Гнездо для купидона

Аннотация

Тяжела и безрадостна была жизнь Марии: муж бездельник, дочь тунеядка, тяжелая работа. Так бы все и продолжалось, но тут шалунишка-купидон обратил на беднягу свое благосклонное внимание. «А ведь эта красавица и умница достойна лучшего», – подумал он.

В избранники Марии он выбрал Глеба Савельева – мужчину основательного, состоятельного, с чувством юмора. Одним словом, не мужчину, а мечту любой женщины.

Любой, но только не Марии. Ведь у нее муж, дочь, хозяйство, работа. Разве тут до любви?

«Да, придется потрудиться», – решил купидон и незамедлительно принялся за дело…

Глава 1 Поднятие домашней целины «…Вот луны повис рожо-о-о-ок… тым-да ри-да ти-та… приходи ко мне, дружо-о-о-ок, посидим, поокаем…» – доносилось из кухни заунывное пение. Видимо, «дружок» все же наведался, да и не один, потому что старенькую песенку терзали три мужские глотки. – Роман!! Прекрати орать! – рявкнула Маша на мужа, скидывая в прихожей кроссовки. – Мам!! Вот ты подумай!! – немедленно выскочила из своей комнаты Зойка, дочь-студентка. – Он вот так уже с трех часов надрывается!! И какая тут учеба может быть?.. Папа!!! Засунь в рот рыбу!! И вообще! Папа!! Уйми наконец этих своих «Песняров»! Каждый вечер воют! Достали!!! Мам, ну хоть ты скажи, ну у меня ж на носу сессия!! – Это не «Песняры» пели, а Пугачева… надо же хоть немножко разбираться в наших музыкальных сокровищах… – пробормотала Маша и устало потянула сумку в кухню. За столом восседали все те же, знакомые до икоты лица: Васька Петрищев, Лешка Судаков и Машин благоверный – Роман Борцев. Всю эту компанию Маша знала, сколько себя помнила – в одном доме росли, да здесь и осели. Раньше это были залихватские парни, веселые, вихрастые, а сейчас за столом сидели полысевшие, блеклые старики. Хотя… и года вроде бы не слишком пугающие – всего-то за сорок, а беспробудное пьянство нанесло на мужские лица свои следы. И ведь ни один из бывших дружков в люди не выбился. Эх! – А ну, дружки-пирожки, давайте-ка по домам, – строго сказала Маша и стала заталкивать в холодильник принесенные продукты. – А вот… прошу жаловать, прошу-у… моя жена Марья… – заплетающимся языком представлял Ромка свою жену, которую все и без того знали как облупленную. – Она сейчас нас кормить будет. Мане… чка… давай-ка… сгоноши чевой-нибудь… – Мань, привет. Слышь, Ромк, а мы еще эту не пели… – кивнул Маше лысый, как коленка, Петрищев и жалостливо затянул: – «Ах, была, как Буратино-о-о… я когда-то молода-а-а-а…» Лешка, пой давай, чего я один надрываюсь?.. «Триста лет тому наза-а-ад…» – Все! – уже строже заявила Маша. – Творческий вечер считаю закрытым. Давайте по домам. И где только деньги берут каждый день водку хлестать… – А ты бы вот взяла да спросила, – насупился супруг. – Поинтересовалась бы так нежно: «Где же ты, Ромочка, деньги взял на водку?» – И где же ты взял? – послушно спросила Маша. – Не твое дело! – гордо дернул кадыком муженек. – Заработал! Целую тыщу, вот!! Но… мы поделили по-братски, и… теперь у меня осталось… Муж полез в карман, долго что-то нащупывал и наконец явил свету кулак с зажатыми десятками. Маша только вздохнула, молчком ухватила за шиворот Ваську Петрищева и поволокла к двери. Васька был тощ и худ, поэтому тащить его было одно удовольствие – у пьяного мужика даже сил не хватало сопротивляться. Лешка же бодренько подскочил сам и взъерошенным воробышком поскакал к своим ботам – Машки он побаивался с детства. – Га-дюка! – выдал Роман Викторович, когда за друзьями захлопнулась дверь. – Я… я обиделся, так и знай. Пойду все маме расскажу… И супруг нетвердой походкой направился к двери. Маша только равнодушно мотнула головой. Сейчас и правда к матери побежит. Благо она обитает в соседнем подъезде, где еще парнем жил и сам Ромка. А уж потом… потом они оба притащатся, и начнет свекровушка Марью жизни учить… Но минут десять можно спокойно потратить на ужин. Да и Зойку покормить надо, у девчонки и в самом деле скоро сессия. – Зой, пойдем ужинать… – заглянула мать к дочери в комнату и тут же испуганно двери захлопнула – ее старательная дочурка в своей комнате обнималась с очередным… как у них теперь называется-то?.. с бойфрендом, вот. – Мам, ну ты прям ваще! – выскочила Зойка с выпученными глазами. – Ну давай сейчас ко мне врываться станем, да? А я, между прочим, от книг только-только оторвалась! – Да я покормить хотела… – растерянно поморгала Маша и, чтобы загладить вину перед дочерью, решила показать к парню свое расположение: – Мишенька, пойдемте, пожалуйста, поужинаем. – Мам! Ну какой Мишенька-то!! Когда это вовсе даже Юрка!!! – еще больше обозлилась Зойка. – Но… ты ж мне еще вчера про Мишу рассказывала. Говорила: «парень отпад»! – Так то ж вчера! А сегодня у меня уже Юрка! Он-то еще круче! А потому что Мишка ваще на Ирку запал! Она себе прикупила такой прикид! А к нему еще сумочку! Ну тот и завял сразу! А у меня с таким батяней ваще жизнь не клеится ни в какую! – Ире тоже не отец покупал, – напомнила мать. – Она работает, сама себе покупает. Ты, между прочим, тоже могла бы, на заочном ведь учишься. – Ха! Батя вон ваще нигде не учится! – возмутилась Зойка. – И ни фига не работает! А ты его… – Зой, так чего там про еду-то? Пошутили, что ль? – высунулся из комнаты дочери новый друг Юрка. – Да ты ваще там сиди, мама ж Мишку звала! – рыкнула на парня девица и захлопнула дверь, чуть не обрубив любимому нос. В это время в соседней комнате что-то шумно обвалилось, крякнуло и раздался долгий, протяжный зевок. – О! Еще одна проснулась! Иди, корми нас, – буркнула Зойка и поспешила на кухню. Перед Машей и в самом деле распахнулась дверь, и появилась девушка с распущенными волосами и заспанными очами. – Иветта, а ты… ты все еще спала? – аккуратно спросила Маша. – Ой, Мария Игоревна, вы же знаете, я ношу ребенка, потому и в сон тянет постоянно, – отмахнулась Иветта и побрела в кухню. – Ты этого ребенка второй год носишь, – ехидно фыркнула Зойка. – Как слониха прямо. А живота как не было, так и нет. – Зойка! Сколько раз говорить?! – сразу же взвилась Иветта. – Раньше была ложная беременность, но… мы с Александром над этим поработали и… пожалуйста! Через восемь месяцев ты станешь теткой! – А Санька знает, что ты беременеешь, когда вздумается? – не могла успокоиться настырная Зойка. – Зойка! Не трепи мне нервы! А то племянник будет нервным, – лениво огрызнулась Иветта, погружаясь в недра холодильника. – И в самом деле, – поддержала невестку Маша. – Зоя, ну чего ты грызешь ее все время? – Да я, мам, просто думаю – как так? – щурила глаза Зойка и стреляла въедливым взглядом на невестку. – Ежели Санька уехал на свой этот Север два месяца назад, а у нее беременности только месяц, с кем это она «поработала»? – Зоя!! – одернула Маша дочь, но, произведя в уме некоторые расчеты, обернулась к Иветте: – Ив… а правда, как же так получается? Девушка возле холодильника нисколько не смутилась. – Обыкновенно… я же просто так сказала – наобум, что через восемь месяцев, а дитенок может и через семь уже появиться… Мария Игоревна, а вы колбаски не брали? Я чего-то так колбаски хочу в последнее время, наверное, мальчик будет. – Такой же, как наш батяня, того тоже на колбасу тянет, когда напьется, – пробубнила Зойка. – Зоя!!! Да что ж такое-то?! Прекрати немедленно! – дежурно рыкнула на дочурку Маша и пошла переодеваться. Взяв халат и чистое полотенце, она прямиком направилась в ванную. После тяжелой работы и вечной суеты только горячая ванна помогала ей вернуть силы, сбросить и физическую усталость, и нервное напряжение. Только под шум воды она могла немного отвлечься и настроить себя на оптимистический лад, чтобы выйти уже бодрой и готовой к домашней, неблагодарной работе. Но сегодня отвлечься не получалось. И как же это вышло-то, что она одна тянет этот тяжелый воз под теплым названием «семья»? И почему этот воз вдруг стал тяжким? А ведь мама ей с самого детства внушала, что для женщины нет ничего сладостнее, чем любимый муж и дети. Мамочка ее воспитывала одна и в отличие от многих обозлившихся женщин всегда твердила, что мужчину надо беречь – он же как ребенок! Вот она в свое время не понимала этого, и что в результате? Осталась одна! И у Машеньки нет отца, и сама она, молодая еще женщина, так и осталась никому не нужной. И нечего перебирать! А то ведь и в старых девах можно остаться, мужчин в наше время катастрофически меньше, чем женщин! Правда, когда мамочка вдруг выскочила замуж, то петь стала совсем по-другому. Теперь она считала, что женщина создана лишь для того, чтобы мужчина ее баловал. И разве они, женщины, этого не достойны? И вообще умная женщина всегда найдет себе такого мужчину, которого заслуживает. Теория, конечно, красивая, да только маменька ее поздно озвучила – Маша уже прониклась прежними идеями и выскочила замуж за Ромку Борцева. Парень трудился на заводе, неплохо зарабатывал, да и знает она его уже столько лет. Вон как он за ней ухлестывал – пять лет проходу не давал! И потом – не за Лешку же идти, он ей и до плеча не достает! Маменька оставила Маше квартиру, а сама перебралась к мужу и расцветала с каждым днем все больше. А у Маши началась своя семейная жизнь. Сначала было все неплохо. С Ромкой они жили не хуже всех. В квартиру мебель новую купили, одеваться модно стали, Маша закончила институт культуры и работала в местном ДК. У них родился сын Саша, потом дочка Зоя. Над детьми Маша тряслась, точно курица. Ромка даже ревновать начал, дескать, ему столько внимания никогда не было, а только все детям да детям. Но Маша видела, что и сам он балует их без меры. В общем, семья была самая обычная – так все Машины подруги жили. А потом все как-то понеслось, да не туда… Что-то ломалось, разваливалось, переделывалось, перестраивалось… Она и не заметила, как годы пронеслись. И вроде бы все правильно делали, а почему-то Ромка потерял должность, несколько раз пытался устроиться, да очень скоро пристрастился к выпивке, и работа отошла на второй план. А потом и вовсе из планов выпала. Правда, Роман все время говорил, что ищет, но… у ее подруг мужья как-то работали, что-то находили, а вот Машин супруг так и оставался не у дел. Дети выросли, Саша женился, а чтобы скопить на свою квартиру, подрядился на смены вахтовым методом: по четыре месяца работать, а потом месяц отдыхать. Поэтому Иветта теперь живет у них одна. Сын приедет только через два месяца. А беременность… да нет у нее никакой беременности! Не может, видно, девчонка родить, что-то там с организмом, а сказать стесняется, вот оттого и ходит уже, как Зойка говорит, второй год беременная, но она и молодая, еще родит. Правда, Иветта нигде не работает, ну да Саша же трудится! А через два месяца и деньги привезет. И это их семья, как уж им удобнее. Зойка поступила на заочное отделение, учится… правда, тоже работать бы могла, но ведь… разве девчонка не права? Отец – мужик, и тот без дела на диване валяется, а она хоть учится… А Маша всех их тянет. Ну так ведь это потому, что ей повезло с работой. Хорошая подружка открыла свое агентство «Золотые руки» и сразу же позвала к себе Машу. Платила очень хорошо, да и заказы старалась давать самые денежные, а то, что приходилось мотаться весь день, так ведь… надо же как-то деньги зарабатывать. Да Маше и самой нравится! Ее обязанностью было ухаживать за стариками, за которых слишком занятые детки хорошо платили. Что-то типа соцработника, но только на коммерческой основе. Маша бегала своим подопечным в аптеки, в магазины, убирала их дома, стирала, иногда готовила застолья, но это уже за отдельную плату. И такие у нее чудесные старики были, что грех обижаться. Правда, их немного, но внимание им полагалось уделять со всей ответственностью. Но Маша не боялась, она уже относилась к своим старичкам если и не как к родным, то уж, во всяком случае, как к хорошим знакомым. Но… но все равно уставала дико. И хотелось бы отдохнуть, да как? Когда? Вот из-за усталости и набегали иногда вредные мысли: «И что же мне никто не помогает? И почему все я одна? И сколько можно на шее сидеть?» Ну, в общем, нехорошие мысли, некрасивые. Но… Она вот так полежит в горячей ванне, и… и на душе становится легче, а жизнь снова играет всеми красками. Нет, все же не зря маменька говорила, что главное для женщины – это, конечно же, семья! Маша вытерлась насухо полотенцем и с обворожительной улыбкой шагнула из ванной. Даже песенку какую-то бубнить начала для пущего настроения. – Вот она, поглядите на нее, точно помидор из банки, вся красная, как репа! – тут же поприветствовал ее знакомый голос. В дверях между комнатами, уткнув руки в бока, стояла свекровь Авдотья Пантелеевна и сверлила Машу испепеляющим взглядом. – Сама, главное, в водичке парится, а мужа единственного на улицу выкинула! Как мусорное ведро! – Мам, так еще заметь – мусорное ведро выносят, а меня так вышвырнули, – гаденько подзуживал Ромка, выглядывая из-за мощного плеча матушки. – Я… не поняла, а почему… репа? – растерянно моргала Маша. – Вы сказали, что я красная, как репа, а… – Да ты не красная, а наглая, просто сил нет! – добавила силы в голосе свекровь. – Ты, я интересуюсь, почему это мужа своего выкинула, как коврик какой?! Уже не нужен стал, да?! Когда деньги ведрами таскал, тогда нужен был, а сейчас, когда у него надорванный организм… – Баб, кому орем? – Из своей комнаты высунулась Зойка. – Опять отца притащила? Я тебе точно говорю – будет так пить, я от него откажусь! Останется бездетным, вот! – Зоюшка, детка, да разве ж так-то на папу можно? – мгновенно изменилась свекровь. Бабушка просто обожала внучат, и те буквально вили веревки из этой грозной женщины. – Он же… старенький уже, ты на него только посмотри. И как тебе его только не жалко? И Зойка, и Маша уставились на Романа. Вид у того и в самом деле был далеко не свежий и молодостью глаз не радовал. – Ба, а если он старенький, ты тогда какая? – честно спросила Зойка бабушку. – Я-то?.. – на миг замешкалась Авдотья Пантелеевна: признаться в собственной старости у нее язык не поворачивался. – Так я-то еще… моложавая! Я как-то на славу удалась – не старею. А чего? Седина не прокрасилась, да? – Не, погодите… – вдруг возмутился Роман Викторович. – Мам, ты чего несешь-то? Какой я тебе старенький?! Да я!.. Ко мне сегодня вот прям так подошла молоденькая девка и давай глазки строить! Прям вот так в наглую! Я ж… я прям не знал – чего делать-то? А она все косит глазами-то, а сама так спрашивает, дескать, как пройти на Комарова! А я… И главное, девчонка-то славная такая! – Ой, да она вас за дворника приняла, вот и спросила, – проплыла мимо родственников Иветта, ухватила с кухни пряник и капризно скривила хорошенькое личико. – Вы тут потише, а то мне сейчас Саня на сотовый звонить будет, а вы визжите, как потерпевшие. И так же неспешно удалилась в свою комнату. Господа Борцевы захлопнули рты и стали прислушиваться к звукам в комнате молодых. Там на мгновение повисла редкая гостья – тишина, но ее тут же спугнул резкий звонок домашнего телефона. – Это Саня!! – с диким воплем кинулась к телефону Авдотья Пантелеевна, отшвырнув сыночка. Сашу она тоже любила нежно и трепетно. – Да?! – старой вороной каркнула она в трубку и тут же разочарованно поджала губы. – Марья! Это тебя! Не успела домой прийти, а уже и звонки какие-то! Ни минуты покоя нет! Маша запахнула посильнее халат и взяла трубку. Звонила одна из ее подопечных, и, судя по дрожащему голосу, у старушки случилось нечто страшное. – Машенька!! Срочно! Ко мне! Меня убивают!! – сбивчиво проговорила она и тут же бросила трубку. Маша ничего не поняла, но безоговорочно полезла в шкаф за джинсами и свитером: чего спрашивать, когда надо спешить? Она бежала по вечерним улицам и старалась только не опоздать. Мысль, что ей и самой бы надо испугаться или хотя бы кого-то взять себе в помощники, даже не успела прийти ей в голову. Маша мысленно благодарила подружку Таню, которая специально подбирала ей подопечных недалеко от дома – для удобства. И Капитолина Семеновна, тетя Капа, как ее звала Маша, жила в двух остановках. Сейчас это здорово пригодилось. Едва Маша забежала в нужный подъезд, как сразу же услышала шум. – Господи, что там у нее опять стряслось? – с волнением пробормотала она, несясь наверх через две ступеньки. Возле знакомой двери стоял здоровенный верзила в свитере и в синих джинсах и упрямо держал палец на кнопке звонка. Рядом суетилась щупленькая старушка, с которой Маше уже не раз приходилось встречаться, и дергала верзилу за рукав: – Да ну ее, Глебушка, пойдем домой. – Погоди, мам, откроет, куда она денется, – пыхтел незнакомый Глеб и гневно поджимал губы. – Простите, что произошло? – запыхавшись, строго спросила Маша. – В чем дело?.. Да отпустите вы звонок! У Капитолины Семеновны что-то случилось? Она не открывает двери? А спасателей вызвали? Может быть, ей плохо? – Ей-то как раз хорошо! А вот соседке ее… мама, иди к себе… а вот соседка ее!.. – вытаращился на Машу верзила и вдруг, схватив ее за локоть, поволок вниз по лестнице. – Пойдемте, я вам сейчас покажу. Да пойдемте, чего вы за перила цепляетесь? – Да что вы делае… куда вы меня волочете?! Что за произвол?! Отпустите немедленно!!! Граждане! Вызывайте милицию! Здесь буквально похищают женщ… – пыталась сопротивляться Маша, но граждане в своих квартирах сидели тихо, по-мышиному, а ее похититель на грозные выкрики никакого внимания не обращал. – Девушка, да вы не пугайтесь… – семенила за ними старушка – божий одуванчик и пыталась сгладить ситуацию. – Это мой сынок, Глебушка, он хороший. – Да что ж вы вцепились-то, как паук?! Отпустите!! Отпустите… – вырвала наконец локоть из цепких рук Маша, гордо дернула подбородком и поправила свитерок. – Я сама пойду, если уж вы так… приглашаете! – Пойдемте-пойдемте… – недобро сверкнул глазищами мужчина и подтолкнул ее к открытой двери, которая находилась как раз под квартирой Капитолины Семеновны. – Проходите. Вот! Смотрите! Да вы в кухню проходите, чего вы в прихожей-то увидите… Сюда идите! Вот!! Маша осторожно прошла в кухню, и взору ее представилась нелицеприятная картина. Дорогое пластиковое окно было разбито, по маленькой, чистенькой кухоньке валялись стекла и изрядно веяло холодом. – Ну как? Нравится? – гневно прищурился Глеб. – Да вы не молчите! Вы активнее выражайтесь, активнее! Активнее выражаться не позволяла совесть. Маша уже примерно догадывалась, чьих рук это дело. – Сколько? – устало плюхнулась она на аккуратненький беленький стульчик. – Вы напишите, сколько стоит ваше окно, а мы оплатим… в течение месяца. Вы же знаете, мы все убытки соседям выплачиваем регулярно. Действительно, за Капитолиной Семеновной водился такой грешок – она постоянно причиняла соседям эти самые убытки. Причем не всем, а лишь несчастной бабушке, которая проживала прямо под ней. Раньше Маше приходилось встречаться с самой старушкой, она даже помнит, как ее зовут… как же… Ах да, Вера Дмитриевна, точно. Такая вежливая, не скандальная бабушка, а вот с этим мужиком… кажется, это ее сын, так вот с этим грубияном Маша встретилась впервые. – Вы знаете, – уселся напротив нее этот Глеб, – я уже не намерен просто брать деньги по счету. Сейчас я буду требовать за моральный ущерб. И очень серьезную сумму! – Ну конечно! Как же! – скривилась Маша. – Сам небось заработать не можешь, так теперь давай со стариков драть… Мы будем вашу серьезную сумму обжаловать в суде. – Да хоть где! – взвился верзила. – Да потому что уже сил никаких нет!! За последний месяц ваша матушка семь раз топила нас! Семь раз!!! За месяц!!! – Так мы же все оплатили! – вытаращилась Маша. – И чего? Я так и буду возле ванной с мастерком стоять? – резко повернулся к ней Глеб. – Чего мне с вашей оплаты?! Первый раз затопили, заплатили, я сделал ремонт, молчал – с кем не бывает. Второй раз… ну третий, ну даже четвертый! За месяц! Но уж семь-то раз!!! Да вашей матери вообще воду отключить надо, если она ее только на пол льет!!! Маша пропускала мимо ушей замечания по поводу родства с Капитолиной: некоторые подопечные частенько представляли ее перед соседями родней – то дочкой, то невесткой, видимо, стеснялись, что настоящим детям до них нет дела. Так что сомнительное родство ее не слишком настораживало, а вот почему тетя Капа опять взялась за хулиганство? Ведь предупреждала ее Маша, что если еще раз она соседку затопит, то их агентство вынуждено будет срочно вызывать сына. Сын у тети Капы давненько перебрался в центр России, имел приличный доход, однако ж матушку навещал весьма редко, хотя и оплачивал щедро любые ее капризы. И сама Капитолина Семеновна сына вызывать наотрез отказывалась – берегла его нервную систему и ценила время родного дитяти. Так в чем же дело? Отчего она так невзлюбила свою соседушку? Вера Дмитриевна была старушкой тихой, очень приятной и сносила все выходки соседки с завидной стойкостью. Чего ж Капитолина выдумала на этот раз? И зачем? – И что, это все – она? – кивнула Маша на разбитое окно. – Это ж какую силу надо иметь… а зачем вы ее впустили-то? – обернулась она к старушке. – Так я ж и не впускала… – махнула сухонькой ручкой Вера Дмитриевна. – Я ж и вовсе не знала, что это она. Напугалась, сейчас же время-то… сами знаете какое… думала, ко мне воры лезут, ну и… Мужчина устало вздохнул и принялся доходчиво объяснять: – В общем, тут такое дело… Кстати, меня зовут Глеб Сергеевич Савельев, я сын этой пострадавшей женщины… Можно просто по фамилии, у нас с вами будут еще долгие разбирательства… Так вот. Ваша маменька выждала, когда на улице стемнеет, и… вот уж не знаю, по какой причине, но придумалось ей поиграть. Прицепила к веревке палку какую-то… – Скалку, скалку она прицепила, – подсказала Вера Дмитриевна. – Привязала к веревке, опустила