— Сэр, — продолжил Джонас неуверенно, понимая, что, кажется, опять перебивает, — мне, правда очень интересно, но я все-таки не понимаю, что в этом такого важного. Я могу выполнять взрослую работу в коммуне, а в часы отдыха приходить к вам и слушать истории вашего детства. Я с удовольствием этим займусь. Вообще-то, — добавил Джонас, — я уже занимался этим в Доме Старых. Старые любят рассказывать про свое детство, и мне всегда нравилось их слушать.

Мужчина покачал головой.

— Нет-нет. Я просто неясно выразился. Это не мое прошлое, не воспоминания о моем детстве.

Он откинулся на кресле.

— Это воспоминания всего мира, — вздохнул он. — То, что происходило до тебя, до меня, до предыдущего Принимающего, за многие-многие поколения до нас.

— Всего мира? — Джонас нахмурился. — Я не понимаю. Вы говорите не только о нас. Не только о коммуне? Вы имеете в виду Другое Место?

Он попытался осмыслить услышанное.

— Извините, сэр. Я не совсем понимаю. Может, я недостаточно умен. Я не понимаю, что значит «целый мир» и «за многие-многие поколения до нас». Я думал, есть только мы. И только сейчас.

— Нет, есть гораздо больше. Есть все, что Дальше — Другое Место, и все, что было до нас, и еще раньше, и совсем давно. Я узнал об этом, когда был избран. И здесь, в этой комнате, один, я переживаю это снова и снова. Так к нам приходит мудрость. Так мы строим будущее.

Он шумно перевел дыхание.

— Я просто переполнен воспоминаниями.

Джонас вдруг почувствовал сострадание к этому старику.

— Это как… — старик умолк, будто подыскивая правильные слова, — как спускаться с горы на санках по глубокому снегу. Вначале захватывает дух — скорость, холодный чистый воздух, но затем снега становится все больше, он налипает на полозья, и ты едешь медленнее, и тебе все тяжелее двигаться вперед, и надо отталкиваться все сильней и сильней, и…

Он вдруг помотал головой и уставился на Джонаса.

— Ты ведь ничего не понял, да?

Джонас смутился.

— Ничего, сэр.

— Ну, конечно, не понял. Ты ведь не знаешь, что такое снег.

Джонас покачал головой.

— А что такое санки? Полозья?

— Нет, сэр, — сказал Джонас.

— А что такое спускаться с горы? Это все пустой звук, да?

— Да, сэр.

— Вот с этого и начнем. Я все думал, с чего начать. Ложись на кровать лицом вниз. И куртку сними.

Джонас так и сделал. Ему было немного страшно. Он лег и кожей почувствовал мягкую ткань, покрывающую кровать. Он видел, как старик встал и подошел к стене, на которой висел громкоговоритель, такой же, как и в каждом доме в коммуне. Но не совсем. У этого громкоговорителя был переключатель, который старик одним щелчком передвинул на «выкл.».

Джонас едва не вскрикнул. Он может выключить громкоговоритель! Это было потрясающе.

Старик подошел и сел на стул рядом с кроватью. Джонас лежал не двигаясь и ждал, что же будет дальше.

— Закрой глаза. Расслабься. Больно не будет.

Джонас вспомнил, что ему разрешено, даже рекомендуется задавать вопросы.

— Что вы собираетесь делать, сэр? — спросил он, надеясь, что его голос не дрожит.

— Я собираюсь передать тебе воспоминание о снеге, — сказал старик и положил руки на его обнаженную спину.

Сперва Джонас не почувствовал ничего особенного. Только ладони старика на своей спине.

Он попытался расслабиться и дышать ровнее. В комнате царила полная тишина, Джонас даже испугался, что опозорится в первый же день Обучения и уснет.

Джонас вздрогнул — руки на его спине неожиданно похолодели. И сразу же воздух и даже его собственное дыхание стали холодными. Он облизал губы и языком почувствовал этот холод. Это было удивительно, но совсем не страшно. Его переполняла энергия, он вдохнул опять и на этот раз воздух был ледяным. Теперь он чувствовал, как холодный ветер обдувает его руки и спину.

Касаний старика он больше не чувствовал.

Затем — совсем новое ощущение. Много мелких уколов. Но совсем не больно. Будто маленькие холодные перышки падают на лицо и тело. Он высунул язык и поймал ледяную колючку. Она тотчас растаяла. Он поймал еще одну, и еще, и еще… Джонас улыбнулся.

Краем сознания он понимал, что лежит в комнате, в Пристройке. Но другая, отдельная часть его знала, что он сидит и под ним вовсе не мягкое покрывало, а что-то плоское и жесткое. Его руки держали (оставаясь лежать вытянутыми вдоль тела) грубую мокрую веревку.

И он видел, хотя глаза его были закрыты. Он видел яркий поток кружащихся кристаллов, и эти кристаллы покрывали его руки холодным мехом.

Он видел свое дыхание.

Сквозь этот кружащийся вихрь — внезапно он понял, что это и есть снег, о котором говорил старик, — он мог видеть далеко вокруг. Точнее, вниз — он находился на возвышении. Земля была покрыта густым пушистым снегом, но он сидел не на земле, а на чем-то твердом и плоском.

«Санки» — пришло вдруг слово. Он сидит на чем-то, что называется санки. И эти санки стоят на самой вершине чего-то длинного и высокого, что растет прямо из земли. Хотя он думал именно такими словами, его новое сознание подсказывало другое слово — «холм».