часов до момента истины осталось, а пока ничего не ясно!» — Фермер отвел взгляд от часов, светящиеся стрелки которых показывали пять минут пятого. Уже много лет Александр относился к своей работе со спокойной уверенностью профессионала, хорошо знающего свое ремесло. Но никогда еще ему не приходилось проводить такую серьезную операцию на свой страх и риск. «Ни прикрытия, ни помощи… Ну да мы хоть и не Александры Невские, но и не пальцем деланы! — Сам того не замечая, подполковник методично выщелкивал патроны из „тэтэшного“ магазина и машинально расставлял их в линию на столе. — Здесь и сейчас все должно быть тип-топ! Если, конечно, немчура лес прочесывать ДО акции не начнет… А вот там, у наших, нам как бы не сложнее придется…»
И Фермер вспомнил, как вчера чекист-грузин шепотом начал буровить что-то на тему того, что песенка, которую Тоха пел, — идеологически не очень выдержанная.
— Ну, арестуй его, коли ты такой джигит! Но когда тебя потом твои же начальники в позу пьющего оленя поставят — не плачь, дорогой! Не поможет! Или ты тоже четыре языка знаешь, пяток откормленных немцев голыми руками завалить можешь и структуру немецкой армии наизусть помнишь? Э? — Было приятно вспомнить, как после этих слов сник Горгорадзе. Но одно дело осадить гэбэшного сержанта, к тому же считающего тебя старшим по званию, и совсем другое — бодаться с зубрами и мастодонтами, повелевающими тысячами таких сержантов и отправляющими врагов к стенке на счет «раз».