и давай этой скалкой мне тихонечко в окно стучать. – Ну да, – кивнул Савельев. – Но… видимо, одной скалки ей показалось маловато, и она… – Так это потому, что я сначала не слышала, – пояснила старушка. – Ну стучит и стучит. А где… сразу и не сообразила. А потом-то, когда увидела, как ко мне в окно штаны лезут… – Погодите, как это? – не сообразила Маша. – Штаны сами лезли? Одни? А кто в них был? Тетя Капа? – Да какая Капа?! – снова вскочил Глеб Савельев. – Она эти штаны на вешалку привязала и стала спускать! А моя маменька подумала, что воры! И… – В общем, я решила бороться! – героически дернула седенькой головкой престарелая дама. – Я схватила мясорубку и… в общем, прямо через стекло по этим штанам! Ну и… немножко окошко повредила. – Так вы сами?.. А зачем же вы через стекло? – не понимала Маша. – Это я специально. Открывать-то окошко страшно – вдруг запрыгнет! Или еще чего доброго – упадет, скину его мясорубкой-то. А так – по окошку – только звон. И люди сразу внимание обратят, ежели он даже побежит, его поймают, не дадут далеко уйти. – То есть вы таким образом привлекали внимание, так я поняла? – стало доходить до Маши. – Совершенно правильно. Вот и получилось… окошко-то разбито, – виновато смотрела на нее Вера Дмитриевна. – Можно было вызвать милицию. Чего ж вы не сообразили? – Так пока б я к телефону-то побежала бы, он бы и заскочил! Нет, мне его упускать никак нельзя было, – решительно помотала головой бабушка. Маша вздохнула с некоторым облегчением. – И все же… за окно мы платить не будем. – Будете! – сверкнул очами Савельев. – И за окно, и за издевательства над пожилым человеком. И вообще! Вы уймете когда-нибудь свою мать? Это что творится? Мне мама звонит, ее всю трясет, женщина перепугана, я несусь сломя голову… это еще хорошо, что я живу в соседнем доме, а так бы… мог и не успеть – случился бы инфаркт. Я б вас! Я посадил тогда! И все из-за этой старухи!! – Ну… сегодня-то Вера Дмитриевна сама себе навыдумывала и окошко разбила сама. – Ну конечно!! Вот она так лежала, смотрела кино, а потом как давай себе окошки колотить!! Нет уж, вы хвостом не вертите!!! Придется вам отвечать за выкрутасы вашей маменьки!! – Да чего вы кричите-то?! – возмутилась Маша. – И где вы увидели хвост?! Главное еще – не вертите!! Больно надо! Я, между прочим, тоже с самого дома неслась!! Не успела из ванной вылезти, а тут вы!! С вашими окошками!! И чего случилось-то? Ну, скучно стало одинокой женщине! Решила она сама развлечься и подружку свою развлечь! Скалочкой в окошко постучала, штанишки на вешалке спустила, надо же, горе какое! Да с чего вы решили, что там вообще были какие-то штанишки! – Да я ж их сам сорвал!!! Веревка у нее зацепилась, она и не успела их назад втянуть! – вскочил Савельев, убежал в комнату и притащил несложную конструкцию из вешалки, скотча, веревки и стареньких штанов. – Вот они – развлечения вашей матушки! И потом – отчего это я и моя мать должны развлекать вашу маменьку?! Вы – дочь, вот заберите ее к себе и развлекайте. От нее уже житья не стало!! Она ж вам родня!! Маша тяжко вздохнула: – Да не родня она мне. Так только… наше агентство за ней ухаживает. Ну… давайте так сделаем, вы никуда ничего не подаете, а я… я с ней постараюсь поговорить… просто непонятно, чего ж она к вашей маме прицепилась. – Ну так… понятно чего, ее злоба гложет, что у моей матери сын имеется, а она… вроде как и не нужна никому, – тоже вздохнул Савельев. – Да ведь у нее тоже сын есть. Звонит ей, деньги шлет… Нет, здесь что-то не так… – задумалась Маша и обернулась к старушке: – Вера Дмитриевна, а вы сами не знаете? Вы не ссорились с ней? – Да нет, миленькая, что ты! – как-то слишком быстро замахала ручками та и поспешно отвернулась к разбитому окну. – Глебушка, а как теперь окно-то? Холод ведь какой. – Сейчас полиэтиленом затянем, а завтра я к тебе ребят пришлю, новое вставят… – поднялся Глеб Савельев, и Маша поняла, что аудиенция закончена. Можно было идти домой – вопрос она разрешила, но Маша поднялась на этаж выше. Она звонила долго, за дверью слышалось шуршание, но открывать не торопились. – Капитолина Семеновна, откройте, это я – Маша! – уже подала голос Маша. И опять – за дверью настороженная тишина. – Откройте, или я буду звонить вашему сыну. Наконец в дверях зашуршал замок, и на пороге появилась радушная подопечная. – Ой! Ма-ашенька! А я-то думаю, и кого ж это в такую темень занесло?! Инда испугалась вся из себя… а чего ж тебя носит-то в такую пору? Не спится, что ль? – Да где уж здесь уснешь… – ворчала Маша, проходя в чистенькую комнату старушки. – Вы, теть Капа, чего звонили-то? – Я? А когда это? – точно плохой актер, наивно захлопала глазками бабушка. – Ежели вчера, так ты сама приходила, не звонила я, да у меня к тебе и никаких жалоб нет, всем я довольная. – Да нет же, не вчера. Сегодня… час назад, не помните? – выжидательно смотрела на нее Маша. – Теть Капа, ну что опять за причуды? Ну вы же замечательная женщина, ну к чему вот эти вот штаны всякие, вешалки? Скалки какие-то? – Чего это?! Савельиха опять наболтала? – сразу же переменилась в лице замечательная женщина. – Дык ей всю жисть одни токо штаны и мерещатся! Самой уж пора домовину строгать, а она все, как барышня какая, токо на штаны и заглядывается! Бесстыжая она, попомни мое слово, бесстыжая!! Я так всем и говорю – все люди как люди, а эта, улитка, бесстыжая! – Ну что она вам сделала? Вы ее регулярно затапливаете, а она ведь даже слова про вас плохого никогда не скажет. Все миром пытается, а вас никак дружба не берет. – Это чтоб я с этой курицей еще и дружбу водила?! Не бывать этому никогда! Такое мое слово! – Да что случилось-то меж вами? – А то и случилось!.. – не знала что сказать Капитолина Семеновна, а потому пошла опять в наступление: – Подумаешь-ка, я ей в окошко стукнула! А она-то сдуру себе и вовсе всю раму вынесла! Обрадовалась, что к ей хахаль лезет! Ха! Да кому ж такое сокровище надобно-то? Я вот, будь мужуком, ее б за версту обходила! Вот надо б было мне, к примеру, на рынок, а на путях она стоит, так я б спецьяльно круг дала, чтоб токо ее не зреть! Ничего, обошла б ее, для бешеной собаки сто верст не крюк… То ись… я не про бешеную хотела сказать… об чем это я? – Капитолина Семеновна, – строго заявила Маша. – Если вы не успокоитесь, наше агентство вынуждено будет от вас отказаться. – Дык а чего я сделала-то? – всерьез перепугалась старушка. – Вот ты мне как сказала, чтоб я воду-то не лила, так я и не лью. Все. Не топлю ее теперича. Пущай хоть засохнет вся! – Значит, вы ее специально топили? – Конечно! Это чтоб она у себя в ванной-то хоть полы помыла, а то ж ведь вся грязью заросла! Прям даже неудобно перед людями, соседка ж вить! – Конечно, теперь ей не только полы моют, ей ремонт через каждые три дня делают. – Вот! – утвердительно мотнула головой бабушка. – А ежели б не я, да разе ж она когда б потолок покрасила?! – В общем, Капитолина Семеновна, я вас предупредила – чтоб никаких штанов. И вообще – скалкой тоже не стучать! И воду не лить, у нее теперь чистота. И ручки кетчупом не мазать! И в почтовый ящик горящие газеты не бросать. И на дверях не писать, что она улитка бесстыжая… – Как же не писать-то? – огорчилась Капитолина Семеновна. – От мела-то какой вред будет? – Я сказала – не писать! – еще тверже произнесла Маша и поднялась с дивана. – В общем… я думаю, мы с вами больше ссориться не будем. Спокойной ночи. – Ну да… спокойной… – ворчала старушка, прикрывая двери. – Сама прибежала, наругалась, а теперь ночи какой-то спокойной придумала. Маша пришла домой совсем поздно – часы показывали уже двенадцать десять. Но ее домашних это нисколько не смущало, потому что еще из прихожей она услышала знакомое: – «Вот луны повис рожо-о-о-ок…» – выводил какой-то новый, молодой голос. Маша заглянула в кухню и остолбенела – за столом сидел ее муженек, а рядом с ним, подперев щечку кулачком, пригорюнившись, выводил рулады новый Зойкин друг. Юрка, что ли… – Зоя… – прошла в комнату к дочери Маша. – Чего это твой друг с отцом-то надрался? Ведь такой молодой, а туда же – в рюмку заглядывает. Ты б его выпроводила, поздно ведь. Зойка, оказывается, уже преспокойно спала, и приход матери ее не обрадовал. – Мам, ну чего ты всегда врываешься, как цунами какая-то? – сонно пробормотала она. – Чего опять не так-то? – Я спрашиваю: чего твой дружок-то с отцом-то бухает? Время уже позднее, иди провожай гостя! Главное, сама спать завалилась, а парень сидит! – Ма, так ему идти некуда, у него общага уже закрыта, пусть воет, – отмахнулась дочурка, перевернулась на другой бок и по-мужицки, сочно захрапела. Маша поплелась стелить парню в гостиной, на диване, мужу, конечно, придется перекочевать на пол, ну да ему уже все равно. – Все, хватит молодежь спаивать, – появилась она на кухне и с силой вырвала из рук супруга бутылку. – А вы, молодой человек, идите ложитесь в гостиной, я вам уже постелила. Завтра вам рано на работу. – Не, мне не на работу, – беспечно махнул рукой парень. – Я ж учусь. На первую пару не пойду… дядь Рома, ну как там дальше-то?.. «Посидим, поокаем!» – Нет! Дальше не так! Сколько уж «окать»? Дальше… «Ну что ж меня ты не наше-е-ел, заблудился, что ли?» Маш, а чего ты страшная такая? Иди, накрась себе… брови! А то перед парнем стыдно! Молодежь подумает, что я на тебе женился по расчету… Слышь, Юрка, давай дальше… «А-а-ай, хорошо-о-о-о-о! Ай, хорошо!» Про «хорошо» дружно рявкнули оба, им и в самом деле было уже славно. Маша поплелась в комнату к дочери – своей спальни у нее при разделе отдельных квадратов как-то не случилось. Всего три комнаты, молодым надо выделить одну, святое дело; дочери тоже – растет девчонка, друзья приходят… Оставалась только гостиная, но там собирались все вместе смотреть телевизор. Вот в этой гостиной и спала Маша с Ромкой на разложенном диване. Но сегодня она побрела к дочери – диван был занят. Проходя мимо зеркала, она мельком взглянула на себя и на секунду задержалась. И правда, после ванной волосы у нее растрепались, лицо без макияжа выглядело блеклым, а на коже предательски собрались морщинки. – Ужас. И в таком виде с людьми разговаривала, – вспомнила она инцидент у Капитолины Семеновны, но тут же про него забыла – да черт с ним, с зеркалом! Выспаться бы – денек-то выдался не праздничный. – Зой, подвинься, дай-ка я твой диван раздвину, а то мне спать негде, – толкнула мать дочурку в круглый бочок. – Мам!! Ну опять ты?! Ну прям ни днем ни ночью! – рыкнула девчонка и, не открывая глаз, скатилась на пол, на ковер. Маша быстренько постелила и уже молчком подняла дочурку с пола. Зойка была теплая, мягкая и сопела совсем как в детстве. – Спи, мой дитенок, – чмокнула мать Зойку в раскрасневшуюся щеку. – И я сейчас к тебе… под бочок… Господи, как хорошо-то… – «А-а-а-ай, хорошо-о-о-о, а-а-ай, хорошо…» – вторили ей с кухни певцы домашней самодеятельности, но даже они не смогли ей помешать – Маша уснула, даже не успев коснуться головой подушки. Утром Маша вскочила самая первая. Она всегда вставала раньше других, хотя честно считала себя совой. Просто работа заставляла просыпаться, когда все кругом еще спали. Поутру долго не могла проснуться – бродила, тыкала пальцем в кнопку чайника, а глаза никак не открывались. Ночка выдалась еще та. Не успела Маша уснуть, как к ним в комнату стал ломиться молодой дружок и требовать совместного отдыха именно с Зойкой. Зоюшка на сон никогда не жаловалась, поэтому выдворять паренька пришлось Маше. И не единожды. В конце концов парень сдался – улегся на диване и затих, но ненадолго. Пришел Роман и стал тормошить паренька, дабы продолжить дальнейшее изучение полюбившихся куплетов. Пришлось укладывать мужа. Муж укладываться не хотел категорически. Орал, что он никакой не ванька-встанька и что вообще Маша ненакрашенная и потому он с ней общаться в таком виде не считает возможным. Ор длился до тех пор, пока не выскочила из своей комнаты Иветта и не закатила истерику. Вполне понятно, отчего нерадивые глаза утром никак не хотели открываться. И все же здоровенная кружка кофе сделала свое дело – Маша пробудилась и стала двигаться быстрее. Уже через полчаса она трясла за плечо паренька и тихонько говорила ему в самое ухо: – Молодой человек… молодой челове-е-ек, поднимайтесь. Вставайте, вы уже опаздываете! – Куда?! – вытаращил стеклянные очи молодой человек. – А-а, это опять вы… я никуда сегодня не пойду, я потом справку притащу. – А гренки? Вы будете завтракать? Завтракать молодой человек согласился без промедления. Он бодро скинул ноги и совсем твердым шагом направился на кухню. «Надо же – вчера ведь какой пьяный был, а дорогу на кухню не забыл», – подивилась Маша и поторопилась за гостем. – Все? Позавтракали? А теперь домой, – решительно поднялась она, когда вместо гренок на столе осталась только пустая тарелка. – Так я ж вам говорю – мне никуда не надо, я еще посплю, – возмущенно уставился на нее гость. – Вот и хорошо, – кивала ему Маша. – Обязательно поспите. Придете сейчас домой, завалитесь в чистую постельку и спите, сколько влезет. А здесь уже все, выспались. Давайте-давайте, а то я из-за вас на работу опоздаю. Парень с явным недовольством побрел за одеждой, потом еще минут двадцать шумно собирался, нимало не беспокоясь о том, что кроме него здесь еще кто-то есть и эти «кто-то» все еще спят. Но в конце концов он таки покинул квартиру, даже не сказав на прощание «до свидания». – И в самом деле, на фиг нам такие свидания, – мотнула головой Маша и поспешила в ванную – надо было и самой уже собираться. Она никогда не опаздывала на работу, не хотела подводить подругу. В «Золотых руках» режим был таков: с утра все сотрудники собираются на планерку, докладывают о своих делах, о затратах, приносят чеки, получают наличку на последующие расходы, решают какие-то насущные вопросы и после этого сразу же уходят к подопечным. Правда, сотрудников было совсем немного, все надежные и старательные, хорошей зарплатой дорожили, и Татьяна, подруга Маши и начальница всего этого заведения, людям своим доверяла. А потому и распорядок частенько менялся – перед начальницей отчитывались ежедневно, но кому когда удобно. Сегодня в офисе, кроме самой Татьяны, никого не было. – Тань, привет, ты одна? – забежала Маша. – Я не опоздала? – Да ты разве опоздаешь? – звучно зевнула подруга. – Никого нет, давай рассказывай, чего там у тебя? – Ну чего… опять вчера Капитолина учудила, – огорченно махнула рукой Маша. – Представляешь, я уже домой притащилась, в ванну залезла, вышла, думаю, сейчас отдохну, а тут звонок. Ну и побежала. – А что случилось? «Скорую», что ль, надо было? – обеспокоилась Татьяна. – Да ну какая «Скорая»? Опять с соседями беда. – Снова залила?! – округлила глаза Татьяна. – Маш, ну это уже ни в какие ворота!! Ну сколько ж можно?! Они ж нас засудят! – Не залила, – фыркнула Маша. – В этот раз не засудят. Она просто веревочку спускала со скалочкой до следующего этажа, скалочка об окошко долбилась, а соседка-старушка подумала, что воры, ну и сама по окну шарахнула. Окно вдребезги, но… к нам не прикопаешься. Правда, соседку жалко. Тоже уже женщина в возрасте. – Ну так давай и ее к нам! – зажглись глаза у начальницы. – А чего? Ты не видела? У нее деньги имеются? А то б мы по всем правилам… – У нее сын есть, он сам заботится. – А-а, ну тогда… – мгновенно «погасла» подруга. – Так, значит, говоришь, мы теперь ни при чем, да? Ну слава богу. А то знаешь, эта твоя Капитолина уже столько из меня крови выпила… Ну ты не расстраивайся, я тебе внеплановый выход оплачу, где там у меня журнальчик… Сегодня опять с сынком созвонимся, предоставим ему счет… хороший какой сынок, никаких жалоб, знает свою мамочку-кровопийцу… – Она из нас еще не все выпила, а вот из соседки… и чего она так на нее взъелась? – Маша грустно покачала головой и вздохнула. – Слушай, а может быть, тебе ее заменить? – вдруг посмотрела на подругу Татьяна. – Отдам ее Алексею, он у нас мужчина строгий, у него даже самые капризные старушки исправляются, а? – А мне кого? У нас же новеньких нет. А чужих отбирать тоже некрасиво, это ж деньги. Нет уж, Татьяна, никого заменять не надо… да она со мной и не вредничает. Ну, подумаешь, прибежала ночью, так мне ж за это платят. – Ой, Машка, всех денег не заработаешь, – вздохнула Таня. – И как ты только можешь? Одна пашешь как верблюд, а твой этот паразит, аскарид этот, только пьет, гад такой! А ты прям разрываешься вся! И дочка уже сколько времени на шее сидит! И невестку еще на себя же взгромоздила! – Да никого я не громоздила, Иветту Санька содержит. Зойка тоже… учится… Да мне и нравится у тебя работать! – Да уж… ни днем ни ночью покоя нет… Я вот хозяйка, волноваться должна, ночей не спать, а я… вышла из этого офиса, и голова не болит! – Ну так понятно, у тебя ж сейчас другие заботы, – хитро улыбнулась подруга. – Ой, Маш, и не говори! – засветилась счастьем Татьяна. – Вот столько лет жила, тащила на себе все, а не понимала, что тащит на себе все только лошадь… ну еще осел. – Ишак тоже, – любезно подсказала Маша. – И ишак, правильно… А женщина! – Таня откинулась на спинку кресла и закинула руки за голову. – Ой, Машка! Ну скажи, для чего придумали таких мужиков, какие у нас с тобой были? Болтались, точно гири на шеях! Настоящие мужчины знаешь какие должны быть? – Как твой Ален Делон, да? – прищурилась Маша. – Да!! Только такие! А остальных надо отстреливать! Или ссылать на отдельный остров, чтоб из баб кровь не пили! – Это прямо по-настоящему отстреливать? Из пистолета, что ли? – округлила глаза Маша. – Можно из автомата… или лучше пусть дробь! Да пониже спины! Чтобы сидеть не могли, а только работать-работать и работать!.. Маш, смотри! Ну куда ты смотришь? На уши смотри… нравятся? – У тебя всегда были аккуратненькие ушки… – осторожно польстила Маша. – Да какие аккуратненькие! Ты на сережки смотри! Нравятся? Это мне любимый подарил. С брюликами. Классно, да? – тихо радовалась Татьяна, а потом склонила голову. – Вот тебе твой Ромочка давно бриллианты дарил? Маша честно задумалась, хотя чего там думать – такой расточительности у Романа и в молодости-то не было, с чего бы сейчас он принялся бриллиантами швыряться? – Ой! И она еще вспоминает! Да не дарил он тебе никогда! – не выдержала подруга. – И мой поползень тоже никогда на меня не тратился! И денег у него постоянно не было! Вот на водяру находил, сволочь, а в день рождения любимой жене… А сейчас! Я ведь и сама теперь себе могу подарки покупать, уже твердо на ногах стою, но… черт, когда дарит любимый, это так… это так… короче, тебе не понять. Маше вдруг залетела в голову недобрая мысль. – Тань, а что, если этот твой любимый, если он… ну, на твои ноги позарился… в смысле, на твои деньги? – Маша, ты совсем дура, да? – беззлобно поинтересовалась Татьяна. – Да он у меня успешный бизнесмен! У него у самого денег знаешь сколько! – А, ну тогда понятно, почему он тебе подарки делает. У него ж денег – помойка. А моему вот Ромке откуда на бриллианты взять? У него денег нет, а так бы, может быть… Татьяна подошла к окну и красиво закурила, потом выдохнула фигурное облачко и с ехидной усмешкой спросила: – А кто твоему драгоценному не дает свою «помойку» зарабатывать? Ну стал бы настоящим мужиком, залез в кредиты, открыл дело, потом бы горбатился в поте лица, ошибался, проваливался, снова карабкался, но в результате имел бы свое дело, солидный опыт, кучу денег и дарил бы любимой все, о чем та даже не мечтает! Нет, Машка, такие мужики, как мой бывший да твой настоящий, они из отряда беспозвоночных, только на женах и едут! – Ну ладно тебе… – поежилась Маша. Слушать подругу было неприятно, тем более что та говорила чистую правду. – Давай деньги на Спиридонову, у меня уже закончились, а ей надо абонемент выкупать. Черт, с ней же сегодня в бассейн, а я купальник не взяла. Придется ее так… караулить. Спиридонову Екатерину Андреевну, следующую свою подопечную, Маша любила. Пожилая женщина была вдовой известного ювелира, родственников не имела, прямых наследников тоже, и она ни в чем себе не отказывала. В отличие от остальных клиентов «Золотых рук», она сама обратилась в фирму, исправно платила взносы, при всем при этом великолепно себя обслуживала, а Маша ей нужна была в основном разговоров ради. За это еще и дополнительно лично ей старушка передавала кое-какое вознаграждение. Маша старалась вовсю и отрабатывала подарки на совесть. Сегодня она прибежала к Спиридоновой и сразу же виновато опустила глаза: – Екатерина Андреевна, я ведь чего натворила! Я ведь купальник не взяла, – сразу же повинилась она. Стареющая леди не любила плавать в бассейне одна – слишком много любопытных взглядов ее всегда сопровождало на водной глади, поэтому и абонемент на Машу она тоже оплачивала, а когда та отказывалась от бассейна, сердилась не на шутку. Но сегодня Екатерина Андреевна только пристально вгляделась в круги под глазами у Маши и тревожно спросила: – А ты не заболела ли, Машенька? Выглядишь неважно. – Нет, это я не выспалась, – с улыбкой отмахнулась та. – Ничего, сегодня вечером приду домой, Зойку из комнаты вытурю и как завалюсь! – Ну как она, Зойка? Как ее мальчик, ты его видела? – Видела, – буркнула Маша. – Только у нее… теперь уже другой мальчик. Тот, оказывается, предпочел более состоятельную барышню, а наша… – Ну и ничего! Зачем же он такой нужен, если уже сейчас по состоянию девиц выбирает… – вздернула брови пожилая дама. – Тем более что и Зоя уже успокоилась, так ведь? Нашла себе мальчика лучше. Пусть девочка выбирает, когда же, как не сейчас. По поводу того, что мальчик «лучше», Маша только крякнула – если вспомнить, как тот мальчик всю ночь выл пьяные серенады, то… – А ты знаешь, Машенька, я сейчас уезжаю… нет-нет, ты со мной не