Значение указанных сорока четырех месяцев не исчерпывается, однако, их чисто механическим действием. Время – великолепнейший исторический реактив. Его нельзя обмануть. Особливо во время революции. Если бы советские декреты, в самом деле, были так беспочвенны, как то казалось вначале, то их нельзя было бы издавать непрерывно в течение столь долгого срока. Напротив, если бы рецепты наших патентованных политиков действительно были реальны и умны, они не терпели бы один за другим неизменное фиаско.

«Этак нельзя управлять Россией», говорили о народных комиссарах прежде.

«Очевидно, только так и можно было управлять во время революции», – приходится сказать о них теперь.

Далее:

Идущий под интернационалистским знаменем русский советский строй казался насквозь антинациональным. Однако чем дальше, тем все яснее выявлялось наряду с общечеловеческим его призванием также и его чисто национальное призвание. Если уже при его способностях к самообороне и нападению не удается вывести Россию на новые пути и отстоять ее от попыток раздробления и расхищения, то противникам его это и подавно не удастся.

Прежде не было сомнений в могуществе крупнейших из иностранных держав. Любые два иностранных корпуса моментально решат участь советской власти. Иное дело теперь. Теперь стало очевидным, что при всем желании иностранцы не в состоянии сокрушить Россию Ленина и вынуждены считаться с ней, как с первостепенной международной силой. Сила же и до сих пор играет в международных отношениях решающую роль. А отсюда вывод: Ленин необходим России, как средство самозащиты от врагов и… приобретения друзей.

Прежде можно было верить, будто догма для советских деятелей превыше всего и будто в жертву ей они готовы принести все (даже возможность ее осуществления). Опыт опроверг и это представление: Ленин и Троцкий возглавляют группу людей, хорошо умеющих соразмерять средства и цели. Они привычны не только идти напролом, но и «лавировать», а следовательно – «эволюировать». Автор подробно разбирает положение, сложившееся в лагере противников большевиков, после поражения основных белых сил: «Параллельно с выявлением подлинного лица русского революционного экстремизма выявлялось лицо и русского «антибольшевизма».

Печальное лицо.

Своего рода портрет Дориана Грея.

Вначале – отличные прогрессивные задания. Против новой власти – «все лучшие русские люди». Искренний и могучий жертвенный порыв. Достаточные реальные силы.

Но вот проходят все те же сорок четыре месяца и полный разброд т[ак] наз[ываемого] Белого движения, полное его банкротство физическое и моральное.

Все, что им становилось в вину революции, с еще большим правом приходится поставить в вину ему самому.

Сколько русских жизней погублено исключительно по его вине – без нужды и без пользы! Сколько русского достояния разрушено! Сколько честных русских людей сделалось ворами и спекулянтами! Сколько хороших русских девушек и женщин превращено в константинопольских проституток. Повторяю, – по его и только по его вине» [100] .

После этого автор статьи с горечью отмечает пагубность продолжения антисоветской борьбы за счет объединения различных антибольшевистских сил: «Какая чудовищная моральная притупленность нужна для того, чтобы вопиять о вооруженной борьбе с Советской Россией «до победного конца» в ясном сознании безнадежности подобной борьбы. Каким своеобразным хладнокровием должны были обладать те из корифеев русской эмиграции, что на другой день после падения Врангеля заявляли:

– Ну значит, я немного ошибся. Впрочем, я предвидел… Теперь попробуем с эсерами, авось что-нибудь выйдет!

Или эта пресловутая формула: «Ни Колчак, ни Ленин» (гад одинаково всем). Или это тупое долбление наших политических дятлов все в одну и ту же точку! Или еще: федерирование Бог знает с кем, лишь бы получить дюжину пушек и тысячу патронов!

В конце концов, жажда свержения «кучки большевиков» превратилась в своего рода психоз, в манию, в бредовое помешательство.

Только бы сбросить их, а что дальше – безразлично.

Будет ужасающая анархия с новыми пожарищами и новыми морями крови? – Ничего.

Реакция? – Великолепно. С исчезновением народных комиссаров исчезнет ли революционный экстремизм? – Не знаю, и знать ничего не желаю. Только бы не было большевиков.

Да, таков новейший русский антибольшевизм.

То преступный в своей добела раскаленной ожесточенности, то глупый в своем упрямом противодействии истории, он в лучшем случае абсолютно импотентен со своим мармеладным желанием полюбовно разрешить все споры большинством голосов там, где нет никакой полюбовности и где тщетно искать какого-либо большинства» [101] .