езжай! У меня… у меня появился молодой поклонник, и он меня сейчас повезет по городу, мы с ним проедемся, полюбуемся красотами. Я просто обожаю любоваться красотами… и при этом мне все равно, кто красивее – город или мой новый кавалер. А ты… ты сейчас же ложись спать! И даже не спорь! Все равно тебе делать здесь нечего – генеральную ты вчера уже одолела, продуктов у меня полный холодильник, а время мое можешь честно проспать. Ну ты уж извини, Машенька, на тебя смотреть тяжело. Еще не хватало, чтобы кто-то подумал, что ты из неблагополучных слоев населения! Вот здесь на диванчике и располагайся, тебе будет удобно? – Конечно же, нет! – возмутилась Маша. – Как же это я так – возьму и завалюсь? Да я и не устала совсем! Давайте я с вами проедусь по городу. – Да что ты! Я ж говорю – меня покатит молодой мужчина, ты-то нам на что? Сегодня – спать!! – строго приказала дама. И уже теплее добавила: – И когда ты, Машенька, научишься себя любить? Спорить с этой женщиной Маша не отважилась – Екатерина Андреевна умела сказать веское слово. Старушка быстро собралась и вышла, а Маша тут же выглянула в окно – надо же, и у такой седой дамы имеется молодой поклонник! Однако дама никакого поклонника ждать не стала. Твердой поступью она перешла через дорогу и направилась к стоянке такси, подняла руку и села в первую же машину. – И никого у нее нет, – тепло улыбнулась Маша. – Это она специально уехала, чтобы меня не смущать… какая чуткая женщина… Маша прилегла на диван и… открыла глаза, когда по квартире кто-то ходил. – Ой, ну надо же! – испуганно вскочила она. – Это ж я… Сколько времени-то? – А, проснулась? – заглянула в комнату старушка. – Выспалась? Я рада. – А вы… вас уже привезли, да? Вы все осмотрели? – Я передумала, – легко отмахнулась дама. – Мне сегодня не захотелось любоваться ничем… Сегодня я предпочла, чтобы любовались мной. Но… для этого мне нужно немножко поработать. Я решила этот месяц посвятить спорту. Кстати, Машенька, ты умеешь кататься на роликах? Машенька судорожно сглотнула. – Н-нет… Екатерина Андреевна, скоро уже каток застынет, а на дорожках гололед, так что… давайте уже катка дождемся. – И правда, – легко согласилась Спиридонова. – Давай я тебе поставлю отметочку в журнале, что ты у меня сегодня была, а то тебе ведь еще и остальных… обработать надо, правильно? Маша достала журнал и покосилась на часы. И в самом деле, уже пора было «обрабатывать» и других. Но она все успеет. К своей проблемной Капитолине Маша побежала в самую последнюю очередь – не хотелось потом с плохим настроением ходить по остальным подопечным. Однако сегодня тетя Капа была точно ласковая бабушка – даже напекла пирожков с капустой. Маша же всем своим видом показывала, что она, конечно, ничего не говорит, но вчерашнее не забыла. И все же хитрая старушка сумела вымолить прощение. Она так весело рассказывала, как они с соседским старичком сегодня утром ходили за молоком, так красочно описала, что тот хвастался перед ней своим сотовым телефоном, который подарил ему внук-мальчишка, что Маша не могла на нее сердиться долго. От Капитолины она выходила уже совсем с прекрасным настроением – похоже, старушка приняла все замечания к сведению и больше никаких сюрпризов выкидывать не будет. Маша сбегала вниз по лестнице, когда наткнулась на соседа – вчерашнего грозного мужчину, которого звали Глебом, да, она точно запомнила. – Здравствуйте, – весело поздоровалась она. – Ну как? Сегодня у вас никаких жалоб? Спали спокойно? – Сегодня на удивление спокойно, – скривился сосед. – Вот! – фыркнула Маша. – Это вам от нас подарок! Можем себе позволить! А вы все жалуетесь, жалуетесь… Сосед Машиной веселости не разделял, он только угрюмо посмотрел на женщину и произнес: – А вам не кажется, любезная, что моя мать всегда должна спать спокойно? И не ждать от вас эдакой милости? Надо же – подарок они нам сделали! Попробовали бы не сделать! Настроение быстро портилось. – Фу, какой вы… недобрый, нудный… – качнула головой Маша, стараясь проскользнуть мимо него как можно быстрее. – Зато ваша доброта безгранична! – дернул губой сосед, обогнал Машу, и она видела, как он прыгнул в большой темный джип. Ужас, с кем старушке приходится жить… Глава 2 «Одинокая бабушка желает…» В этот день с самого утра все не заладилось. Маша, как всегда, проснулась раньше всех, уже собралась на работу, когда заметила грязное пятно на своем пальто. Пятно было возле самого кармана – будто кто-то, не помыв рук, лазил внутрь. Маша сунулась в карман, точно – именно здесь она вчера оставила кошелек! Всегда выкладывает в ящичек, а вчера замоталась и оставила в кармане. Она открыла кошелек и… увидела то, что и ожидала: ни одной купюры, даже мелочь добросовестно выпотрошена. – Роман!! – пыхтя от гнева, толкнула она супруга в бок. – А ну, вставай! Вставай, я тебе говорю!.. Ты, дрянь такая, опять по моим карманам шарил, да?! Роман суетливо вскочил, некоторое время пялился на жену, ничего не понимая, но та так выразительно трясла перед его глазами пустым кошельком, что сознаться пришлось. – Ты как мельница какая-то… чего руками машешь? Ты ж можешь… мне по лицу задеть нечаянно, – наконец придумал возмутиться он. – Я сейчас не нечаянно, я специально сейчас как задену!! Как вот так вот… по уху! Да по башке пустой!! – уже кричала Маша. – Сколько раз говорила: не фиг лазить по моим карманам!!! – А я лазил! Да! А потому что ревную тебя, дурочку! – мокрым воробышком зачирикал супруг. – А потому что мы – семья! А ты… – Нет, ты скажи, на кой черт ты все деньги выгреб, убожище?! – А потому что мне надо! Я, может быть, сегодня пойду на работу устраиваться! И как я без денег доберусь, ты не подумала? – Ты еще, может, устроишься, а может, и нет, а я как теперь на работу попаду? – кипятилась Маша. – Короче – отдавай деньги! На дорогу я тебе выдам. Где они у тебя? Супруг как-то странно замялся, стал отводить глаза в строну да и сам решил ненавязчиво удалиться в туалет, но был тут же пойман крепкой рукой супружницы. – Куда?! Я говорю – деньги давай!! Мне ехать не на что. Не мог же ты вчера ночью их пропить! Я позже тебя легла, ты уже спал. – Не мог… так я и не пропил! Это… Васька вчера уже в полночь забегал, попросил занять. Ему надо срочно! На… ремонт… организма. – Да ты в своем уме?! Мало того, что я тебя кормлю-пою, так я теперь еще и твоих собутыльников содержать буду!! – Не кричи! – старался держать лицо муж. – Василий обязательно отдаст! Я его знаю. У него когда появляются деньги, он всегда отдает. – Да откуда они у него появятся? У своей Наташки разве что стянет! Из комнаты показалась недовольная мордаха Иветты. – Нет, ну что ж такое-то опять? Ну здесь кто-нибудь будет уважать чужой сон? Прямо с самого утра! Чего случилось-то? Свекровь померла? – Да ты что?! – возмутилась Маша. – Как тебе такое в голову пришло? – Да, кстати, – встрепенулся муж, – а как там мама? Ты давно у нее была? Как она себя чувствует? Может, и правда уже… того? Чего-то я давненько ее не видел. – Вчера прибегала, по кастрюлям любопытствовала, думала, ей здесь борщей наварили, – фыркнула Иветта. – А вы со своим… товарищем за пивом бегали. Марь Игоревна, а вы чего не на работе? Уволились, что ли? Маша бессильно опустилась на диван. – Какое там… ехать не на что. Этот… аскарид! Он у меня вчера все деньги выудил, даже на дорогу не оставил. – А мне потому что тоже… нужно! – вякнул Роман Викторович, не желая в глазах невестки выглядеть этим самым аскаридом. – Ну я вам дам сто рублей… только мне до воскресенья надо отдать, – смилостивилась невестка. – Да отдам я… – вздохнула Маша. – В пятницу и отдам, получка будет. – В пятницу? – ожил супруг. – Тогда я у Лехи перезайму, а то мне надо ж на работу устраиваться, а как я без денег-то? Ссориться уже не было времени. Маша выскочила на улицу и решила немедленно настроить себя на хороший лад. Ее подопечные не должны были страдать из-за Машиного супруга-идиота. – Солнышко-то какое!.. И автобус подошел сразу же… И хорошо, что я сапоги себе в прошлом году купила, вон как в них тепло… И не беда, что зимние, осенние сапоги и вовсе расточительство… тем более что и первый снежок выпал! Красота! Но как бы она себя ни настраивала, сегодня ей предстояло хлебать неудачу полной ложкой. Еще одной подопечной, Дарье Николаевне, срочно приспичило кастрировать кота. Котейку предстояло везти в ветеринарку, конечно же, Маше, и аж в центр города, потому что только тамошним кошачьим докторам доверилась трепетная старушка. Она уже созвонилась, их уже ждали, и Маше ничего не оставалось делать, как вздохнуть поглубже, посадить котика в специальный домик и переть на себе этот домик черт-те куда. Правда, бабушка вписала в журнальчик деньги на такси, но Маша решила, что на такси отправится обратно, а эти деньги сэкономит для личных нужд. Поездка случилась хлопотной. Кот без хозяйки чувствовал себя неспокойно, орал диким мявом и сильно тревожил пассажиров. Но еще хуже он себя повел в ветеринарке. Кусался, шипел, орал и вообще всячески пытался сохранить себя для потомков. Маша извелась вся – она плохо переносила вид крови, не знала, как управляться с орущими животными, и уже в который раз пожалела, что родилась не в семье нефтяного магната. Такси ей вызвали работники ветеринарной клиники, потому что теперь котик спал и ничего не чувствовал, зато сама Маша готова была вот-вот рухнуть в обморок от пережитого напряжения. А когда она вернулась в дом Дарьи Николаевны, там ее ждало новое потрясение – старушка в слезах, с распухшим носом и красными глазами и даже выражаться вразумительно не в состоянии. – Дарья Николаевна! Да что вы так расстраиваетесь? Он живой, просто спит… – попыталась успокоить старушку Маша, но та отчего-то вовсе не успокаивалась. Некоторое время Маша ничего не могла понять, но, напоив хозяйку страдальца валерьянкой, выяснила, отчего такая печаль. Оказывается, котик был жутко дорогой породы, и у дочери Дарьи Николаевны на киску имелись серьезные планы. Она только ждала, когда зверю исполнится два года, чтобы развернуть производство породистых котят. Но… случилось то, что случилось. – Дарья Николаевна… ну нельзя вам так переживать… ну Дарья же Николаевна… – не знала, как утешить бабушку, Маша. И в конце концов пошла на хитрость: – Мне вообще ветеринар сказал, что вы все правильно сделали. Котик этот изначально детей иметь не мог. А если б не операция, то… то… то у него бы собрались камни в почках, вот. – Откуда у него камни? Можно подумать, я кормлю его гравием! – не могла поверить старушка. – Да, но вы-то тоже не асфальтом обедали, однако ж у вас у самой-то камни были, – напомнила Маша. – Ну да… асфальт не ела, точно… – ненадолго задумалась старушка и уже с надеждой уставилась на Машу: – А что, в самом деле сказали, что котят иметь не мог? – Да… я, во всяком случае, так поняла. С Дарьей Николаевной удалось ситуацию разрулить, и, уже окончательно вымотанная, Маша направилась к Капитолине Семеновне. Но сегодня она к ней шла совершенно спокойно. Бабушка вела себя уже столько дней пристойно, ничто не предвещало ее очередного буйства. Даже нервно куривший сосед на детской площадке Машу, не растерявшую в свои годы детской наивности, не насторожил. – А-а, вот и вы, а я вас жду, – ухватил Машу за локоть сосед. – Позвольте, чего это вы уцепились? – испуганно таращилась на него Маша и пыталась тормозить каблуками. – Это у вас такой способ ухаживания, что ли? – Вот мне больше делать нечего! – недобро процедил сосед. – Вы вот сюда посмотрите! Да смотрите, смотрите! Он тащил ее вовсе даже не к подъезду, а… к ближайшему ларьку. – Да вы сдурели совсем?! Я не… не пойду! Мне надо… работать! – как могла упиралась Маша, но ее сил явно не хватало, чтобы устоять. – Ну вообще какой-то… идиот прямо, честное слово. – Да! Я идиот, а вы не идиотка, да? Да не упирайтесь вы, я ж все равно дотащу… Вот! Читайте! – Он подтащил ее к самой двери киоска и чуть ли не носом ткнул в объявление. – Ну чего вы? Онемели, что ли? Читайте вслух! – А чего здесь странного? – обернулась к нему Маша с непониманием. Однако, увидев его перекосившееся лицо, послушно стала читать: – Ну… «Сдам комнату веселой семье гастарбайтеров. Наличие жен и детей приветствуется». Ну и чего? – Нет, вы особо обратите внимание – веселой! – перекатывался с пятки на носок Савельев. – Вы на адресок посмотрите, вас ничего не настораживает? – Слушайте, ну хватит уже кривляться, – не знала что и подумать Маша. – Говорите прямо, почему вы не хотите, чтобы по вот этому адресу поселилась веселая семья несчастных гастарбайтеров? – Ну… – закатил глаза к небу Савельев. – Может быть, потому что по этому адресу проживает моя престарелая мать? И что ей, к примеру, нужен отдых, покой, а? – То есть… – смутно начала догадываться Маша. – Да-да-да, вы все правильно подумали, – скривился Савельев и с силой сорвал объявление. – Ваша подопечная снова придумала веселуху! И теперь моя несчастная мать не может отойти от двери – столько желающих весело проживать у нас вместе со своими женами и детьми. – А… а почему вы решили, что это Капитолина Семеновна? – склонила голову набок Маша. – А кто? – мило уставился на нее сын бедной старушки. – Да мало ли кто! Ребятишки шутили, взяли наобум адрес и написали! – кинулась защищать свою подопечную Маша. Но соседа не так легко было переубедить, он подготовился серьезно. – Не получается, – пощелкал он языком, – я с продавцом из киоска говорил, так она мне красочно описала, что подходила с этим листочком бабуля в эдакой курточке с пингвинами во всю спину. У вас есть еще знакомые с пингвинами? – Н-нет… но… – Да бросьте вы, – уже устал доказывать Савельев. – Вы что, хотите, чтобы я вашу старушку на очную ставку сюда приволок? – Нет! – торопливо ответила Маша. Она и в самом деле боялась, что этот верзила притащит сюда еще и бабушку Капитолину. – Нет, не хочу. – А тогда стойте сами возле нашего подъезда и караульте, чтобы мою мать никто не тревожил, понятно вам? Ну достали уже все эти ваши заигрывания! Я замучился двери туда-сюда открывать! У меня свои дела, заботы, мне столько… а, да что вам говорить! Я занятой человек! А из-за вашей старухи!.. У матери день рождения завтра, она гостей назвала, что-то там готовит, печет, стряпает, а к ней каждую минуту дзынь-дзынь-дзынь! И каждый раз один краше другого! Понятное дело, она звонит мне, я прибегаю и, чтобы мать не тревожить, сижу возле подъезда, курю и выгоняю всех товарищей, кто похож на гостя из дружественных республик… Правда, одного вытурил, а он здесь на девятом этаже живет… накладочка получилась… Ну сколько ж можно? Я вам точно говорю – поймаю вашу бабку и… ноги ей выдерну! – Вы… вы знаете что… – торопливо семенила за ним Маша. Она отчего-то сразу ему поверила – точно, поймает и выдернет. – Вы вот, вместо того чтобы ругаться, подумали бы: а отчего Капитолина Семеновна так к вашей маме относится? А может быть, она завидует, что у нее такой заботливый сын? Или ей обидно, что ее сынок взял да и оставил ее одну, а сам только деньгами отмазывается. Ну и горько ей… может быть, ее понять, а? – И что дальше? Понять и пустить всех желающих в квартиру моей матери? Или утонуть в потопе, который она устраивает? Скажите – что? – А знаете… – вдруг придумала Маша. – А давайте мы наших бабушек подружим, а? Савельев серьезно посмотрел на нее, потом так же серьезно мотнул головой. – Вы такая же больная, как ваша бабка, – на всю голову. Это чтобы мы! С ней! Добровольно! Еще и дружить начали? – Ну конечно. Орать на беззащитную женщину куда легче. А вот понять… Тоже мне, мужик! – И, вздохнув, Маша побрела к подъезду Капитолины Семеновны. Она уже поднималась на первый этаж, когда за руку ее снова схватил ненавистный сосед. – Ну хорошо… вы, наверное, правы… старушка и в самом деле обижена… Но как их подружить-то? Маша с готовностью обернулась к нему и стала говорить тише: – Вот вы же сами говорите, что у вашей мамы день рождения и она уже гостей назвала. Так пусть она и Капитолину Семеновну пригласит! Старушка не станет думать, что она никому не нужная, ее такой поступок проймет. Она изменится, вот увидите. И мы с вами еще будем вместе над этим смеяться. – А если не проймет? – серьезно посмотрел на нее Савельев. – Вы только представьте, во что она превратит день рождения матери! Маша на минутку задумалась, а потом решительно кивнула: – Обязательно проймет! Проникнется! – Ну смотрите! Вы мне за нее головой отвечаете. Маше очень не хотелось отвечать головой этому внушительному мужчине, однако бегать по тревожным звонкам ей нравилось еще меньше. – Ну смотрите, вы мне обещали, – еще раз напомнил он и по старинке, как боевому соратнику, пожал руку. Маша, не выдержав, фыркнула. Савельев засмущался, а потом тоже фыркнул и побежал на свой этаж, перескакивая через две ступеньки. К Капитолине Семеновне Маша вошла решительной, строгой походкой. – Теть Капа, и что опять за выкрутасы? – сурово посмотрела она на старушку. – Зачем объявление вешали? – Какое такое объявление? – невинно заморгала проказница. – Ой, ну прямо куколка Барби, – кивала Маша. – Ваших пингвинов весь район видел… Между прочим, соседушка ваша объявление оставила, а только номер квартиры ваш написала. Прямо красным фломастером. Так что ждите. – Вот пакость какая, а?! – немедленно взвилась Капитолина Семеновна. – Ну ты ж посмотри, какая дрянь! Сама ничего путного придумать не может, так она мне же своих гастарбайтеров направила! Ну не паразитка ли, ты скажи! – А откуда вы знаете, что там про гастарбайтеров написано? – прищурилась Маша. – Вы ж ничего не писали! – Ну да… не писала… Так ты ж сказала!! – не знала, как увильнуть, тетя Капа. – Я ничего про них не говорила. – Ой, Машенька, ты ее не защищай! Она такая вредная! Вот прямо всю кровь у меня выпила!! – Где-то я уже это слышала… – Так еще и не раз услышишь! Это ж такая зараза, соседка-то моя! Все тихонькой да добренькой прикидывается, а сама… жаба! Жаба и есть. В этот раз Маше так и не удалось убедить подопечную, что соседка ее вовсе даже спокойная и мирная женщина, поэтому она решила просто ждать: как-то заговорит Капа, когда милая старушка пригласит ее на день рождения. Домой Маша шла сегодня налегке – денег не было, а значит, в магазин идти не с чем. И все равно – на душе у нее пели соловьи. А дома опять надрывался усердный супруг. – «Не надо печалиться-я-я-я… вся жисть спереди-и-и…» – Господи, Роман, ну что ж тебя так распирает-то? – поморщилась Маша. – Опять грязь на кухне. Ну посуду-то за собой можно было помыть… Как у тебя с работой? Супруг торжественно поднялся, засиял новенькой копейкой и выпятил грудь вперед. – Марья! Ты не поверишь! Я… я все-таки нашел!!! – Неужели? – От неожиданности чуть не села мимо стула Маша. – Взяли? Куда берут? Тебе когда выходить? Ой, да чего ж мы сидим-то? Надо ж… Рома, я сейчас картошку пожарю, и мы… мы поедим. Ну надо же – взяли!! Ты снова будешь работать! Сколько обещают? Роман неторопливо уселся за стол и вальяжно облокотился на батарею. Руку обожгло мгновенно, он взвизгнул, отдернулся, однако важности не потерял. – Марья, там очень хорошо платят. Очень! – Да что ты? – не могла поверить Маша. – А… а точную цифру ты сказать не можешь? – Я озвучу ее позже. Она на радостях даже прощала мужу некую театральность. Ну радуется мужик так, да бог с ним. Главное – он будет работать! И Маша за несколько лет сможет хоть раз взять отпуск! – Так ты скажи – куда устроился-то? – допытывалась она. – Ты обещала картошку, – напомнил супруг, сохраняя интригу. – Сначала, как говорится, накорми, напои, спать уложи, а там и… – …Там уже меня от любопытства разорвет. – А-а, значит, интересно, да? Ну скажи – интересно, да? – маслеными глазками щурился Роман и лез к Маше маслеными же руками. – Ром, ты хоть бы руки помыл, чего ж они у тебя грязные такие, дома ведь сидишь, – не смогла удержаться Маша. – Давай иди мой руки да девчонок зови. – Девчонок нету! Наша унеслась за новым хахалем, надо думать, а Ивка побежала с подругами в кино. Ты ей потом внушение-то сделай. Чего ж это она – Сашка упирается, горбатится на нее, а ей лишь бы киношки! Какая фифа! А может, нам того?.. Молодость вспомнить? – снова слащаво сощурился муж и сильно ущипнул жену чуть пониже спины. А потом и вовсе подскочил, обхватил ее за талию и, дыша прямо в лицо луком и кислой капустой, стал ее давить, прижимая все ближе к себе, то бишь выражать нежность. – Да ладно тебе, очумел совсем, что ли?! – с силой оттолкнула его Маша и вдруг с испугом почувствовала, насколько ей противен собственный муж. Вот с этими сальными глазами, с этими грубыми, нахальными руками… Как она могла добровольно жить с этим человеком, ложиться с ним в одну постель и еще рожать от него детей? Как она могла все эти тычки, щипки принимать за ласку, а терзание ее тела – за необузданную любовь? Или он раньше не был таким? Или она не была такой раньше? Или… или она уже настолько махнула на себя рукой, что ей все равно – как к ней относится собственный муж? Ну а чего тогда от него требовать? Он же не умеет иначе проявлять свои чувства… она его этому просто не научила. Принимала как есть и считала, что все нормально. И он так считал… Какой кошмар! А кому-то дарят бриллианты… – Рома… Ромочка, я, конечно, перед тобой виновата… – начала было Маша, но супруг ее тихий голос принял как предложение к действиям. – Во-во! Кривляешься, как первоклассница! Давай к Зойке в комнату, пока никого нет, ух ты! – Теперь муж уверенно и с самодовольным смехом больно ущипнул Машу за грудь и с гоготом помчался в комнату дочери. Вероятно, готовиться к романтическому вечеру. У Маши моментально прошел прилив жалости, она выключила картошку, схватила халат, полотенце и заперлась в ванной. Ничего, пускай подождет, перебесится, а она пока в горячей водичке полежит, понежится. Через полчаса она услышала такой крик, который заглушил даже звук шумящей воды. Маша выскочила из ванны, наскоро обтерлась полотенцем, накинула халатик и с мокрыми волосами прибежала в комнату. – Мам! Ну ты посмотри! – чуть не ревела Зойка. – Я тут с парнем пришла, а этот!!. Мам, ну давай его уже закодируем, а?! Ну какого черта он пьет как верблюд!! Ну ты посмотри, что он делает! Маша заглянула в комнату и увидела побелевшего Романа в широченных трусах с веселыми васильками и в длинных зеленых носках на волосатых ногах. Испуганный супруг нервно метался по комнате и пытался прикрыть красоту своего обнаженного тела маленькой Зойкиной подушкой. – Зоя! – строго прервала рев дочери Маша. – Ничего страшного не произошло! Отец просто хотел отдохнуть, а своей комнаты у нас с ним нет, если ты помнишь. Так что… посидите со своим другом в гостиной! – Ма! Да ты че?! В какой гостиной мы «посидите»? – вытаращилась Зойка. – Мы ж… нам же… – Еще раз говорю: отец устроился на работу, поэтому ему нужен полноценный отдых, и теперь ты своих друзей будешь принимать в гостиной. И не слишком удивляйся, если через эту гостиную буду пробегать я в ночной рубашке. Я заметила – у нас довольно стесненные условия. – Ты у нас прямо такая наблюдательная… – поджала губы Зойка и принялась подчеркнуто печально прощаться со своим кавалером: – Пока, Лешик, сегодня нам с тобой… не судьба… порешать логарифмы… а так хотелось, я в них полный дуб. – Зой, ты про че сейчас? – вытаращился уже новый кавалер. – Я даже слова такого не знаю – логарифмы! Куда их решать еще! – Действительно, Зоя, чего это тебя на них потянуло? – дернула бровью Маша. – У вас в институте культуры и вовсе таких предметов нет, как математика… хотя, судя по твоей речи, самой культуры тоже не намечается… – Ну, мам! Знаешь! Ты ваще!! И все же жареная картошка сумела примирить всех, даже Иветта, которая прибежала к накрытому столу, в этот раз никак не выражала недовольства. – Ешьте, я еще капустки соленой поставлю… – суетилась возле стола Маша. – Ничего, сегодня у нас так… скромненько, а потом заживем. Я зарплату в пятницу получу, отец вон у нас на работу устроился… – Пап, не, серьезно? – чуть не подавилась Зойка. – Ну… Да! – краснел от внимания Роман. – Случилось. Мать, налей по этому поводу рюмашку, надо ж отметить. Маша не стала спорить, выбрала самую маленькую рюмочку и плеснула туда водки из своих запасов. – Ну вот… стало быть, за меня, – залучился от удовольствия глава семейства. – Работа денежная… как начну деньги зарабатывать… я вас не брошу, куда ж от вас… я ж не какой-нибудь там олигарх! Хотя… не известно, не известно… – Пап, да куда устроился-то? – не выдержала Зойка. – Он меня сегодня целый вечер томит, – улыбнулась Маша. – Говорите уже, Роман Виктрыч, чего вы прям как красна девица? – заинтересовалась даже Иветта. – Чем заниматься собираетесь? В разведке, что ли? – А заниматься я собираюсь, други мои, искусством! – важно поднял кривой палец Роман Викторович. – Я вот тута смотрел передачу намедни про то, как обычные люди просто так вот садятся в поезд, едут в Москву, поют, пляшут, а им за это три мильена дают! Но это раньше, теперь и вовсе десять! Десять мильенов! Это ж какие деньги! Нам всем хватит до конца жизни! – Ну это понятно, а работать-то куда устроился? – переспросила Маша. – Ты чего – совсем? – возмущенно выпучился на нее муж. – Я ж те говорю – еду в Москву! Буду петь там на программе! Привезу домой десять мильенов, а потом… – Па, ты че, серьезно? – отложила вилку Зойка. – Мама же тебя про нормальную работу спрашивает! – Да вы что тут все?! С ума посходили?! Я вам и говорю: я нормально еду работать – петь! И за это мне дадут… Маша расстроенно поднялась и вырвала из рук супруга бутылочку – Роман Викторович решил закрепить первую рюмку. – Не, а в чем дело-то? – не переставал возмущаться «добытчик». – А вы чего думали? Что я вам, на стройку, что ль, побегу? Бревна таскать? Кирпичи ворочать? Или чтоб я, может быть, шахтером пошел, на этих… на рельсах сидеть? – Ой, да где тебе! – скривилась Зойка. – Нет, мам, видать, придется мне до пенсии в китайском производстве щеголять. – А ты собиралась до пенсии на моей шее сидеть?! – захлебнулся от негодования Роман Викторович. – …Или… – не обращала внимания на отца доченька, – или надо искать богатого мужа. – Где их найдешь-то, богатых… – горько вздохнула Иветта, и у Маши неприятно царапнуло в груди. – А сами не пробовали зарабатывать? – огрызнулась она. – Правда что! – поддержал ее супруг. – Я ж говорю – надо в Москве эту программу найти, да и все! Я вот петь собрался. Маш, ты знаешь, как я пою! К примеру… сейчас… «Нале-е-ей полней бокалы-ы!» Да, кстати, Марья, а куда ты бутылку-то дела? Маша убирала посуду и снова думала: и как же это ее угораздило выскочить за этого… рационализатора. На следующий день Маша немного задержалась у начальницы – Татьяны, та просто не хотела отпускать подругу. – Маш! Ты не представляешь, мы с моим вчера ходили в ресторан! Он, правда, сначала предлагал просто так у него посидеть. Но ты ж знаешь меня! Дом-то, он никуда не убежит, посидеть мы всегда успеем! Ну и… надула губки. Так милый меня чуть не на коленях упрашивал, чтобы я с ним в ресторане отобедала. И еще подарил маленькую сумочку. Смотри, какую… за тридцать пять тысяч. – Тридцать пять? – поперхнулась Маша. – Да я б за нее полтыщи б пожалела! Чего туда положишь-то? Только если носовой платок… и то, если свернуть в трубочку. – А тебе надо, чтоб мешок картошки влезал, да? – фыркнула Татьяна. – Ма-ша-а… у женщины сумочка в руках должна быть только для того, чтобы руки не болтались, понятно? – Нет, ну не тридцать же пять… – вертела в руках крохотную сумочку Маша. Нет, что и говорить, вещица была очень приятной, хорошенькой, так и притягивала взгляды, но чтоб такие деньги… Хотя Татьяне-то какая разница, не она же платит. Да у нее и у самой денег хватает. Может себе позволить… – Тань, ты знаешь что… ты не можешь мне получку сегодня выдать, а не завтра, а? А то дома шаром покати. – А твой что – опять диван давит? Господи, да гнала б ты его в шею, кровососа… А деньги, конечно, выдам. У тебя в эту неделю хорошо получилось… Маш, у нас тут одного новенького подкинули… И тут у Маши зазвонил телефон. Это была Капитолина. Татьяна сразу же насторожилась: – По работе? Кто? – Капа… – тяжко вздохнула Маша. – Ну фи-и-и-иниш… ну когда уже бабка успокоится? – покачала головой Татьяна, отсчитывая Маше деньги. – Ладно, Танечка, я побегу, а то видишь, она меня уже потеряла… – заторопилась Маша. – Да, Капитолина Семеновна, это я… Да что вы?! Тань, с ума сойти! Лед тронулся!.. Это я не вам, теть Капа… да-да, слышу! Хо…хорошо… да-да, я поняла… конечно-конечно… а подарок я могу… а вы сами, ну хорошо, в семь буду. Она отключила телефон и радостными глазами уставилась на начальницу: – Тань, ты только подумай! Нашу Капу соседка с нижнего этажа к себе на день рождения пригласила! – Это… та, которую заливали все время? – не поверила Татьяна. – Ну да, она. У нее сегодня день рождения, вот она и… – Исключительная женщина! – вытаращилась Татьяна. – Это ж надо! Я б сама уже давно эту Капу собственными руками… если б ее сынок таких бабок не платил, а соседка… – Молодец мужик! – потирала руки Маша. – Погоди, какой мужик? – Да сын ее, той нижней соседки. Ну Капа опять чего-то там учудила, а он стал орать, грозить, ну ты понимаешь. А потом я ему предложила старушек подружить, ну и… он уговорил свою маменьку пригласить Капу в гости! Молодец! – А мужик-то нормальный? – Да нормальный, а чего ты спрашиваешь? – Так закрутила б с ним! Спроси, сколько он получает и есть ли у него своя жилплощадь. И если он хорошо обеспечен – смело крути мужику башку. – Ты, Тань, чего? Как это – крути? А потом с ним чего делать? У меня ж муж! – растерянно улыбалась Маша. – Да какой там муж, – легко отмахнулась Татьяна. – На кой черт он тебе сдался, такой муж, тебе чего – кормить некого? Зойку будешь тянуть, если уж так хомут необходим, а это-то чудовище на кой черт? – Ну… ты, Тань, скажешь… Рома, конечно, не подарок, но… – Да не подарок он, и без всяких «но», одно наказание, – не давала вставить слово Татьяна. – И мой тебе совет – гони этого своего захребетника в шею! Познакомься с кем-нибудь… да хоть с тем же соседом! Ты ж говоришь, он нормальный мужик, вот и давай! Действуй! Может, хоть тогда узнаешь, что такое настоящей женщиной быть… Так, чего там нашей Клеопатре – деньги-то на подарок выдавать? Ничего она не говорила? – Говорила, что уже все купила… и когда только успела? – пожала плечами Маша. – Вот и в самом деле – чувствует себя человек никому не нужным, а как только к ней со всей душой, так и она… ночью, что ли, за подарком бегала? – Да… что же я еще тебе сказать хотела… – наморщила хорошенький лобик подруга. – А! Слушай, у нас старичка одного подписали. Очень приличный старичок, я смотрела. Дочка его тут же живет, но постоянно в разъездах, внукам не до дедули, в общем, обычный клиент, сама понимаешь. Платят хорошо, все капризы за их деньги. И живет в твоем районе. Ну как? Давай тебе дам? Копейка не лишняя. Или тебе уже этих хватит? – Ничего не хватит, – оживилась Маша. – Если в моем районе, так это ж законный мой! А кому отдавать-то? Вере? Так она ж возле вокзала живет, и все ее подопечные там же. Ариша… знаешь, у Ариши и так семеро! Клавдии Петровне? Так она и сама-то скоро к нам в клиенты, прости господи… – Да ладно, не перечисляй. Берешь? Если тебе много, я могу Ольге отдать. – У Ольги муж хорошо зарабатывает, она и этих-то стариков держит, только чтоб самой не скучать. Мне давай. – Хорошо… вот тебе адресок, завтра забеги, познакомься, а на попечении он у нас с понедельника. Маша взяла листочек с данными и быстро пробежала глазами. – Никита Николаевич… Ух ты, артист! – Да никакой не артист, в доме культуры работал электриком, но… мнит себя непризнанным талантом, так что… имей в виду. – Будем знать, – по-армейски щелкнула каблуками Маша и направилась к двери. Распрощавшись с начальницей, она побежала по своим старичкам. Сегодня надо было пораньше всех навестить. Капитолина Семеновна не просто так звонила – просила, чтобы и Маша с ней на праздник пришла, а то старушка себя неловко чувствовала. Да и сказала, что и соседка не против. А это значит, что надо было отработать быстрее, да еще и самой подарочек купить, хоть платочек какой-нибудь. И еще домой забежать, переодеться, да хоть своих накормить, и деньги сегодня Татьяна кстати выдала… Ничего, до семи она все успеет. Уже в половине седьмого Маша стояла дома перед зеркалом и поправляла наскоро сооруженную прическу. Все-таки молодец Татьяна, что заставила сходить к хорошему мастеру. Теперь с прической и вовсе никаких проблем не было: помыла голову, волосами тряхнула – пожалуйста, укладка готова. – Мам, дай мне стольник на сотовый положить, – тут же возникла возле нее Зойка. – Да, и мне долг неплохо бы вернуть, – не забыла и про свои деньги Иветта. – Сейчас, девчонки… где у меня кошелек-то? – Чего? Опять, что ли, батяня забрал? – грозно повернулась к отцу Зойка. – Да не брал я! На-а-адо же! Денег пожалели… – Точно, не брал, – вспомнила Маша. – Я ж сама его… вот прямо сюда и положила… Она склонилась к обувной полке и выудила кошелек из старой Сашиной кроссовки – упрятала, чтобы муженек не добрался. – Вот тебе, Иветточка, долг, спасибо… а вот, Зоя, тебе сто рублей. И знаешь что – болтай поменьше. – Ой, можно подумать, я много болтаю! – надула губы доченька. Вообще она надеялась, что маменька выделит хоть сколько-нибудь на карманные расходы. На них же рассчитывал и супруг. – И мне, Марья, выдай-ка рублей… да тысяч семь хватит… – произнес он, старательно отводя глаза в сторону. – Ско-о-олько? – не поверила своим ушам Маша. – Па, скромнее надо быть, – фыркнула дочурка. – А чего это ты мне про скромность? – взвился отец. – Чего-то ты матери не больно про скромность талдычишь! А она вон… куда-то на ночь глядя сапоги начистила! Опять, скажешь, на работу, да? Да к хахалю она побежала, вот что я скажу!!! Скромность! – Мам, чего – правда? – загорелись глаза у Зойки. – Ой, да чего ты слушаешь… – поморщилась Маша. – У нас у одной старушки день рождения, вот и… бегу… – Да ладно… – хитро подмигнула дочь. – Так бы ты к старушке красилась! – Нет, она еще не верит! – шлепнула себя по бокам Мария. – Да на вот, посмотри, видишь, подарок несу – платочек. Кавалеру, скажешь, да? Зойка, завидев платочек, мигом поскучнела лицом. – Эх, маманя… я уж думала, и правда… рома-а-ан! Яхты! Сейфы-доллары… а тут – платочки… ну ваще – жисть, хоть удавись… – Нет, она кому-то платочки, значит, покупает, а родному мужу на Москву денег зажилила! – возмущался Роман. – Погоди-ка… Зойка! А ты про чегой-то матери тут намекала? Про какие такие яхты? Маша не стала слушать вечную перебранку, она еще раз тряхнула головой и выскочила в подъезд. Капитолина Семеновна выглядела сегодня просто великолепно. Откуда-то появилось темно-фиолетовое бархатное платье, изумительно белый воротничок, аккуратненькие туфельки на небольшом каблучке и даже крошечная, бархатная же сумочка. Над прической старушки потрудился парикмахер, это сразу бросалось в глаза: правильные волны, ненавязчивая челка – и полтора десятка лет как не бывало. Даже лицо у капризной женщины сегодня буквально светилось. – Маша, ну как я? – волновалась старушка перед выходом из комнаты. – Посмотри, у меня сзади волосы хорошо лежат? – Они не хорошо, они лежат изумительно! – Ой, ну я прямо не знаю… Машенька, давай попробуем затолкать эту вот вазочку в сумочку, чего-то она не лезет. – Она и не залезет, давайте сумочку портить не будем. Лучше… – А!! У меня ж еще с Нового года пакет подарочный остался! Туда затолкаем, точно? – Пакет – это лучше, – согласилась Маша. – Только, надеюсь, он без Деда Мороза? – Ну какой Дед Мороз, что ты! Думаешь, я совсем из ума выжила? Там только надпись «С Новым годом». Или лучше… – Вот что, – решила Маша, – у меня тоже подарок – платочек, он в подарочную бумагу завернут, давайте туда и вазу завернем. – Давай… а дарить кто будет? – на всякий случай спросила тетя Капа. – Вы. Оба подарка. – Ну тогда ладно… – снова согласилась Капитолина Семеновна. – А то эта ведьма еще подумает, что я без всего к ней пришла. Пусть лучше подумает на тебя, правда же? – Да конечно же, – усмехнулась Маша, – на меня куда как лучше. Пусть думает. Только… вы ее больше ведьмой не называйте. Мы ж к ней идем на день рождения. Некрасиво получается. Кстати, а как ее зовут, я что-то подзабыла? – Вера Дмитриевна, не забудь, а то потом стыда с тобой не оберешься, – проворчала Капитолина Семеновна, торопливо упаковывая свою вазочку. Маша только тихонько фыркнула. Вот бы славно, если бы все зависело только от нее, от Маши. Они опоздали всего на десять минут, однако гости были уже в полном сборе. – Девочки пришли!! – радостно встретила их Вера Дмитриевна возле самого порога. Она была сегодня хороша. Седые волосы уложены в вычурную прическу и закреплены украшенной заколкой, платье то ли из крепдешина, то ли из какого-то еще старинного, мудреного материала, вся легкая, светящаяся… Маша вдруг заметила, что Вера Дмитриевна еще не так и стара. Нет, не молодуха, конечно, но и не древняя бабка. – Проходите, сейчас знакомиться будем, – лучилась хозяйка. Капитолина, нервно одергивая платье, постаралась войти в гостиную по-королевски, высоко задрав голову. Весь ее вид будто говорил: что – да, я, конечно, пришла, поскольку слезно просили, но… даже и не знаю, достойны ли вы моей персоны. Маша следовала за своей подопечной совсем с другим настроем – Вера Дмитриевна сделала первый шаг к перемирию, и она, Маша, будет ей помогать из последних сил! За столом народу было человек пять: сын хозяйки, добродушная толстая тетушка, кажется, Маша уже встречала ее в этом подъезде, еще одна старушка, старичок с очень приятной сединой и бойкая женщина, вероятно родственница, потому что весь вечер активно помогала хозяйке и знала, где что лежит и стоит. Но это Маша разглядела уже позже, сейчас же она чувствовала себя очень неловко – все гости, званные от чистого сердца, и только они с ее Капой приглашены, чтобы устранить неудобства. – О! А вот и наши долгожданные соседи! – вдруг поднялся из-за стола сын Веры Дмитриевны – Глеб Савельев. Маша встретилась с ним глазами и незаметно подмигнула – молодец, поддержал, будем бабушек сводить. А тот и вовсе расцвел в улыбке. – Прошу знакомиться, – продолжал он. – Эта почтенная леди… И он замялся. Повисла пауза. Имен своих «долгожданных соседей» мужчина попросту не знал. – Здравствуйте, – как могла широко улыбнулась Маша. – Меня зовут Марией… Машей, а вот это Капитолина Семеновна. – Да знаем мы ее, твою Капитолину Семеновну, – гоготнула веселая толстуха. – Капа, слышь чего, ты объявление-то с киоска сняла, а? А то мне продавец уже все уши прожужжала, грит, может, ваша эта баушка лучше мою семью возьмет? У ей дочка на Украине жила, да теперь с мужем сюда… – Машенька, садитесь вот сюда, мы вам местечко приготовили, – старалась переменить тему Вера Дмитриевна. – Вот и Капа с вами рядом сядет. Капа, тебе здесь удобно будет. – А какое объявление? Про что это она лопочет? – обернулась к старичку сухонькая старушка, не желая заминать интересную тему. – Павел Петрович! – подскочил Глеб, не давая Капитолине открыть рот. – А давай-ка тост! Да за женщин!! Вон они у нас какие красавицы, никакие года им не страшны! – Чего это не страшны… – поджала губы Капитолина Семеновна. – Вон на Вальку глянешь – еще не старая баба, а все сплетни с любой помойки притащит. Чисто старая карга. – Да какие ж сплетни! – не собиралась сдаваться Валька, та самая толстая женщина. – Я ж сама видела! И еще, главное… – Дорогие женщины… – поднялся-таки седенький старичок. – Прошу… внимания. Он говорил неторопливо, но все остальные тут же примолкли и буквально смотрели стареющему красавцу в рот – и чего ж такого сообщит? – Хочу выпить… за нашу… красавицу… Все женщины дружно переглянулись – конечно, сегодня принято было говорить всякие словечки имениннице. Ну а вдруг Павел Петрович и еще какую красотку заприметил! – Хочу выпить за… Верочку, – похоронил их надежду Павел Петрович. – За то… что она… Маша тихонько выдохнула. С этой Капитолиной скоро с ума сойдешь. Вот опять чуть не сорвалась с этой Валентиной. Глеб, опять же, просто умница! – …и не столь важно… сколько ей сегодня исполнилось… – продолжал вещать старичок. – Главное… что она… Прямо напротив Маши сидел Глеб, и она видела, как и тот глубоко вздохнул. Вечер обещал быть не скучным. – …она прекрасна и… – все еще нудил дедушка и собирался и дальше радовать уши гостей, но тут невежливо вскочил Глеб Савельев, поднял рюмку и рявкнул: – Мам! За тебя! Дамы не стали жеманничать, резво опрокинули в себя рюмашки и уж потом кокетливо начали махать руками, морщиться и краснеть. – Да и соколом пошла! – вдруг басом проговорила сухонькая старушка. – Ух ты, гадость-то какая редкостная… паленка, что ли? – оценила Капитолина Семеновна. – Чем протолкнуть бы… – Запивайте! Капа, запивай. Вон морс в кувшине! – угощала Вера Дмитриевна. – Глебушка, подай кувшин тете Капе. – Ой ты ж господи… ну никогда не пила, честное слово, ну как же ее такую-то горькую люди пьют! – повизгивала пышная тетя Валя. – Валька-то, глянь – никогда не пила, – наклонилась к уху Маши бойкая родственница именинницы. – Сама самогонку хлещет, как механизатор, а туда же! Маша вежливо усмехнулась и… поймала на себе веселый взгляд Глеба. Тот сидел напротив и слышал все переговоры Маши с соседкой. Поэтому, смеясь глазами, кивнул, дескать – точно, хлещет самогонку. – Маша, берите салат, – пододвинул он к ней салатницу. – Это мамино фирменное блюдо, не знаю, что там намешано, но получается вкусно. Попробуйте. – А ты, Машенька, в рот-то не тяни все что ни попадя, – во всеуслышание заметила Капитолина Семеновна. – Тебе ж сказали: чего там намешано, никто не знает. Так и пропадает… нация. Маша с силой наступила на ногу подопечной и протянула свою тарелку Глебу. – Мне обязательно нужно попробовать, если фирменное… я сама люблю всякие… кулинарные новинки. – Ой, уж гляди, какая невидаль, – фыркнула Капа. – А вот я готовлю кулебяку, вот это новинка!! Ее еще моя бабка готовила! Так там… вместе с противнем все съешь, не заметишь, а тут… – А у тебя духовка хорошо работает? – повернулась к ней Вера Дмитриевна. – Вот я со стряпней никак не могу сладить. У меня то низ горит, то верх подгорает. Никак не угадаю. – У меня духовка старая, но хорошо греет, а еще я туда два кирпича подкладываю, чтоб, значит, жару побольше было… – затоковала Капитолина Семеновна, забыв про все ссоры. И две соседки, как заправские подружки, стали передавать друг другу секреты управления духовкой. К ним подключились другие женщины, и Маше осталось только пробовать салат да отдыхать в свое удовольствие. День рождения дальше протекал и вовсе замечательно. Глеб не уставал подливать гостям винца да водочки, женщины прочно сели на тему кулинарии, а старичок, забытый всеми, начал тихонько подвывать старинные песенки. – «Не могу я тебе в день рождения-я-я…» – достаточно хорошо выводил он. Глеб вдруг взял большую вазу с фруктами и уселся рядом с Машей. – Ну что? Наша идея была хороша? – тепло смотрел он на нее смеющимися глазами. – Ой, я даже поверить боюсь, – весело фыркнула Маша. – А кто это – вот тот старичок? – Это наш сосед. Ну, то есть не мой, а моей мамы и вашей Капитолины. Он на одной площадке с нами обитает. – А вы сами не здесь живете? – Моя квартира здесь недалеко, но… по некоторым причинам… – он хитро прищурил глаза, – по некоторым причинам я временно ночую у мамы. Но… думаю теперь… а вы знаете, мне даже будет вас не хватать. – Меня? – удивилась Маша, и в груди у нее что-то екнуло. – Ну да, вас и вашей Капы! Дал же бог имечко. Конечно, мама тяжело переносила эдакие… недружественные отношения, но… – Он веселился как мальчишка. – Но мне было не скучно. Вот если бы ваша Капа на меня перекинулась, я бы был не такой сердитый. – Она ж не совсем глупая, сравнили! Или вы, или ваша беззащитная мама! Чего ж Капа на вас будет перекидываться? – Тоже верно… А вы где живете? Маша не успела ответить, потому что пышная тетя Валя, устав от кулинарных рецептов, вдруг вскочила и требовательно застучала о рюмку вилкой: – Чтой-то в горле дырынчит-дырынчит, треба горло промочить-промочить! Калинка-малинка моя! Расстегнулася ширинка моя!! – Так! Надо спасать интеллигентные уши гостей! – округлил глаза Глеб, подскочил к поющей даме и наполнил ее рюмочку наливкой. К нему тотчас же потянулись другие рюмки. – А давайте танцевать! – требовала веселья толстушка. – Глеб! Где у тебя там… тяжелый рок?! Мой внук всегда эту гадость включает. У меня уже все уши отвалились! – А позвольте вальс! – пытался кричать Павел Петрович. – Глеб, у вас есть «Вальс цветов»? – Ха! Тоже мне, гладиолус! – гоготала тетя Валя. – Глеб, давай нашу, народную – «Эй, вы там, наверху! Не топочите, как слоны!» Маша испуганно вздрогнула. Если сейчас Капа примет это на свой счет!.. Но Капа не принимала. Она все еще подробно рассказывала Вере Дмитриевне, в каком месте покупать самые лучшие дрожжи. Глеб включил музыку, и зазвучала быстрая мелодия. Женщины подскочили с мест и принялись трястись в такт звукам. И столько в старушках было задора и энергии, что Маша только диву давалась – даже их «молодежные» вечеринки проходили не так буйно. – Машенька! Идите к нам! – звала родственница Савельевых. Как выяснилось, ее звали Зинаидой. – Давай, покажи, как сейчас молодые пляшут. Маша, в ее сорок с хвостиком, и в самом деле была здесь самой юной. Но показать ей нечего – эти тетушки ее легко обгоняли своей удалью. – Мария, не ленимся, не ленимся! – подскочил к ней Глеб и схватил за руки. – Покажем, на что молодежь способна. И они принялись «показывать»! Давно уже Маша так не танцевала. Чтобы от всего сердца! Лихо! Не думая ни о чем! Позабыв о том, как лежат ее волосы, не размазалась ли помада и не потекла ли тушь. Она была в ударе и точно знала: не размазалась, не потекла и вообще – она сегодня прекрасна. Вон ведь как горит взор у Глеба! Он от нее взгляда не может оторвать. И, точно кот, хищно пожирает ее глазами! Эх!!! А потом зазвучала медленная мелодия. И Глеб сразу же направился к матери. Второй мужчина, Павел Петрович, задумчиво жевал котлету, когда к нему робко подошла Капитолина. – Пойдем, что ль… танец ведь играет. Старичок не мог отвечать с набитым ртом, и Капитолина Семеновна сочла его замешательство за согласие. Остальные женщины налили себе рюмочки самостоятельно и принялись протяжно подпевать: – «Опустела без тебя земля-я-я…» Танцы следовали один за другим, и женщины то пели, если выпадала медленная мелодия, то танцевали все вместе, если музыка играла веселая. Глеб приглашал всех женщин по очереди и наконец подошел к Маше. – Можно вас? – смотрел он ей прямо в глаза и улыбался по-особенному тепло. – Да-да, конечно… – игриво ответила она и кокетливо подала руку. – Честное слово, еле дождался, – усмехнулся он ей прямо в ухо. И от этого смешка у Маши побежали мурашки по коже. Конечно же, только оттого, что ей стало щекотно… а может, и какой другой механизм сработал, потому что от той щекотки почему-то не хотелось смеяться, а хотелось… хотелось глубоко-глубоко дышать… или не дышать вовсе. – Маш, давай на «ты», а? Все равно мы здесь самые молодые. И потом… нас столько связывает! – снова хитро проговорил Глеб в ухо. – Нет, ты ничего не подумай, просто… я в первый раз встречаю такого ответственного работника. Ну чтобы… со всей ответственностью… к старикам… – Ну а как же безответственно, это же… живые люди, – пожала плечами Маша. – И ты тоже – живой человек, – не согласился Глеб. – Ты вот здесь за своей старушкой следишь, а тебя ведь, наверное, дома ждут. – Да не ждут меня дома… – вздохнула Маша. Ну как ему объяснить, что дома если чего и ждут, так это полные пакеты, которые Маша таскает с магазина. Хотя нет, ждут, надо же кому-то ужин сготовить, посуду помыть… черт, сегодня же надо полы помыть, вчера прямо ходить противно было… А здесь было так хорошо. Она отдыхала… и в то же время работала. Ну не может она сбежать с рабочего места, ну что тут поделаешь! Приходится вот… танцевать со всякими разными… приятными мужчинами. Работа. – Маш, а ты далеко живешь? – пытался растормошить ее партнер по танцу. – Очень бы хотелось, чтобы далеко. Я бы тебя провожал до дому и… и читал стихи! – А ты знаешь стихи? – удивилась Маша. – Ну а как же!! – возмутился Савельев, насупил брови, призадумался, а потом продекламировал: – «Зима! Крестьянин торжествует!..» – ну и дальше по тексту. – Он там не торжествует, а «торжествуя, на дровнях обновляет путь»! – смеялась Маша. – Да пусть он делает что угодно… – весело поморщился Глеб и снова тихо проговорил: – Но так и знай – сегодня я твой провожатый! А то… Павел Петрович как рванет! И что это за манера такая говорить в самое ухо! Будто бы Маша была глухая… Хотя… пусть лучше так говорит, а то… ну вдруг она и в самом деле что-нибудь не услышит из-за музыки. А потом он ее снова выдернул на веселый быстрый танец, и они даже попытались изобразить рок-н-ролл. И у них что-то там даже получилось. Вообще Савельев прекрасно двигался. И потом – с чего это Маша решила, что он здоровый? Он не худой и не прозрачный, конечно, но у него были весьма длинные ноги, широкие плечи и хороший рост. В обычных темно-синих джинсах и светлой рубашке с коротким рукавом он смотрелся почти идеально. И еще оказалось, что у него прекрасные глаза. Красивое ли было лицо, Маша не заметила, потому что кроме его глаз – серых, окруженных темными ресницами, – она ничего не видела. И эти глаза играли, щурились, подмигивали, излучали теплоту… эти глаза сегодня смотрели на нее. – Хватит этой вашей музыки!!! – вдруг раздался недовольный окрик Капитолины Семеновны. – Пора подарки дарить! Соседка! Хватит уже обжиматься! Иди, говорю, садись, тебе подарки вручать будут! – Так а ты чего, Капа, все еще не вручила, что ль? Ну ты даешь! – фыркнула тетя Валя. – А мы сразу отдали, как пришли… Глеб, включай музыку! – Никакой музыки! – снова грозно возопила Капа, и Маша почуяла неладное. Она беспомощно оглянулась на Глеба, но тот только моргнул, дескать, не бойся, пусть дарит, все нормально. – А я не подарила! И не привыкла жрать на дармовщину! – непонятно отчего свирепела подопечная. – Так! Уважаемые гости!! Прошу всех к столу!! – громогласно пригласил Глеб. – Погодите, я сейчас всем налью… Капитолина Семеновна, ваш выход! И Капитолина вышла. – Вот тебе, соседушка, в подарок эта… волшебная палочка! – протянула она Вере Дмитриевне старую, не первой свежести трость. – Это тебе… костыль, стало быть! Чтоб по мужикам удобнее было скакать! А то ить скоро себе башку снесешь, за мужиками-то гоняясь! Маша не могла поверить своим ушам. И все гости, наверное, тоже, потому что за столом никто не проронил ни слова, и только Капа разорялась вовсю: – Мы тебе седня-то какой годок справили, не помнишь? Да ты, поди-ка, вообще ничего не помнишь, маразм у тебя бушует, все себя девочкой мнишь, а сама-то старая уже, как плесень! Вот я тебе и… – Позвольте! – вдруг ожил Павел Петрович. – А чего ж это вы, Капитолина Семеновна, мой бодожок-то дарите? Я ж его сам, лично в аптеке купил! – Капитолина Семеновна!! – зашипела Маша и изо всех сил дернула подопечную за подол. – Если вы сейчас же не заткнетесь… – А ты, старый куртизан, не жмись! – со злостью обернулась Капитолина к Павлу Петровичу. – А то как со старухой обжиматься во всяких там тангах… – Женщины, женщины! Я предлагаю тост! – пытался Глеб исправить положение. Но положение не исправлялось. Вере Дмитриевне надоело весь вечер плясать возле сварливой соседки, ей хотелось своего праздника. – Да за что ж ты меня так, Капа? – с горькой обидой произнесла она. – Разве я тебя чем обидела? – А это не ты обидела, – громко и весело гоготала тетя Валя. – Это ее Павел Петрович разозлил! – Помилуйте!! – моргал несчастный кавалер. – Отчего ж таки прямо и я? – Валька, корова дойная! – залилась краской Капитолина Семеновна. – Замолчь, говорю тебе, а то прямо по спинище и пройдусь! – Да оттого ж!! – не унималась Валька. – Капа-то на тебя уж какой годок пялится! А ты, ежик наивный, все на Веру Дмитриевну заглядываешься! Вон как вцепился в нее на танцах-то, так и выпустить не может! Аль у тебя руки свело? – Не свело! – гордо дернул худенькой шейкой мужчина. – Верочка дивно танцует! – О-о-о-й! Чего там дивного?! Скачет, как жаба по болоту! – не могла успокоиться Капитолина Семеновна. – Еще вырядилась как институтка, прости господи! А спереди у нее весь лифчик просвечивает! – Капитолина Семеновна… – набычился Глеб. Он просто не мог допустить, чтобы так унижали его мать. – Тетя Кап-па, немедленно пойдемте домой!! – шипела Маша и изо всех сил толкала свою подопечную к выходу. – Ну надо же, стыд-то какой!! – Вот-вот, Машенька, правильно ты говоришь, стыд! И срам!! – повернула все по-своему Капитолина. – Прям удивительно, некоторые бабенки готовы последние штаны скинуть, чтобы… – Капа!! Да как ты можешь?! – уже рыдала Вера Дмитриевна. – Да что вы на нее смотрите?! Гоните в шею!!! – поднялась Валентина и боевым слоном пошла на соседку. – Все! – не выдержал Глеб. – Хватит! Капитолина Семеновна! Давайте-ка отсюда! Вы нам весь праздник испортили! Валентина уже добралась до вредной соседки и вцепилась в нее мертвой хваткой. Глеб подскочил, чтобы разнять, Капитолина же завизжала сиреной, будто ей в ногу вцепилась свора бешеных собак. – Маша-а-а!! Убивают!! Инвали-и-и-ида-а-а-а!! Люди добрые!! За мужика меня бабы на куски рву-ут! – Прекратите орать! – терял самообладание Савельев. – Машенька! Да что ж такое-е-е?! – еще выше брала ноту Капа. – Глеб!! Савельев! Немедленно отпусти бабку! Отпусти Капу, тебе говорю! – металась Маша. – Валя!.. Савельев!!! Да чего вцепился-то? Отпусти!! Ну… сейчас точно ботинком по башке получишь! Валентина бульдожьей хваткой вцепилась в Капитолину. Глеб никак не мог разнять взбешенных бабенок, а Маша, не разобравшись, ухватила грязный ботинок самого же Савельева и теперь охаживала его по сильной спине. – Да ты сдурела, что ли?! – обернулся к ней встрепанный Глеб. – Ты бабку свою утащи!! А то приперлась, еще и концерт устроила тут! Вот ведь язва какая! – Машенька, да что ж слушаешь, как меня дурой-то обзывают!! – Она не приперлась!! Вы ее сами пригласили!! И вообще!.. Да отцепитесь вы! Пойдемте, Капитолина Семеновна!.. Теть Капа!! Выпустите Валентину! Да пойдемте уже! Глеб решил помочь Маше, с силой оторвал буянку от Валентины и выставил за дверь. Не рассчитал, получилось слишком резко, Маша едва успела подхватить старушку. – Ну знаешь! – обернулась она к Савельеву. – Ну… знаете! Ужас какой-то! Хам!! И еще… наглец, вот! – Верка, дрянь такая! – не сдавалась Капитолина. – Так и знай!! Я тебе всех алкашей теперь соберу! На телевиденье рекламу дам, что ты у себя сортир открыла! Трактир то есть! И что деньги даешь! Наливаешь в долг! Ты всю жисть будешь алкашам двери открывать, у себя же швейцаром работать! – Только попробуй! – уже окончательно озверел Савельев. – В психушку сдам!! По судам затаскаю! – Сам псих!! – огрызнулась старушка и хотела еще что-то высказать, но Маша уже тащила ее вверх по лестнице, и грозно ответить не получалось. Захлопнув за собой двери квартиры тети Капы, Маша быстро прошла на кухню и, чтобы хоть как-то успокоиться, включила чайник и стала дрожащей от гнева рукой наливать в чашки чай. – Нет, Машутка, ты погляди, чего со мной сотворили эти ироды! – виновато появилась в дверях кухни тетя Капа и принялась тыкаться в Машу склоненной головой. – Ведь цельный клок волос выдрали! Такие хорошие еще были волосики… Маша постаралась унять гнев, посчитала про себя до десяти, но… с гневом справиться не удалось. – Вы что там устроили, Капитолина Семеновна? – сопя носом и стискивая зубы, спросила Маша. – Это как же у вас только совести хватило такого наговорить имениннице?! Она ж вас пригласила, подружиться с вами хотела, а вы! Как же вы могли? – Ага! Подружиться со мной! А сама в Павла Петровича вцепилась! И ведь на кажный танец, на кажный танец! Да сколько ж я могу терпеть-то?! Ни стыда, ни совести, эдак-то к мужику прилипать! – Это же не она к нему, а он ее приглашал! – А она могла б и отказаться! Сказала б: «Ты, мил-человек, поди-ка других женщин пригласи! Вон Капа какая красивая!» Так ить не сказала ж! Тряслась с им, как простокваша! – В общем, так… – постаралась успокоиться Маша. – Я вам даю ровно неделю… ну хорошо, две. Ровно две недели. И если за это время вы не подружитесь с Верой Дмитриевной… если вы сами, первая, с ней не подружитесь, я буду от вас отказываться. Боюсь, что не только я, но и все наше агентство от вас откажется. Вы нам слишком дорого обходитесь. – Ой, надо же… откажутся они… – обиделась Капитолина Семеновна. – Поди-ка сын мне другое отыщет. – Не думаю, – строго покачала головой Маша. – Город у нас не слишком большой, и такие «Золотые руки» одни. Есть, правда, государственные, но… надо очень им понравиться, чтобы они с вами так же нянчились. Да что мне вам говорить, у вас на первом этаже старушка живет, к ней ходят, вы сами видите. Капитолина видела. И поэтому сразу же загундосила: – А что я такого сделала-то? Ну… они ж сами и виноваты! Я ж ить водку отродясь не пью, а мне этот ейный сынок наливает и наливает, наливает и наливает, а куда мне деваться? Нельзя ж именинницу обижать. Вот я и… – …и не обидела, – закончила за нее Маша. – В общем, думайте. Две недели. И она сделала шаг к двери. – Да ладно тебе… ну уж… ежели ты так хочешь, то и… я тоже себе день рождения справлю. Но только у меня в январе. А ты до января потерпеть не можешь? Маша даже не стала отвечать. Пусть Капитолина подумает, хватит уже с ней нянчиться. И ведь из-за чего?! Из-за Павла Петровича! Да разве можно из-за мужчины потерять стыд настолько, чтобы с соседкой ссориться? Нет. Пусть думает. Маша брела домой по темным улицам, и на сердце было гадко. А ведь как все славно начиналось! Все такие веселые были… с этим… с Глебом на «ты» перешли. А потом… он прямо как с ума сошел! Ну все можно понять, но чего уж так на несчастную старушку кидаться? Можно подумать, у него, значит, мама, а Капитолина вообще ничейная! И заступиться за нее некому! И ведь знает, что некому… только Маша. А он еще ей показался… приятным… Было грустно. Она чувствовала себя почему-то обманутой. Почему?.. Она вдруг поймала себя на том, что сегодня на вечере ей было хорошо так, как… как когда-то давно-давно. Когда еще не было никакого мужа и Саньки с Зоей тоже. А она сама, девчонка, с такими же девчонками и знакомыми ребятами собиралась на праздниках у тех, у кого родители в отъезде. И готовились, и ждали чего-то необычного, и шили себе платья из уцененных отрезов, и красили ресницы так, что на них запросто можно было уложить карандаш. А потом сидели за столами, бросали стыдливые взгляды на тех, кто нравился и без кого, казалось, жизнь не имеет смысла… И сами ловили такие же взгляды… И чувствовали себя желанными, любимыми, настоящими звездами… ну пусть не звездами, но женщинами, которые могут любого свести с ума, и верили в свои силы, и знали, что впереди еще целая жизнь, наполненная непременно одним только счастьем и сжигающей любовью… А потом танцевали, и замирало сердце… почти как сегодня. Почему? Маша уже давно знает, что мешки со счастьем ее нигде не ждут, а уж сжигающая любовь… она и вовсе придумана только для фильмов, чтобы рейтинги повышать… Так почему же сегодня так замирало сердце? Может быть, она просто почувствовала себя женщиной?.. Может быть… А потом ее же и мордой об стол! Вот это и коробило, и саднило… Глава 3 Да не боится жена мужа своего! Маша шла по темным улицам, совсем забывая бояться. Опомнилась, только подходя к своему подъезду. – А еще проводить обещал… мужчи-и-и-на… Было уже одиннадцать, и все же, несмотря на неранний час, в квартире находились не только домашние. – И где это вы, сударыня, шатаетесь? – вышла к ней в прихожую свекровь. – Дома черт ногу сломит, а она по ночам шарахается!! – Она не шарахается, она работает, – пробурчала Маша. Одного скандала ей, видимо, было мало. – Ты уж хоть бы не врала – с работы! – не успокаивалась Авдотья Пантелеевна. – С работы-то люди в шесть приходят! – А некоторые на нее и вовсе не ходят, – кивнула Маша. – Ваш сынок, например. – А ты на сынка-то не кивай!! – все больше заводилась свекровь. – Ты ему всю карьеру загубила!! Ишь, на работе она! По хахалям, наверное, бегала!! Вон как раскрашена, как матрешка! Даже губы намазала! А Ромку моего в Москву не отпускаешь! А он ведь не бабам подолы задирать едет, а на вас же и зарабатывать! И ведь надо-то… Ромка! Сколько тебе надо-то? На дорогу? – Ой, мам, да всего ничего. Тысяч четырнадцать на самолет, да там пожить… тысяч десять… Тридцать тысяч получается, – быстренько подсчитал супруг. – И ведь, мам, у нее ведь подруга есть, у которой деньги прямо с неба падают, девать некуда! А она для меня-то даже занять не хочет! – А чего не хочешь? – снова свела брови на переносице свекровь. – Язык, что ль, отвалится? Гордость свою порушить боишься? А у мужика, может быть, талант гибнет! Я ж сама слышала, как он песни-то поет! Слышала! – Да я ей тоже пел. Мам… вот, слушай… «Дун-дари, дун-дари, тра-та-та…» – Ой, да не вопи ты в самое ухо! – отмахнулась от таланта Авдотья Пантелеевна. – Так чего ж ты? Голову склонить не можешь? Попросить за мужа не хочешь? Маша молча сняла сапоги, потом скинула пальто, выпрямилась и склонила голову: – Склоняю. Авдотья Пантелеевна, займите вашему сыну деньги на Москву. Поскольку у него талант, а у вас деньги есть, вы себе на шубу копите. Он вам скажет – сколько. Свекровь минуту беззвучно хлопала ртом, а потом не удержалась: – А… почему у меня? У меня ж на шубу! – Ну так шубу зимой и купите. Сейчас ведь поздняя осень, – наивно хлопала ресницами Маша. – А он этим временем поедет, проявит свой талант и привезет нам целую тележку денег! И мы сразу же отдадим все долги! Даже десятку сверху добавим. – Ха! Десятку!! Да какой дурак ему тележку-то даст? – нервно усмехнулась свекровь. – Он промотает мои денюжки, а я потом… с кого я потом требовать-то буду? Ты ж мне не отдашь! – А я и не беру. Сын ваш и отдаст… когда заработает, – пожала плечами Маша и направилась в кухню. Свекровь семенила за ней. – Так он тридцать-то тысяч до пенсии не заработает! Он же… у него ж руки из… в общем, хорошие у него руки, нормальные, но… дураку достались. – То есть я должна занять деньги у подруги, потом сама же отрабатывать их, пока ваш сынок будет по столицам разъезжать? Я же и так прихожу домой… Сейчас сколько? – Так нарисовалась черт-те во сколько, – вскинулся муж. – Мы уж… – Вот, я и так прихожу черт-те во сколько, а потом мне что – помереть на службе? Нет уж, давайте сами ему деньги, занимайте, отправляйте, делайте, что хотите, я – пас. – Я тоже, – быстро кивнула свекровь. – Но вообще… я, Маша, тебе и не про поездку совсем хотела… я ведь чего – сколько ж можно так на работе надрываться, дома-то и вовсе ничего не сделано! Все сидят голодные. Вон Зойка сегодня прибежала, по кастрюлькам прошвырнулась и ушла голодная! – А куда ушла? – повернулась к ней Маша. – Так… на вечеринку. Сказала, что придет утром, они на какое-то кино идут, ежели ночью, то дешевле. Я уж ей денег-то дала, – рассказывала Авдотья Пантелеевна. – Так вот я говорю. Надо же как-то Ромку-то на работу вытолкать! Он же ко мне, поганец такой, забежал, говорит, голодный весь, и давай у меня пельмени лопать! А потому что ты дома не варишь! А я… я уж его откормила, тебе передала, это чего ж мне – заново его себе на шею сажать? Ты уж давай… устраивай его куда-нибудь. Может, сторожем… – Или в филармонию, опять же, – снова влез талантливый супруг. – Певцом эстрады. У меня, сама же знаешь, песни в ассортименте, я и народные могу, и современные, даже про «Бумер» песенку знаю. – На стройку его затолкай, больше толку будет, – видно, всерьез осерчала за пельмени Авдотья Пантелеевна. – Я вот видела объявление, новая какая-то строительная фирма открывается, так там кого только не требуется! Ты б, Маша, сходила да записала его, может, и начнет мужик… хоть себе на пузо зарабатывать. А то… сама-то не кормишь, а мне уж… не под силу. Маша клятвенно пообещала забежать лично, а лишь только свекровь ушла к себе, тут же уселась за стол и позвала мужа. – Ром, ты, конечно, сам хозяин своей судьбы… – начала она, – и я тебя заставлять не могу… – Точно, – с облегчением вздохнул Роман. – Чего заставлять-то? Я ж… знаешь ведь, я ни на какую стройку не способен, я только… способен на созидание! Песни петь могу… или даже стихи читать… ты не слышала, диктор на телевизоре не нужен? – Не могу заставить, но… – Маша вдруг пристально посмотрела мужу в глаза. И ничего не увидела. Он на нее и вовсе не смотрел, а только ждал – когда уже она все скажет да начнет что-нибудь готовить. – Но я заметила, что… Рома, а мы ведь с тобой совсем чужие люди. И уже давно. – Ой, да ладно тебе! – сморщился Роман Викторович. – Я ж понимаю – бегала на какое-то свидание, может, с мужичонкой каким встретилась, вот и снесло головенку-то, я ж не против. Ты уж знаешь, война войной, а обед по расписанию! Хрен с ним, пусть ужин, но уж… вставай давай. Подсуетись. А то сама небось наелась, а я… – Рома, я говорю – мы чужие! – удивленно уставилась на него Маша. – Ты меня вообще слышишь? – Ну чужие и чего? – кривился Роман. – Жили столько лет чужими и ничего, а тут – на тебе! Выкрутасы устраиваешь!.. Если мясо долго размораживать, я тогда… драников поем. Натри картошки-то. Сметаны нет, но майонез есть, чего уж делать-то… – Рома, а ты не подумал – с какой стати я после работы кинусь чужому человеку драники готовить на ночь глядя? – усмехнулась Маша. Муж и вовсе ничего не понимал. Он уже столько лет жил себе с этой женщиной, ну… и не работал давненько, так ведь нормально же жили! Его все устраивало. Что произошло-то? Вот ведь правильно мужики ему говорили: разбаловал ты свою королеву – все ей прощаешь. Она тебе потом еще и пальцы начнет загибать. Так и вышло! Ведь точно с каким-то мужиком бегала, а он ей даже скандала не устроил. Да не любит он этих скандалов, все равно он же во всем и виноват окажется. А ведь она и впрямь – теперь еще и голодом его придумала морить! – Ты давай сам, если хочешь, – устало зевнула Маша. – Картошка вон там… да ты знаешь, а я пойду, устала – сил нет. – Нет… как то есть «пойду»?! – вскочил муж. – Да никуда ты не пойдешь! Иветта!! Ивка!! Беги сюда! Мать нас кормить отказывается! На пороге кухни появилась Иветта. До сих пор она слушала перебранку родственников из своей комнаты, а тут уж позвали. – Марь Игревна, вы чего это? – осуждающе насупила невестка хорошенькие бровки. – Почему готовить-то не хотите? – А Зойка сегодня не придет, зачем готовить-то? – искренне поинтересовалась Маша. – Здрассьте! А мы? – до глубины души была потрясена невестка. – Мы-то здесь! Маша не собиралась устраивать разбор полетов, но и ломовой лошадью ей не хотелось быть еще больше. – Иветта, я вот вспомнила: Саша приезжал и все деньги передал тебе лично в руки, так ведь? – спокойно начала она. – Ну да, а кому ж? – фыркнула Иветта, дернув губой. – Мы ж с ним семья, он мне и отдал. – Правильно, – кивнула Маша. – Вы с ним семья, а мы – другая семья, правильно? Вот и кормись с тех денег, что оставил Саша. Я никогда не лезла в вашу семью с советами, с просьбами, зачем же я буду лезть в нее со своими ужинами? – Нет, ну с ужинами-то чего б и не залезть? Мы же деньги откладываем на квартиру, вы же знаете! А если я их проедать буду, так Санька тогда вообще ничего не накопит! – А ты сама иди работай, – посоветовала Маша. – Ты ж посмотри – пока Сани нет, ты на восемь килограммов поправилась за два-то месяца. А потому что целыми днями только спишь. И не говори мне даже, что ты ждешь ребенка, даже Зойка понимает, что по срокам у тебя нестыковки. – Ну ваще!! – уставилась на стену Иветта, не зная, что сказать. – Вы… вы что думаете – Санька приедет, вас похвалит, что ли? Да он… он знаете как вас наругает!!! – Мал он еще мать ругать, – строго одернула девицу Маша и направилась в ванную. Все же не удалось сохранить спокойствие. И надо же – как набросились! А ведь и в самом деле – сидят дома трое сильных, здоровых людей, а в квартире конь не валялся! Хотя… про коня это она зря. Один конь все же валялся, причем весь день, и две кобылицы. Ох… а кому-то читают стихи… пусть даже про торжествующих крестьян… Утром Машу разбудило громкое пение: – «А я такой голо-о-одный, как айсберг в океане, и все мои печали… тря-ля-ля-ля-ля-ля-я-я…» Маша посмотрела на часы. Ей давно пора было уже вставать… но отчего Роман подскочил в такую рань? Неужели опять хочет у нее из кошелька деньги незаметно выудить? Не выйдет, она их вчера сразу же себе в сапог запрятала. – Марья, дай-ка мне денег на дорогу, – с пренебрежением бросил Роман. – Это на самолет, что ли? До Москвы? – уточнила Маша. – На автобус, деревня! Поеду… посмотрю, чего там вчера мать говорила, а то если ты… да она еще! Пельменей пожалела… Маша молчком выдала сто рублей. Деньги небольшие, но на дорогу хватит, да и на пирожок, если уж совсем с голоду падать будет. Муж ушел, громко хлопнув дверью, а Маша прошла в комнату Зойки. Девчонка спала, даже не смыв тушь с ресниц. – Да уж… так умоталась в этом кино… – вздохнула Маша и тихонько тронула дочь за плечо. – Зоя… Зой, слышишь? Я тебе тут деньги положила… под компьютерный коврик, смотри… Сходишь сегодня в магазин, купишь сосисок, поняла? И отварите вместе с Иветтой. И помойте полы, уже ходить невозможно, я уже не успеваю. – Да не парься, мам, – сонно пробормотала доченька. – Чего этим полам сделается? Вечером придешь – вымоешь. – Я сказала – вымоете! С вами тоже ничего не стрясется! – Ну ладно, чего кричать-то… помоем… – буркнула девчонка и повернулась на другой бок. Сегодня в офисе с самого утра было много народу. Татьяне вдруг привалило сразу же четверо новичков, и надо было распределить их по работникам. От лишних подопечных никто не отказывался, напротив, в фирме царил негласный девиз «Подопечный лишним не бывает», так что шла борьба за каждого пенсионера. Только Маша не участвовала в обсуждениях. Ей только что перепал старичок – артистичный электрик, а она к нему вчера так и не добралась. И хоть время было еще до понедельника, Маша чувствовала себя виноватой – могла забежать, познакомиться. Наконец все разошлись по своим заботам, и Маша тоже поднялась. – Маш, останься, – попросила Татьяна. – Ой, Тань, – виновато взглянула на подругу Маша, – ты знаешь, я-то вчера к своему так и не успела забежать. Сейчас сразу к нему понесусь. – Я ж говорила – время еще есть, – отмахнулась Татьяна, в своей подруге она не сомневалась. – Как там наша красавица? Тихо у нее? Жалоб нет? А с соседом как? Маша только покачала головой: – Тань, какой там сосед! Она вчера такое устроила! Опозорилась я с ней по самое не могу! – Чего опять? – испуганно вытаращилась Татьяна. – Давай рассказывай. Опять, что ли, придется сыну звонить? На сколько залетели на этот раз? – Да не знаю еще… может, и без дополнительных трат обойдется… – вздохнула Маша и рассказала подруге про вчерашнюю вечеринку. – Ну ты посмотри, а! – хлопнула ладошкой о стол Татьяна. – Ну никак не хочет бабка спокойно жить! Нет, Марья, от нее надо отказываться. Она нас под такой монастырь подведет! – Ну давай уж две недели подождем, я ж ей обещала. – А за эти две недели она нам соседку спалит, и что потом? Она ж… она ж неадекватная совсем! Она ж… ее надо срочно в дом престарелых, вот! Пусть ее сынок туда и определяет, а мне уже… – Таня, она адекватная. Она… я поняла, она этого старичка… сосед у них там один живет, седенький такой, так вот она из-за него всю бучу подняла. – А раньше ты этого не могла понять? И потом – ты теперь что, старичка этого к ней привязывать будешь? – прищурилась Татьяна. – Ну… я вот сейчас подумала… может, ей и другой старичок сгодится… ну этот-то наш, новенький, – вдруг осенило Машу. – А чего? Очень бы хорошо получилось. И он один, и она, а так бы вдвоем-то им и веселее было бы, а? – Ой, не знаю… – вздохнула Татьяна. – Две недели подождем, а там… А чего сосед? – Тань, ну чего сосед? Наорал на нас из-за Капы, вытолкал в три шеи… чего он еще может. – Нет, ну пусть бы Капу и выталкивал, а тебя-то за что? – Так там так вышло… – замялась Маша. – Пока он выталкивал Капитолину, я его… ботинком по спине долбила… грязным… ну и обидно ему стало… и больно еще, конечно, я ж старалась посильнее. – Маша, ты что – больная? Ну как ты могла мужчину! Ботинком! И самое главное – чужого мужчину!! – Ну он же… чужую женщину толкал, вот я и… защищала свою подопечную. – Ты, Борцева, нездорова, если еще раз такое повторится, я буду вынуждена отстранить тебя от работы… а то ты так и вовсе никогда от своего дундука не уйдешь. – А я и не собираюсь… – осторожно проговорила Маша. – Он у меня сегодня на работу пошел устраиваться… может быть, возьмут. – Ну и возьмут, и чего? – устало посмотрела на нее Татьяна. – Будет он у тебя работать, но… любить-то ты его заново не научишь! И сама не научишься. А жить с мужем без любви – это… это большое расточительство, поверь мне. Это… это же саму себя обкрадывать! Ведь ты же его не любишь! Мало того, ты его стыдишься… и правильно делаешь, потому что он у тебя полный идиот. Но… как же ты живешь, Маша? – Нормально, – поднялась Маша. – Мне, Тань, пора. К старичку еще надо. – Ну да, надо… Бабульке своей хочешь человека по сердцу найти, а себе самой… Эх, Машка, как же мы, бабы, себя не любим. И даже не умеем любить… – Таня, а почему ты так сильно хочешь меня с моим Ромкой развести? Завидуешь, что ли? Татьяна сначала минуту хлопала ресницами, а потом искренне рассмеялась. Да так заразительно – запрокинув голову назад и даже подрыгивая ногами. – Машенька!! Ну что ж ты у меня такая дурочка! Ну как же можно тебе завидовать?! Ну ты свое чучело-то видела… господи, прости меня, Маша. Ну чему завидовать-то?.. – Может быть, тому, что у меня все-таки есть муж. Законный, а ты со своим разошлась. А с этим бизнесменом – еще неизвестно, возьмет он тебя в жены или нет, – откровенно пояснила Маша. – Машенька-а! Да у такого, как мой бизнесмен, даже в любовницах ходить – высшее удовольствие. Потом – он разведен, жены у него нет, я никого не обманываю, и со свадьбой это только вопрос времени. Нет, Маш, просто… просто я и сама с таким геморроем жила, как твой Рома, и все думала: ну как же? А вдруг совсем одна останусь? У меня ж даже детей нет, кому же я, бедняжка, нужна буду? Но когда уже не стало сил терпеть, когда выставила его ко всем чертям и по-настоящему осталась одна, я… я вдруг ощутила… радость! Нет, Маш, ну правда! Свободу почувствовала. Ну что значит свободу… я ж не понеслась по борделям и мужиков на дом не стала вызванивать, а просто… я могла делать то, что мне нравится, а не ему! Ходить туда, куда я хочу, а не он позволяет. Я не обязана была готовить каждый вечер, стирать, убирать, а между тем стирала, готовила и убирала в два раза чаще, потому что это я так хотела, а не он меня контролировал. Понимаешь… – Но… но ведь и ужины готовить, и убираться для любимого человека не трудно, приятно даже, – перебила ее Маша. – Для любимого! Для любимого человека, Маша! А если этот человек, как прыщ на… ну, в общем, если он уже лет сто не любимый, а только так – проживает рядом по привычке, да еще и считает себя пупом земли? Ой, да не говори ты мне ничего! Я тебе просто хочу сказать… раньше мы с тобой хорошо дружили, а сейчас с тобой невозможно дружить, можно только общаться. Ты стыдишься своего Ромку, а потому и друзей к себе не зовешь, и сами никуда не ходите… как ты живешь? И все из-за чего? Из-за Ромашки? Я тебе хочу сказать, что… нет, даже не я, ты же сама знаешь: «Уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше быть одной, чем вместе с кем попало!» Я счастлива! И ты можешь быть! А ты… «завидую»!! Это ты мне завидуй! Вот мы, к примеру, сегодня с любимым идем на выставку молодых художников. Вечером. Маша усмехнулась: – Тань, а почему ты его никогда по имени не зовешь? – А потому что мне нравится звать его любимый! Дорогой! Единственный! Драгоценный! Мой мужчина! Мой царь!.. А теперь повтори и послушай – хоть одно из этих слов ты хочешь сказать своему мужу?.. Можешь не отвечать. Маша вышла из офиса и поежилась. Ничего себе – понесло Татьяну! И… конечно, в чем-то она права, но уж так-то зачем?! Подумаешь, счастлива она! Да Маша тоже счастлива! Вон у нее какая дочь! И сын – молодец! Сам себе на жилье зарабатывает, не в отца пошел… М-да… не в отца… Она постаралась отогнать от себя недобрые мысли. – Все, Мария Игоревна, хватит о ерунде думать! Сейчас вы будете знакомиться с новым подопечным. Как же его… Ага! Никита Николаевич! Сейчас мы с ним познакомимся… Она шла, а в мозгу крутилось: «Любимый! Дорогой! Единственный! Мой царь!..» И черт возьми! Ну никак под эти слова не укладывался ее Ромочка! Ромочка… любимый… царь мой… А перед глазами тут же возникала картинка, как «царь» с перекошенным от страха лицом мечется по Зойкиной комнате, прикрывая полинявшие трусы подушкой. Фу ты, позорище… Дорогой? Еще бы! Последние деньги из кошелька стащил, негодяй! Любимый! Как же! Своими ручищами только и знает, что тыкать куда придется, идиот… да нет, это она идиотка. И на кой черт только слова эти повторяет? Все! Как там? Никита Николаевич, вот о ком думать-то надо! Подопечный жил в двух остановках от дома самой Маши, что уж и говорить – Татьяна ей подбирала старичков старательно. Лишь только Маша позвонила в дверь, ей тут же открыл гладко выбритый, моложавый мужчина. – Вы, барышня, ко мне? – склонил он голову. – Если вы – Никита Николаевич, то к вам. – Проходите, это я и есть. А вы… – Меня зовут Марией Игоревной, я из агентства «Золотые руки», вот мое удостоверение, – вынула из сумочки твердый квадратик с собственными данными Маша. – Пришла познакомиться. – Давайте я вас конфетами буду угощать! – сразу же обрадовался старичок. – И чаем. Надо бы сказать, что у меня чудесный чай, привезенный из какой-нибудь экзотической страны, но… я совсем ничего в чаях не понимаю. Чай и чай. А вот конфеты вкусные. Сам-то я их не ем, но угощать люблю, вижу, какие людям больше нравятся. Кушайте, а сейчас чайку… а вы, стало быть, знакомиться? А я вас только в понедельник ждал. – Я и в понедельник приду. Но только вы мне сразу скажите, что вам надо принести, чтобы я уже не пустая пришла и вам ждать долго не пришлось. – А мне ничего не надо приносить. Со мной надо ходить по театрам. И еще… ну, нелишне бы когда и комнату убрать, я как-то не слишком с тряпкой-то люблю… – И все же… давайте мы с вами и в театры ходить будем, и в бассейны, и полы я вам помою… – В бассейны? А не поздновато ли для меня? – усмехнулся подопечный. Маша вспомнила Екатерину Андреевну и весело замахала руками: – Что вы! У меня есть одна… знакомая, она ваших лет, так вот она из этих самых бассейнов не вылезает! И вы бы ее видели! – Очень хочу! Прямо-таки мне не терпится! – Обязательно вас с ней познакомлю, – пообещала Маша и вдруг сообразила, что расхваливает вовсе даже не Капитолину, а Екатерину Андреевну, а ведь по ее плану надо было срочно знакомить именно тетю Капу. Дабы унять у той душевные страдания. А мужчина тем временем не молчал. – Я очень уважаю женщин, которые, знаете, такие молодые! Душой. А то ведь все мои ровесницы, знаете ведь, как бывает, прикипают к кастрюлям, мужей своих нянчат, те у них на шее рассядутся, а женщины и волокут, да еще дети-внуки… вроде бы давно уже пора деткам на ножки становиться, ан нет, под рукой всегда добрая бабушка. И как-то забывается, что пора и о себе подумать. Давно пора. Нет, не умеют у нас женщины думать о себе. – Вы уж меня извините, – обиженно поджала губы Маша. Эти рассуждения она приняла прямо на свой счет. – Вы извините, но очень часто в вашем возрасте женщины и вовсе одни остаются. Некого им тянуть… и их никто не тянет. – О-о-о-ой, – замахал руками Никита Николаевич. – А такие, как правило, на весь мир обижены. Этих за версту видно – губы поджаты, глаза под бровями, как мыши, бегают – туда-сюда, туда-сюда, и голос… у них всегда такой зычный голос… И вредные. – Что-то у вас не больно теплый взгляд на женщин, – покачала головой Маша. – У меня таких знакомых нет, а я ведь с женщинами вашего возраста работаю. – Да что вы! – радостно удивился старичок. – Тогда знакомьте меня! Очень буду рад хорошим знакомым. – Ну так и пойдемте… знакомиться, – вдруг решила Маша не откладывать дела в долгий ящик. – Мне сейчас как раз надо к одной… особе заглянуть, продукты ей отнести. Здесь недалеко. – С удовольствием, с превеликим удовольствием, а то, знаете ли, я очень боялся, что этот день пройдет у меня безынтересно. А мне ведь, знаете ли, каждый день теперь дорог особенно. А я вам расскажу про свою мечту, я про нее всем рассказываю. Они неторопливо шли от магазина к дому Капитолины Семеновны, и пожилой мужчина, чуть смущенно улыбаясь, откровенничал: – Я, знаете ли, очень театр люблю. И моя мечта… вы не будете смеяться? Моя мечта – создать свой театр и работать там артистом. Маша кивнула, но взглянула на мужчину с некоторым недоверием. – Нет, я ж все понимаю, у меня не те средства, чтобы театры создавать, – понял ее старичок. – Хорошо вот еще дочка помогает, но я ж не буду из нее деньги еще и на свои идеи тянуть… нет. Я вот думаю… уехать в деревню, в небольшую деревеньку. Только чтобы там дети были. И… устроить для них кукольный театр. Нет, вы не подумайте, не просто спектакль, а именно театр, пусть небольшой, но… я б там и за артиста, и за директора… у меня даже пьески есть небольшие, сам подбирал. – Но… как же в деревню? – удивилась Маша. – Сейчас все наоборот – из деревни в город перебираются, а вы… – Э-э не-е-е-ет, – покачал головой старичок. – Сейчас-то как раз напротив – народ в деревню потянулся. Да и правильно сделал. К земле ближе надо… Мне тоже хочется поближе к земле… Ведь вы подумайте! Там же у меня все будет: и земля своя, и живность – нельзя человеку от природы отрываться, обязательно нужно, чтобы собачки там какие-то, кошечки, курочки… да еще и театр!.. – Дочка за вас беспокоиться будет. – Будет. Если я один уеду. А ежели я еще с собой и бабушку какую славную прихвачу… она только порадуется, я свою Иришу знаю. – Так вы… то есть вы хотите познакомиться с хорошей женщиной? – внутренне ликовала Маша, старичок буквально сам шел ей в руки. То есть Капитолине. – А я и не скрываю! У меня ж серьезные намерения! – Очень хорошо, в этом я… пожалуй, я постараюсь вам помочь, – улыбнулась Маша. – Вот и славно! – А вот и нужный нам дом, – кивнула Маша на серую девятиэтажку. – Там живет… удивительная женщина… Маше стало даже немного неудобно. Никита Николаевич так ей доверился, а она… Капа ведь может устроить все, что ей вздумается. А ну как старичок не придется ей по сердцу? Хотя отчего это он не придется? Прямо-таки кавалер! Да и в деревне Капе самое место, вот уж кому курочек давно разводить пора, на всякие выходки бы просто сил не хватило. Маша с Никитой Николаевичем уже поднимались по лестнице, когда услышали громкие голоса. Говорили сразу несколько мужчин, и тон у них был строгий и вовсе не доброжелательный. Маша пошла быстрее. Дверь Веры Дмитриевны, где они вчера праздновали день рождения, была открыта, а из нее входили и выходили мужчины строгого обличья. – Что случилось?! – кинулась к одному из них Маша, боясь предположить самое худшее. – Вот!! Вот и ее сюда зовите, она вам расскажет!! – кричал откуда-то из глубины комнаты Глеб Савельев. – А вы, собственно, кто? – сурово глянул на нее один из строгих мужчин. – А вы ее позовите, она вам ситуацию прояснит! – все так же кричал Глеб. – Это Машенька пришла? – подала свой голос Капитолина Семеновна. – Боже, а она-то тут что делает? – не поняла Маша, и в ее голове мелькнула шальная мысль: бабка точно Веру Дмитриевну грохнула! Маша даже чуть покачнулась, но Никита Николаевич поддержал ее под руку: – Не бойтесь, Машенька, я с вами. – И первый шагнул в прихожую. – Ну уж… – подскочил к Маше Савельев, сверкая глазами. – Ваша старуха совсем заигралась! Дальше некуда! – Господи… – пролепетала Маша. – Она… убила вашу маму? Савельев оторопел. – Да вы совсем, что ли?! – взорвался он. – Вы еще мою бедную мать и убить намыливаетесь?! Да вы!.. Вот, товарищи!! Послушайте! Они еще и не то задумали! – обратился он к неизвестным мужчинам и унесся в комнату. Как выяснилось чуть позже, Капитолина Семеновна, ценя каждый отпущенный ей день из двух недель, прямо ночью от руки старательно написала объявления и, не погнушавшись ночной порой, самолично расклеила их на всех столбах. А в объявленьицах всего-то и было: «Наркотики. Круглосуточно. По договорной цене. Адрес такой-то». Правда, желающие поживиться сомнительным зельем отчего-то не прониклись – может быть, у них были свои злачные места, а может, и побоялись такого откровенного предложения, а вот товарищи из отдела по борьбе с наркотиками сработали на удивление оперативно. И прямо с восьми утра в двери Савельевых позвонили уверенной рукой. – У меня все планы сорвались! – бегал возле Маши Савельев, когда уже все было объяснено, когда Капитолина, размазывая слезы по щекам, написала объяснительную, и когда половина подъезда подтвердила ее вздорный характер в качестве свидетелей. – Я… я просто уже не знаю, что с вашей бабкой делать! – Я с ней поговорю, вы, главное, успокойтесь… – шелестела Маша, боясь поднять глаза. – Да мне эти ваши разговоры! – махнул рукой Глеб. – Ведь только вчера она тут скандал устроила, а сегодня!.. И ведь как такое в голову пришло?! – Я по… телевизору… смотрела-а-а… – ныла в углу Капитолина, которая почему-то совсем не собиралась идти домой. – Думала… чтобы сразу… Я ж обещала Верке этой… алкаше-е-ей… а Маша мне две недели всего дала… надо ж было успе-е-еть. – Ага, – остановился перед Машей Савельев. – Так вы еще и сроки устанавливаете. План у вас, стало быть, имеется. Чтобы, значит, за две недели… окончательно нас со свету сжить! – Вы… вы неправильно поняли, – пыталась объяснить Маша. – Да что там понимать! – злобно сверкнул глазами Глеб. – А знаете… знаете, я объявляю вам войну! Теперь держитесь! Мне надоело с вами в игрушки играть. Хватит! – Тоже мне… воин, – вздохнула Маша. – С женщинами воевать… – Зря вы так, молодой человек, – вдруг подал голос Никита Николаевич. – Сначала разобраться надо. Не может быть, чтобы к вам ни с того ни с сего вот с таким злом люди относились. Скорее всего, вы где-то это зло допустили. – Ну да! – неизвестно чему обрадовался Савельев. – Допустил! Еще и сам вчера к себе в гости зазвал! А вот теперь хочу от этого зла избавиться. Все!! – Ну и ладно, чего кричать-то… – насупилась Маша. – Воюйте, если вам делать нечего… Капитолина Семеновна! Быстро домой! Никита Николаевич, нам с вами еще вон ту особу до верхнего этажа надо проводить. – А и проводим, – охотно согласился старичок. – Женщина, вы меня под ручку возьмите, извольте пройтись со мной к вам на этаж. Та мгновенно утерла мокрый нос, победно взглянула на Веру Дмитриевну и пошагала к выходу под ручку с новым кавалером. И у Маши, и у Савельева вытянулись лица. – Вот так надо женщин побеждать, а вы бы только воевали! – фыркнула Маша и, гордо развернувшись, подалась вслед за своими старичками. – Можно подумать, я когда-то мечтал завоевать эту колоду… – буркнул Савельев себе под нос. А на верхнем этаже, у себя, Капитолина просто бабочкой порхала возле прекрасного рыцаря, который так своевременно появился и красиво вывел ее из дома противной Верки! И весь подъезд видел, как он ее под ручку вел! Вот так вот, знай наших! У Капы и вовсе бы настроение было чудесным, если бы Маша не нудила. – Капитолина Семеновна! Ну что ж это такое?! Мы ж с вами договаривались!! Вы же мне обещали! – пыхтела Маша, стараясь справиться с гневом. – Ой, Машенька, остынь… Простите, молодой человек, как вас величать? – Это Никита Николаевич! – не успокаивалась Маша. – Так вы мне все же объясните – до каких пор вы будете нервы людям трепать? Вы уже милицию затронули, неужели не понимаете?! – Да что им сделается, милиции этой… Никита Николаевич, а как вы посмотрите на чай? Или даже на кофе, а? Садитесь вот сюда, я вам сейчас… – Никита Николаевич, – мстительно произнесла Маша. – Мы с вами уже навестили эту подопечную, принесли ей продукты и даже успели выудить ее из милиции, так что… наше дело сделано, мы можем идти. – Да-да, – поспешно вскочил мужчина. – Нам пора. Извините, уважаемая, с кофе как-нибудь в другой раз. – Ма-а-ашенька! – расстроенно опустилась на стул тетя Капа. – Ну разве ж так можно? Только пришли и сразу… останьтесь хоть на чай! – Спасибо, вы меня уже и так… угостили! Пойдемте, Никита Николаевич. – Я буду на тебя жаловаться! – пошла в атаку подопечная. – Сегодня же и позвоню. – Ой, не советую, – покачала головой Маша. – От вас наше начальство давно уже хочет отказаться, слишком хлопотный вы клиент. Так что… стоит ли еще и звонить? Маша вышла от Капы, а следом за ней и новый подопечный. На улице все было серым. Небо хмурилось, солнце куда-то спряталось, листья с деревьев давно облетели… и еще этот – Савельев – прямо перед подъездом садился в свою машину, даже не взглянув на нее, на Машу… Войну он объявляет… Кутузов! И вдруг у Маши мелькнула чудесная мысль. Она подбежала к машине, рывком открыла дверь, которую Глеб еще не успел закрыть, и быстро, сбивчиво проговорила: – Глеб! А что, если… вашу маму в деревню, а?! У нее там собачки будут! И… и корова! Тот ошалело вытаращился, а потом с ужасом покачал головой: – Вы… вы тоже уже стали, как ваша эта… садистка! Езжайте вы сами в свою деревню!! – И резко захлопнул дверцу. – Ну и… дурак… – рассеянно проговорила Маша. – У нее там… еще и курочки будут… – Машенька, – незаметно подошел к ней Никита Николаевич, – и у вас все такие подопечные? – Да что вы! – воскликнула Маша. – У меня замечательные люди. Да и сама Капитолина… она же… Очень интересный человек! У нее такая… у нее такая фантазия! И Маша залилась соловьем. Ей сейчас надо было во что бы то ни стало увлечь этого артиста Капой. Тогда старушка успокоится, заживет тихо и мирно в деревеньке, и все ее прежние соседи вздохнут с облегчением. – Да уж… и правда – человек изумительный, – согласился с ней мужчина. – Только, знаете ли, Машенька, не дай мне бог еще встретиться с ней на одной дорожке… Она меня растопчет. Маша глубоко вздохнула – день не задался. Они расстались с Никитой Николаевичем, договорились встретиться в понедельник, и дальше Маша по своим клиентам бегала уже одна. Душу отогрела, конечно же, Екатерина Андреевна. – Машенька, что с вами, девочка? Вы уже который день не радуете свежестью лица, – тревожно спросила женщина. – Да какой там цвет, – отмахнулась Маша. – У меня тут… ой, я вам сейчас все расскажу. И поведала про новые выходки Капитолины. – Ну так и что? Вы же нашли выход? Это ли не повод для маленькой радости? – улыбнулась Екатерина Андреевна. – С помощью этого вашего нового подопечного вы теперь можете вить из вашей Капы веревки. Поверьте мне, ради любви женщина способна себя изменить до неузнаваемости! – Да не станет она себя менять… она лучше старика в бараний рог скрутит… – огорченно произнесла Маша. – Да и потом – откуда там любовь… и вообще – есть ли она? Все только говорят-говорят, а на самом деле… – Нет, детонька, она есть! Я вот тебя познакомлю с одним мужчиной… – Я ж замужем, – напомнила Маша. Екатерина Андреевна только усмехнулась: – Женщина, которая живет с мужем и не верит в любовь… это глубоко несчастная женщина… Я со своим мужем была бесконечно счастлива! – Так вы же небось не бегали вот с такими сумками по этажам, не растаскивали своих старушек… а потом не неслись домой, нагруженная, как самосвал, – тихо вздохнула Маша. – Конечно нет, – согласилась женщина. – Он же меня тоже любил. Муж так меня берег, что даже после его смерти я могу ни в чем себе не отказывать… Он, Машенька, меня очень баловал. И теперь… когда я покупаю себе очередную дорогую вещицу, я чувствую, что это он мне дарит… Да уж… что тут скажешь, некоторые мужья даже после смерти лелеют своих любимых… Маша возвращалась домой какая-то совсем усталая. По привычке заглянула в магазин, купила кое-что к ужину и только потом вспомнила, что категорически не намерена готовить. Если никто из домашних не собирается ее беречь добровольно, она заставит с собой считаться принудительно! И фиг с ней, с любовью, пусть не любят, зато… зато она сама себя начнет любить, если уж совсем некому! – Мама пришла!! – выскочила к ней навстречу Зойка. – Ой, сколько всего накупила!! – Неси в кухню, сложи там все в холодильник, – раздевалась Маша. – Мам, а у нас сегодня отец первый день отработал, – шепнула на ухо дочь. – Важны-ы-ый! – Вот и приготовь отцу ужин, заслужил, корми работника. – Я-я-я-я? – чуть не выскочили глаза из орбит у девчонки. – А я-то почему? Конечно же, дома была грязь, на креслах валялись какие-то тряпки, на компьютерном столе громоздилась посуда, и никакого ужина и в помине не имелось. Раньше Машу не слишком разочаровывал подобный натюрморт, она и не приглядывалась, просто брала тряпку и принималась за уборку, но сегодня… Да пусть они делают, что хотят, нравится в свинарнике жить, пусть живут, а она… она уже сегодня наработалась. Маша прошла в комнату к дочери и, даже не заглянув на кухню, легла спать. – Марья! – появился в дверях супруг. – И чего ты развалилась? А кто меня кормить будет? Я, между прочим, сегодня весь день отпахал! Маша повернулась к нему и вдруг спросила: – Рома, а что ты мне оставишь после себя? Чтобы я шла в магазин, покупала себе… колечко и знала: это ты мне даришь! У нее был немного задумчивый взгляд, она смотрела в темное окошко и… пыталась представить… любовь с мужем. Но Роман был вовсе не так романтично настроен. – Ты!.. как это то есть «после себя»?! Ты меня уморить решила, да?! Нет, ни хрена себе! Я, значит, на бугорке лежать буду, а она себе колечки!.. Ты чего задумала? Стоило мне устроиться на работу, как она тут же решила стать богатой вдовой! Ты что же думаешь, меня туда директором стройки пригласили? Да я там еле-еле разнорабочим держусь! А это не такая зарплата, чтобы родного мужа на погост! Как собаку! Нет, ты сразу признайся!! Уморить меня хочешь? Голодом?! Или отравить? Главное, она уже решает, что ей после меня достанется!.. Сейчас побегу к маме! Так и знай, я ей все расскажу!! – И Роман выскочил за двери. – Нет, сегодня определенно нельзя и рта раскрыть… И чего из меня гадости всякие лезут? – сама себе удивилась Маша и без всяких угрызений совести повернулась на другой бок, чтобы отоспаться. С сегодняшнего дня она решила любить себя на полную катушку. И все же выспаться не получилось. – Мама!! Ну мама же!! Ты посмотри, что делается!! – ворвалась к ней в комнату Зойка в самых расстроенных чувствах. – Что случилось? – испуганно подскочила Маша. – А то! Иветта! Ивка! Иди сюда! Расскажи маме, какая ты у нас вертихвостка!! – крикнула Зойка, но, поняв, что к ней никто не торопится, потянула мать. – Мам, пойдем к ней, она сама тебе все расскажет!.. Нет, ты посмотри какая… селедка! – Зоя! Ну что ж вас мир-то не берет? – нехотя вылезла Маша из-под одеяла. – Ну пойдем… куда ты меня тянешь? Зойка тянула прямиком в комнату молодых. – Вот! – широко раскрыла двери комнаты девчонка. – Ты, мам, на нее полюбуйся! Лежит себе, пузо греет! Да ладно бы у нее кто в этом пузе был, а то… дармоедка какая-то! – Прекрати! – резко оборвала дочь Маша. – Иветта, что случилось? – Ой, да не обращайте вы на нее внимания, – отмахнулась невестка, лежа на кровати, щелкая фисташки и листая глянцевый журнал. – Это ее завидки берут. – Эт чего это меня берут?! – обиделась Зойка. – И никто меня никуда не берет! – Вот поэтому и злишься, – спокойно парировала Ивка. – А меня твой братец взял. Еще и деньги для меня зарабатывает, а тебя злоба и грызет. Марь Игоревна, ничего страшного, идите ужин готовьте. – Спасибо, – кивнула Маша. – И все же, раз уж разбудили, объясняйте: чего опять не поделили? – Да я ж вам говорю: ерунда какая-то вашей дочурке в голову взбрела… – И Иветта углубилась в журнал. – Мам, я тебе сейчас все расскажу, – с готовностью начала Зойка. – Значит, я сижу, смотрю телевизор, тут выбегает Ивка и орет, типа, сделай телик потише, мне Санька звонит, ничего не слышно. Ну я… я ж нормальная! Меня попросили, я и сделала, даже не сказала ей, чтоб она рот закрыла. Ну, в общем, сижу я тихо. Телик молчит, а мне чего делать? И стала я слушать, о чем они говорят. А у Саньки связь такая – он будто в соседней комнате, правда-правда. Ну он и говорит этой… принцессе нашей! Говорит, приезжай, Ивочка, я тебе здесь работу нашел, а жить будем в общежитии, нам комнату выделяют! Представляешь! – Так это ж хорошо! – округлились глаза у Маши. – Да чего хорошего?! Эта клуша ему отвечает: «Ты сьто, Сасенька, сосной долбанулся? На фиг мне здалося твое обсезытие, нас и здесь неплохо кормят!» Ну это она пошутила так! Бубль Гум недорезанный! – Ничего не поняла… – моргала Маша. – Иветта, так ты… не согласилась, что ли? – А чего я там не видела? – резко села на кровати невестка. – Только из деревни вырвалась, так он меня опять в какую-то тундру зовет! Ни тебе воды горячей, ни тебе… – А на кой черт тебе горячая вода, если ты за собой сроду тарелку не вымоешь?! – накинулась на нее Зойка. – Вот сегодня мама просила полы помыть, так тебя хрен от журналов оторвешь! Торба! – Да, а ты полы помыла? – мельком спросила Маша. – Нет! – Ну я так и думала… черт, какие полы… Ива, но почему ты не хочешь? Неужели тебе не скучно вот так целыми днями валяться на кровати? – А чего скучного-то? – недоумевала девица. – Это кирпичи таскать скучно, грядки полоть – тоже терпеть ненавижу, а на кровати-то чего скучать? – С ума сойти… – не могла поверить Маша. – А как же… любовь? Неужели ты не скучаешь? Саша там, а ты здесь? Зойка фыркнула: – Ха! Мам! И они еще удивляются, что у них детей нет, точно? И чего потом удивляться, что она нам неизвестно от кого принесет! В подоле! – Зоя! Да замолчи же! – прикрикнула на дочь Маша. – Погоди, Иветта, а ты… И не ревнуешь его нисколько? Там же, наверное, девушки есть. – А где их нет, девушек-то? – надулась Иветта. Разговор ей, по всей видимости, не нравился. – Ну… не знаю… – расстроенно поджала губы Маша. – Думайте сами. – Да чего тут думать!! Собирайся давай! И дуй! А то сидит тут на шее! – решила все Зойка. – Я тебе честно говорю, если ты к Саньке не поедешь. Я тебе такое устрою! – И чего ты мне можешь устроить? – скривилась Иветта. – Посмотришь! – мстительно прищурилась Зойка и тут же крикнула: – Пап!! Ты нашу Ивку к себе в разнорабочие возьми! Она уже страсть как мечтает носилки с мусором таскать! Тебе за пивом в обед бегать будет! Зойка знала своего отца. Последнее замечание взбодрило Романа Викторовича, и теперь к невестке посеменил он. – Иветта, ты не сомневайся, я завтра же поговорю с начальством, – важно кивал он. – Нам нужны молодые силы. – Нам тоже… – чуть не плакала Ивка, – нам тоже… силы нужны. А на вашей этой стройке… я сама стану… мусором! – А ты уже давно овощ, – хихикнула Зойка и шмыгнула к себе в комнату. Маша посмотрела на неубранную комнату, вытащила ведро, тряпку и принялась наводить порядок. Следующая неделя тянулась долго и нудно. Маша уставала почему-то в два раза больше, хотя принципиально к Капитолине не ходила, а отправляла к ней Зойку. Девчонка сначала артачилась, но мать успела выработать уверенный рык, и приходилось подчиняться. Татьяне Маша сообщила, что Капитолину Семеновну теперь обслуживает Зойка – в целях воспитания. Татьяна не слишком волновалась по поводу сварливой подопечной. Она уже давно держала ее на карандаше и при случае с удовольствием бы от нее отделалась. Честно говоря, Таня и вовсе в последнее время как-то слабо интересовалась работой. Она была хмурой, раздражительной, и ничего ее не радовало. – Тань, случилось чего? – не выдержав, спросила Маша. – Да ничего не случилось, с чего ты взяла? – поморщилась подруга, но потом все же пояснила с тяжелым вздохом: – Да я со своим поссорилась. Из-за ерунды, представляешь? – Милые бранятся… – подбодрила ее Маша. – Помиритесь, чего ты? А кто виноват-то? – Ну кто-кто… я и виновата. Он занят был, а я… короче, мне показалось, что у него баба какая-то появилась, я решила его «наказать», ну в общем… чтоб поревновал. А тут как раз у нас вечеринка с подругами… пошли в ресторан… Там так здорово было, весело… ну выпили, конечно. Ну ты ж понимаешь, когда женщина выпьет, она ж дура дурой становится! Ну я и… танцевала с кем попало… ну не с кем попало, конечно, там был оч-чень интересный мужчина. Это мне с пьяных глаз показалось, а утром-то я когда его увидела!.. – Так ты еще и утром в ресторан пошла? – Маша, ты совсем, что ли? – вытаращилась на нее подруга. – Ну какого черта утром-то в ресторане делать? Конечно, я его к себе домой притащила! Ну и… потом звонит мой и говорит, дескать, между нами все порвато, и тропинка затоптата… Оказывается, когда мы уже спали, он приходил… после всех своих дел, решил меня порадовать, а тут – сюрпри-и-из! Я с этим мужиком в одной постели. Ну и… обиделся. – Я б тоже обиделась, – шмыгнула носом Маша. – Да ну тебя, – махнула рукой Татьяна. – Ты что, не понимаешь? Я ж его проучить хотела! Чтоб не шлялся там по своим делам, когда его женщина ждет! Чтобы знал, что свято место пусто не бывает! Чтоб не думал, что я буду целыми сутками его у окошка ждать, мне ведь только выйти, на меня знаешь сколько охотников! Я теперь пользуюсь большим спросом, пусть знает! – Ну вот, он знает. А тебе от этого легче? – Да ладно тебе… и так тошно… – горько сказала Татьяна и закурила. – Как думаешь – простит? Маша только пожала плечами: – Эх, блин… вот всю жизнь так… из-за мужиков бабы страдают. А им хоть бы хны… Маша теперь больше внимания уделяла новенькому Никите Николаевичу. Она даже про него Екатерине Андреевне рассказала. – Сейчас, Машенька, многих на землю тянет, – кивала старушка. – А я вот и не представляю: и как бы я жила в глухой деревне? Нет, я всю жизнь была исконной горожанкой, здесь и доживать буду. Так что… – И она лукаво подмигнула Маше. – Если ты его наметила мне в женихи, то… это не мой вариант, а за заботу спасибо. Кстати, сегодня у меня совсем не надо ничего делать… Машенька! Да брось ты эту уборку! Сегодня мы с тобой едем… покупать мне белье! Ты же понимаешь, белье для женщины – это все!! Ну а поскольку это вещь интимная, то я хотела бы довериться только тебе… Я представляю себе эдакие… нежные тона… можно цветы, но… неброские, совершенно неброские… Хотя… можно и яркий фон. Например… м-м-м… цвет фуксии, а? И чтобы непременно новых фасонов, прекрасное качество, и… чтобы сидело хорошо, и не стыдно было показать… Маша судорожно сглотнула. Екатерина Андреевна не уставала поражать ее всплесками неистраченной молодости. Надо же – еще и показывать кому-то собралась… – Вы знаете, у нас недалеко магазинчик открылся, – проблеяла она. – Там как раз бельем торгуют. За пятьсот рублей можно купить очень приличное… У почтенной дамы от возмущения сперло дыхание: – Машенька! Что за такую сумму приличного можно купить?! Продукт китайских подземных работ? Я собираюсь потратить не меньше пяти тысяч на один комплект! – вытаращила она хорошо подведенные глазки. – Ты же должна понимать, кожа в моем возрасте невозможно чувствительная, она никакого полиэстера не перенесет! – Нет, ну можно… атласное подыскать… Старых… фасонов… – пыталась вразумить подопечную Маша. – Зачем же… пять-то тысяч на белье? – Нет-нет-нет. Атласа за пятьсот не найдешь, – махнула рукой Екатерина Андреевна и повела Машу в прихожую. – Пойдем. Сегодня я не буду отказывать себе ни в чем! Видимо, Екатерина Андреевна точно знала, чего хотела. Она остановила такси и уверенно продиктовала адрес одного из самых дорогих магазинов города. Маша тихонько вздохнула – она даже не заходила туда ни разу, чего зря толкаться, если цены там только для владельцев толстых кошельков! Таксист остановился возле огромного стеклянного здания. Дама расплатилась и уверенно потянула Машу к отделам. – Погодите, Екатерина Андреевна, – затормозила Маша. – Вот же нужный отдел. И как раз цвет фуксии… Она подвела подопечную к прозрачной витрине, где во всей красе были разложены части разнообразного женского белья. И, между прочим, довольно современных фасонов, как пожилая леди и просила, – одни тесемочки! Маша обернулась и вдруг увидела, как у Екатерины Андреевны глаза поползли на лоб. – Ты… ты, Машенька, зачем меня сюда… притащила? – дрожащими губами пролепетала подопечная. – Ты… ты хочешь, чтобы я… вот это?.. – А вы чего хотели? – хлопала глазами Маша. – Вы ж сами просили… – Я?! – задохнулась пожилая женщина. – Я тебе про постельное белье говорила! Хочу обновить спальню! А ты думала… Нет, ты мне даже не говори! Я просто боюсь представить, что ты обо мне подумала!.. Какой ужас… Да уж… после такого конфуза Маша даже не нашлась что сказать. Пришлось изворачиваться. – А знаете что! – резко дернула головой Маша. – С вашей фигурой! Я бы! Носила только такие смелые фасоны нижнего белья! И не надо этого стесняться! Екатерина Андреевна только вздохнула, мотнула головой и выговорила: – Тебе бы, Машенька, отдохнуть… в лесок съездить, дома одной на диванчике поваляться… Чтоб головной мозг отдохнул… замоталась ты… Отдохнуть Маше хотелось. Одной. На диванчике. Тем более что дома у нее находиться обычному человеку стало просто невыносимо. Теперь каждый вечер у них собирались веселые шумные Зойкины компании – таким образом дочка выживала настырную невестку. – Зоя! Мне уже надоели эти компании! Мне нужен отдых! – пыталась вразумить дитятю мать, но та лихо отбрехивалась: – Мне тоже! Ты не забыла? Я, между прочим, твою подопечную обслуживаю! И самую вредную! Поэтому имею право! И Ивка поскорее уберется из дома! – Не знаю, как Ивка, но вот я скоро съеду… – вздыхала Маша и закрывалась на кухне. Самое мерзкое было то, что с этими компаниями веселился и Роман. Но если молодежь попивала только колу, то Роман Викторович вкушал исключительно спиртные напитки. Ну и уже третий день на работе не появлялся. – Роман! А как же работа? – уже без надежды спрашивала Маша. – Да ну ее к чертям! Им, видишь ли, такие работники не нужны! Им дипломированных подавай! Зажрались совсем! – бурчал супруг и прятал глаза. – Просто ты пьешь! – Я не просто пью! А с горя!! Маша сломалась. Как-то все сразу навалилось, и не было сил снова взять жизнь в свои руки. Она опять стала никому не нужна, на нее никто не обращал внимания, ее никто не слушал, а она привычно вставала к плите, к раковине, а утром с облегчением убегала на работу. Помощь пришла, откуда не ждали. В очередной вечер, когда музыка разрывала уши, а по комнате скакала толпа резвых молодых людей, когда Роман Викторович пытался затянуть «хорошо бы, хорошо», а Маша отмывала после ужина кастрюли, в дом ворвалась свекровь. – Эт-то что за вертеп тут устроили?! – шаровой молнией подлетела она к музыкальному центру и выдернула шнур. – А ну пошли вон!! Все! – Баб, это ко мне, – легко улыбалась Зойка. Уж кто-кто, а она-то всегда имела на бабушку влияние. – Уймись. – Я те щас уймусь, дармоедка!! – не смутилась старушка. – А вы чего встали?! Я сказала – вон пошли!! Один из парней еще попытался было объяснить гостье, как требуется разговаривать с современной молодежью, но неискушенная в тонкостях Авдотья Пантелеевна ухватила говоруна за ворот и вытолкала в подъезд. Следом полетел еще один недовольный, а остальные уже сами спешно покинули квартиру по доброй воле. – А ты куда собралась?! – рыкнула на Зойку бабуля, видя, как та тоже одевается. – Я тоже с ними! – запальчиво крикнула девчонка. – Я, между прочим, доброе дело делаю! Ивку вон из дома гоню, чтобы она к Саньке ехала, а ты меня!! – А ну, рассказывай, куда ты ее гонишь? – рывком усадила рядом с собой девчонку Авдотья Пантелеевна. Зойка подробно рассказала. И по мере ее рассказа лицо у старушки темнело все больше. – Ага… не хочет, значит… – грозно поднялась бабуля и направилась к комнате невестки. – А ну, красуля, открывай! Я ить и сама щас двери вынесу, мне ж раз плюнуть! – Ой, ну чего опять? – открыла двери «красуля» и напряженно уставилась на бабку. – Отдыхала я. Здесь такой шум… – И я думаю, – кивнула Авдотья Пантелеевна. – А ты давай-ка вот здесь отдохни, здесь оно поудобнее будет! И старушка, ухватив девчонку под локоть, потащила ее к раковине. – Уйди-ка, Мань… вот, давай, драй кастрюли-то. Да шибче! Чтобы блестело все! А я рядышком постою, чтоб тебе повеселее было, давай, работай. И правда, чего ты к Саньке поедешь? Ты у нас здесь будешь вкалывать!.. Куда?! Грязная еще кастрюля-то! Видишь – не блестит! Давай по новой скреби! Не отвлекайся, я здесь, не бойся, теперь тебя никто не тронет… Ромка, язви тя! А ну иди ко мне быстро!!! В этот вечер досталось всем. Неизвестно, что приключилось с привередливой свекровью, но сегодня она расставила всех по местам и, только когда после долгих мытарств все разбрелись по комнатам, уселась пить чай в кухне с Машей. – Ох, и распустила ты их, Манька, – покачала головой она. – Девок-то чего не учишь? Зойка вон – не знает, как тряпку выжимать! Кому такое сокровище достанется? А эта? Не хочет она, видишь ли, к мужу!! Завтра же билет ей купи, поедет. Я сама соберу. – Так, может быть… они с Сашей решили… – Не может! – отрезала Авдотья Пантелеевна. – Вот пусть к нему туда едет, а уж там и решают! А то разрушится семья-то, и ты виновата будешь. Мало ли кого она тут встретит, пока наш дурачок будет на нее горбатиться! А Ромка чего? – Пьет. Уволили его. Кому он нужен там, такая пьянь? – горько проговорила Маша. – А ты куда смотришь? – Да сколько уж смотреть-то можно?! Не маленький ведь! И потом, мне что – за ручку его водить? Он уже с работы пьяный тащится!.. Да с какой работы! – Так… – призадумалась свекровь. – Значит… завтра ты сходи к начальнику евонному, попроси, пусть обратно примет, а я уж этого Ромочку… я уж моего мальчика!.. В общем, завтра с утра за билетом и к начальству, ясно? Маша кивнула, старушка попила чаю и подалась восвояси. На душе стало как-то просто и легко. И в самом деле, пришла старая женщина, крикнула, рыкнула, и все встало на свои места, а Маша… размазня! – Ну чего? – высунулась из своей комнаты Иветта. – Ушла эта Баба-яга? – Это еще что ты придумала?! – не желала теперь отпускать вожжи Маша. – Эта Баба-яга твоего мужа нянчила! И вообще, я больше не собираюсь терпеть всякие гулянки, а завтра же покупаю тебе билет к Саше, понятно?! А не хочешь – езжай к маме! В Большие Корки! – Да я и сама хотела… к Саше… – дернула плечом девчонка. – Чего сразу в Корки-то? – Правильно, Машуня… – пьяненько щурясь, появился супруг. – А то… ить ты! их, чего!! – А ты, кровопивец… завтра же на работу!!! – Так не берут! – шмыгнул носом кровопивец. – У меня возьмут, – кивнула Маша. – Зойка! Не вздумай завтра полы не вымыть! И никаких толп! Тебе к сессии готовиться надо! Понятно?! – А то… – пробурчала дочь. – И принес же черт любимую бабушку… Глава 4 Так не бывает Утром еще Маша не вышла на работу, а в двери уже стучала свекровушка. – Что случилось? – перепугалась Маша. – Ничего, – просто ответила гостья. – Пришла сыночка к работе готовить. Так что ты иди к начальству, а я его… в чувство маленько приведу. Это было нелишним, потому что сынок просыпаться не собирался и ни про какую работу слышать не хотел в принципе. – Ступай, я сама… легонечко с ним… – пообещала свекровь, и Маша выдохнула. Она ей почему-то верила. Позвонив Татьяне и сообщив, что сегодня она не заскочит в офис, а пойдет прямо к подопечным, Маша направилась в строительную компанию. Объявление о приеме на работу Роман притащил домой, еще когда ходил устраиваться, оно и валялось на серванте. По адресу в нем Маша и отправилась. В приемной ее встретила ухоженная женщина в возрасте. – А начальник у себя? – осторожно спросила Маша. – Только что приехал, а вы по какому вопросу? – строго спросила женщина. Но Маше некогда было бояться и объясняться. Да кто бы ее после объяснений впустил! – Меня ждут! – бросила Маша и уверенно распахнула двери. Распахнула и так на пороге и осталась. В кресле возле стола говорил по телефону… Глеб Савельев!! Завидев ее, Савельев раскрыл рот, а потом медленно положил трубку. Та тотчас же зашлась звонком. – Я перезвоню, – бросил он и снова молча уставился на вошедшую. – Здрасте… – протянула Маша. – А ты… а вы… чего здесь? – Чего? – тоже растерялся Глеб. – Да как-то… я здесь работаю… – А… начальник где? – Какой… кхм… так я и есть… а тебе к кому? Ко мне? – моргал Савельев. – Нет, мне к начальнику… а ты ничего, что вот так… без него? – несла откровенную чушь Маша и чувствовала, что здесь что-то не так. – Ты тоже устраиваться? – Нет, я устроился… уже… – Савельев тряхнул головой и стал уже более разумно изъясняться: – Я, видишь ли, сам начальник. Создал вот эту фирму и… командую тут всеми… напропалую. А ты чего сюда? Ты же работаешь этой… как ее… – Неважно, – отмахнулась Маша. – Я тут… в общем, я по делу. – Да ты садись. Чего возле двери-то? – снова засуетился Глеб и, чтобы хоть как-то прийти в себя, нажал кнопочку селектора и проговорил: – Алла Петровна, принесите кофе, пожалуйста… А потом чуть усмехнулся и взглянул совсем по-другому. Как тогда, на дне рождения. – А ты куда подевалась? Не ходишь… совсем нас забыла… Уволилась оттуда? Ко мне устраиваться будешь? – Нет, не уволилась, я… я Капитолину воспитываю, – пробурчала Маша, взглянув на Савельева исподлобья. Тот засмеялся так откровенно, по-мальчишески, что даже суровая Алла Петровна, которая принесла кофе, не смогла сдержать улыбку и с интересом взглянула на посетительницу. – Спасибо, – кивнул ей Глеб. – Маш, бери… Так, значит, воспитываешь… Да не надо, приходи, мы с ней сами как-нибудь… а то без тебя… скучно без тебя. Будто… солнышко погасло. Ну пусть не солнышко, пусть лампочка… – сам смутился красивых слов Савельев. – Когда придешь? А то… правда, жить скучно стало! – Так вот… наверное, уже на этой неделе… – покраснела Маша. И сердце забилось как-то громко-громко. Даже неприлично громко. Вот сейчас он услышит, как ее сердце колотится, и подумает, что больная какая-то… А он молчал, потягивал кофе, и его глаза смеялись и наблюдали за ней из-за края чашки. Маша уже не могла молчать, так откровенно ее никто и никогда не разглядывал. И ей казалось, что у нее обязательно растрепанные волосы, что… наверняка размазалась помада… ах ты, она ж сегодня и губы не красила! Ну значит, глаза… что-нибудь там с тушью… ну чего ж он так смотрит? Сейчас все морщинки разглядит… Хоть бы свет пригасили, что ли!! Черт, тут же и не свет, а солнце, день же… – Ты меня прости, я тогда… сорвался… – совсем тихо, одними губами проговорил он. Но потом спохватился и стал смотреть весело, будто испытывая ее на выносливость. – Простила? Она улыбнулась и просто пожала плечами. И снова молчаливый разговор глазами: он – весело и лукаво, как большой дядя на первоклашку, а она… она не знала, куда деться… надо было не молчать… что-то говорить… – Ах да! Я ж к тебе по делу! – вдруг вспомнила Маша. – Точно ко мне? – шутливо переспросил Глеб. – А то, может быть, ты какого другого начальника ищешь? – Если ты – хозяин всего вот этого… – она обвела взглядом кабинет, – то к тебе… Глеб, у тебя работал мой муж, а потом его уволили, он… – Муж? – переспросил Глеб, и в глазах его метнулся испуг. Но только на один миг. – Погоди, как – муж? А ты что… – Да, Глеб… – усмехнулась она. – Я замужем. Так бывает. Он выпрямился, некоторое время помолчал, а потом с силой потер лицо. И начал говорить уже совсем другим тоном. Серьезным и деловым, как и полагается беседовать в таком кабинете. – Ну и что? Что там у нас с мужем? – Ты его уволил. – Какое несчастье, – криво усмехнулся Савельев. – А почему? Что такого он сделал? Он разобрал все, что мы построили? Или свистнул самосвал с цементом? – Да кто его знает… – покраснела Маша. – Он здесь недолго работал. Десятого числа устроился, а уже пятнадцатого… сказал, что уволили… – Как фамилия? – бесцветным голосом спросил Савельев и стал щелкать пальцами по клавиатуре. – Борцев. Роман Викторович, – совсем тихо ответила Маша. На мониторе показались какие-то рамки, записи, а потом выплыло и фото несравненного супруга. Заплывшая физиономия со старательно зализанными волосами. – Борцев… Роман Викторович?.. Так… он у нас… разнорабочим устраивался… а уволили… – не глядя на фото, бормотал Савельев, а потом вдруг увидел. – Е… лки-палки!! Так это… вот это сокровище – твой? Муж? Правда, что ли? Он не мог поверить, и чем больше он сомневался, тем больше покрывалась Маша багровыми пятнами. – Так он же у нас… за пьянство!! – таращился на Машу Глеб, будто бы пытаясь донести что-то новое. – Он же у нас… правильно! Десятого устроился, проработал четыре дня, из этих четырех – три добросовестно пил, прямо на стройке. И я сам, лично… Ф-ф-у ты… не может быть. – Может, – уже вполне равнодушно кивнула Маша. У нее вдруг внутри что-то обвалилось. И ей стало все равно, что сейчас о ней подумает этот лощеный, хорошо пахнущий начальник. Он в своей жизни, она в своей. А то, что их жизни пересеклись… досадное недоразумение. А сейчас все встало на свои места. Он – в кабинете, начальник, она… она просит за своего алкаша. – А что у вас общего? – с настоящим интересом спросил Савельев. – Дети? У вас есть дети? Он снова пощелкал по клавиатуре. – Ну да… есть, – сам же себе и ответил. Но тут же воскликнул: – Так они ж… вот, младшая – Зоя Романовна… ей же уже девятнадцать! Сын еще старше… И что, папаша всех содержит? Блин, о чем я говорю! Я ж сам его… – Вот именно, – горько усмехнулась Маша. – Ну тогда… может, у него наследство? Или… душевной красоты неописуемой? – откровенно издевался Глеб. – Хотя, ты уж меня прости, пьяница – душевный красавец, это как-то… И что ж в нем такого? Маша и не собиралась отвечать. – Понял! Ты его любишь! – скривился Глеб. – Любофф! Большая и чистая! – Так ты его возьмешь? Обратно? – спросила Маша, желая прекратить издевательства. – Пить не будет. – Коне-е-ечно!!! Как же не взять такого ценного работника! Куда ж наша стройка без него? Мы же… – Тогда он придет прямо сегодня, – поднялась Маша и покинула кабинет, не оборачиваясь. Она вышла из стеклянных дверей, долго шла, выпрямив спину – вдруг за ней наблюдают из окна, и, только свернув за угол, отошла к ближайшей скамейке, рухнула на нее, сгорбилась, будто плечи придавила невыносимая тяжесть, и закрыла лицо руками. Она нисколько не сердилась на Глеба, она вдруг… вдруг поняла! Он… он ждал ее! Он надеялся на… на большее. А может быть, и нет… может быть, ей показалось… или просто хотелось так думать… Из забытья ее вывел звонок сотового. – Маша, – звонила свекровь, – ты как поговоришь с начальством-то, мне перезвони, я этого… вурдалака наряжу покрасивше, ладно? – Я уже переговорила. Наряжайте, – погасшим голосом ответила Маша. – Ну тогда… ты его там встречай, на остановке, а то ить опять куда-нибудь свернет. Я его выпускаю! – Выпускайте. Она сидела на скамейке, и ей хорошо была видна остановка. Подъезжали автобусы, выходили люди и быстро неслись по своим делам. А она все сидела… ждала своего… мужа… Муж… Мой любимый, мой дорогой, мой драгоценный, мой царь… черт!! И почему опять при этих словах перед глазами всплывало лицо Савельева?! Ее «царь» появился минут через тридцать. Она узнала его сразу – по сгорбленной спине, по вжатой в плечи голове, по тому, как он озирается, по меленьким шагам… хотелось плюнуть и уйти. Но… – Роман! – крикнула она и подошла к мужу. Тот радостно разулыбался, и Маша охнула – во всю правую щеку супруга багровел здоровенный синяк. – Да что ж такое-то, а? Ну что за вид опять? – хлопнула себя по бокам Маша. – У всех мужья как мужья, а мой… откуда фингал? – Так… маменька! Изверг она, а не мать! – прошипел Роман Викторович, с тоской глядя за горизонт. – Мне вот ее эти методы! – Понятно, – вздохнула Маша и строго предупредила: – Запомни, Борцев, если ты хоть одну! Рюмку! Ко рту!.. Рома, я тебе обещаю – у тебя и на левой щеке такая фигня будет. А жить ты будешь рядом с домом. В подвале. Надоел, понял! Муж только слишком поспешно взглянул на старенькие часы и торопливо отмахнулся: – Ладно болтать-то, некогда мне! – Ступай… – кивнула ему вслед Маша и заторопилась в другую сторону – ей надо было еще успеть за билетами для Иветты. Купив их, Маша направилась к Никите Николаевичу, но сотовый снова зазвонил. – Марью Игоревну можно к телефону позвать? – старательно выговаривал чей-то старческий голос. – Это я, а кто спрашивает? – насторожилась Маша. – Ма-а-а-шенька-а-а-а… – вдруг завыло в трубке, и Маша узнала свою Капитолину. – Приходи скорее-е-е-й… Сначала Маша подумала, что старушка жуть до чего по ней соскучилась, а потом всполошилась: а ну как Зойка что-то сделала не так! – Что-нибудь случилось, Капитолина Семеновна? – Случило-о-ось… – тянула в трубку старушка. – Меня в армию забираю-ю-ют. – Вас? – поперхнулась Маша и принялась успокаивать: – Тетя Капа, не беспокойтесь, у нас не настолько гиблое положение в армии, чтобы вас… я сейчас еще по двум адресам пробегусь, а потом к вам. А то меня там люди ждут… но я недолго. И не расстраивайтесь! Это какая-то ерунда. Никому не открывайте, я скоро. Она теперь неслась в другую сторону, а в сумке опять надрывался телефон. – Да что за день такой? – остановилась Маша, выуживая из недр сумки орущий аппарат. – Алло! – Мам!!! – кричала Зойка. – Мам, ты меня сегодня домой не жди! Я… мам, ты меня слышишь? Здесь такая связь… мам, я на работу устроилась! С Ленкой Давыдовой, в санатории! Там неделю живешь, а потом приезжать можно. Платят хорошо, нам с Ленкой комнату одну на двоих выделили и кормят бесплатно!.. Мам, ты чего молчишь-то? – Зоенька… ну как же… а кто такая Ленка-то? – не знала, что сказать, Маша. – Ну здрассьте! Мы ж с ней вместе в институте учимся! Я давно просилась, чтобы она меня к себе пристроила, потому что там платят хорошо! Мам, и главное – комната на двоих! Ты не бойся, там дисциплина! – Ага… это хорошо, что дисциплина, но… Но тебе же… вещи какие-то нужны, документы… – Так я все уже взяла! А за остальным потом приеду. Мам, да ты не переживай, можешь Ленке домой позвонить, переговорить с ее матерью, она тебе все расскажет, а то у меня сейчас телефон отключится… Запоминай номер… – И дочка продиктовала телефон и отключилась. Маша еще некоторое время стояла и пялилась на погасший экранчик. Она набрала Зойкин номер снова, но женский голос ответил, что абонент недоступен. Тогда Маша позвонила по номеру, который ей дала дочь. Там раздавались только длинные гудки. – Все правильно, сейчас же все на работе… надо вечером позвонить… Нет… это, конечно, все хорошо, девочке надо работать, но как-то… все сразу… И муж на работу вернулся… и Иветта, и Зойка вот еще… Правда, вот с Савельевым… да еще и Капитолину в армию… да, а что там с Капитолиной? Куда она собралась? К вздорной подопечной сразу зайти не получилось. Маша обещала, что к первому придет к Никите Николаевичу, и мужчина уже ждал. Помимо обычных обязанностей, сегодня Маше нужно было пробежаться с ним по магазинам, дабы купить костюм для выхода в театр. Маша даже не думала, насколько это утомительное занятие. Они обошли все магазины, а подходящего Никита Николаевич все никак не мог себе выбрать. То есть все было как раз по анекдоту «В этом никто не ходит, а в этом… в этом ходят все!» В конце концов, как это и бывает, купили костюмчик, который примеряли одним из первых, но время уже подкатывало к пяти часам вечера. – Ой, Машенька, – запоздало всполошился модник. – Я украл у вас сегодня весь день! – Да ничего страшного, – вежливо отмахнулась Маша, уже стоя на пороге. – Да? – обрадовался подопечный. – А может быть, вы прямо сейчас пройдетесь со мной до театральной кассы? Хочу закупить билеты на спектакли… чтобы на весь месяц. – С большим удовольствием, но… только завтра, у меня еще два человека, – с сожалением развела руками Маша. – Да сейчас и кассы закроются. А вот завтра… Маша уже успела понять этого хитреца. Он не напрасно таскал ее за собой повсюду – в конце концов, он был еще достаточно бодр, чтобы самостоятельно выбрать себе любой костюм, но стареющему мужчине очень хотелось показаться на людях с молодой особой. Даже пусть не слишком молодой, но… у других в его возрасте спутницы были куда старше. Как назло, у двух других подопечных тоже оказались дела, требующие времени. Одна стареющая леди собралась в парикмахерскую, сделать химическую завивку, и Маша должна была обязательно ее сопровождать и тщательно следить, чтобы ее кудри не пережгли. А другая хотела купить себе котика, и с ней надо было съездить за ним на другой конец города. Когда Маша направилась к Капитолине, время перевалило за восемь вечера. Капитолина Семеновна сидела прямо в прихожей и демонстративно подносила ко рту стакан с вонючей жидкостью. – Ну здравствуйте, – скинула пальто Маша. – Вы уж извините, только что вырвалась… Что там у вас, с чего вы решили родину защищать? – Тык… это ж я, что ли, решила? – вытаращилась на нее несчастная женщина. – Это ж они! Ироды!! Вот, бумажку прислали… где ж она у меня? На-ка, стаканчик подержи, я сбегаю, найду… Старушка резво кинулась в комнату, сунув стакан Маше. Маша отвернул нос – так несло от лекарства. – Что это вы пьете? – Это настойка, – с готовностью объясняла Капитолина, шурша бумагами. – Берешь три ложки собачьей лапки, заливаешь бутылкой самогона и хранишь все это месяц на солнышке. Потом надо встряхнуть, процедить и пить по чайной ложке перед сном. Помогает от всех хворей… да где ж она… завалилась куда-то… – По чайной… а вы стаканом… – бубнила Маша, ставя стакан на кухонный стол. – Так что там с бумажкой? – Вот она, нашла. – Капитолина несла какой-то листок в вытянутой руке. – Читай, вишь, чего написали. Чтобы пришла с вещами. А то они меня в тюрьму посадят. Ведь ты подумай – никого из старух в нашем подъезде не берут, а меня… Маш, может, думают, раз я такая боевая, так мне место токо на войне, а? – Успокойтесь, тетя Капа… – проговорила Маша, старательно изучая «повестку». «Документ» был явно кустарного производства – просто отпечатан на компьютере, и печать… печать имелась, но уж очень неразборчива… и какая-то неровная. Но а в остальном – да. «Явиться с вещами… по адресу районного военкомата, в кабинет… в противном случае… арест, статья за уклонение от службы…» – Вы где это взяли? – спросила Маша. – Так… прям в почтовом ящике! – испуганно докладывала призывница. – Сначала-то подумала, что адресом ошиблись, а потом глянула – имя-то мое! И, главное, год мой! Рождения-то! Нешто у их глазья повылазили, не видят, кого зовут-то? – Да плюньте вы, – посоветовала Маша. – Выбросьте эту ерунду. – Это как же? А печать? Я ить в тюрьму-то еще больше не хочу, чем в армию, – призналась старушка. – Я у вас эту… живопись заберу. Повестки должны вручаться лично в руки, а вы там должны расписаться, что получили. И только тогда вам нужно было бы обязательно прийти… А вы ведь нигде не расписывались? – Нет! А где расписаться-то? Я ж говорю – в ящике была. – Ну вот и скажите, что кто-то вытащил. Я сама с ней разберусь, выбросьте из головы… Я вам тут продукты принесла, завтра-то чего купить? – Маш, а посидеть-то уж, поди, некогда? – стеснительно попросила Капитолина Семеновна, но тут же сама себе ответила: – Конечно, когда тебе рассиживаться, поди-ка и дома надо появиться. Ты завтра-то прибеги пораньше. Мне ничего не надо брать, все есть, а вот… мы уж с тобой сто лет не разговаривали… А соседке я больше ничего не делаю… и объявленьев не пишу. Я… даже позавчера с ей сама поздоровалась… первая… – И она закраснелась, как девица на первом свидании. – Я просто горжусь вами, – тепло улыбнулась Маша. – А завтра к вам первой забегу. Она вышла из подъезда и на минутку задержалась – забыла, куда положила кошелек, а надо было еще и в магазин заскочить. Кошелек оказался на самом дне сумки. Маша подняла глаза – весь дом светился теплыми огнями окон. А в окне Капитолины явно вырисовывался силуэт подопечной – старушка следила, как уходит Маша. Маша махнула ей рукой. Этажом ниже, у Савельевых, тоже горели все окна… вон в кухне торопливо мелькает маленькая фигурка – Вера Дмитриевна наверняка готовит что-то для своего сына… а вон и сам сын… вернее, его силуэт, но уже в другой комнате… А это… что там еще? Кто?.. На фоне светлого окна моталась тень какой-то женщины… И Савельев, судя по теням, с ней о чем-то говорит… вот бы послушать… Да чего ей слушать?! И что удивительного? Ему уж лет-то! Пора бы уж и… приткнуться к какой-нибудь тени! Маша решительно развернулась и направилась в сторону дома. На маленьком пятачке, прямо возле подъезда, дремала здоровенная блестящая машина Савельева. Она точно знала – это его… А он… бросает машину черт-те где, а сам… главное, в дом еще приволок тетку эту! А на ее мужа так вон как кривился! Еще неизвестно, что у него там за фифа!.. А она-то, дурочка, думала, что он о ней… Маша со всей дури пнула машину Савельева! Та оказалась настоящей ябедой и тут же залилась звонким ором – сигнализацией. – Да ладно, чего ты? – испуганно залепетала Маша, будто машина и впрямь была живая. – Ну я ж… нечаянно я! Но авто категорически не хотело молчать. – Ну блин… – уже не знала, что делать, Маша. – Ты ж сейчас… ну всех же сейчас перебудишь! Ну чего орешь-то? В конце концов ей пришло в голову, что можно и сбежать. И Маша сиганула вдоль по дороге, быстро стуча каблучками. Она благополучно покинула место происшествия и теперь спокойно переходила улицу, когда ей преградил дорогу джип. Тот самый, который она шибанула ножкой и который так настойчиво звал хозяина. – Ну? – открыл дверцу этот самый хозяин. – Чего ты хотела? – Я? – старательно удивилась Маша. – Это я хотела?.. Да с чего ты взял? – Ну а зачем ты тогда по колесам ногами долбила, – пожал плечами Савельев. – Одно из двух – либо ты просила, чтобы я тебя проводил, либо… либо ты хотела сломать мою машину. Сразу предупреждаю – стоит дорого. – Я не хотела сломать! – быстро-быстро завертела головой Маша. – Тогда садись, – кивнул Глеб на свободное место рядом с собой. – Провожу, раз уж просишь… – Я не прошу! Я и сама дойду! Еще чего! – принялась испуганно возражать Маша, но Савельев ее тут же прервал: – Так все-таки хотела сломать! Или угнать? Маша тихо вздохнула и полезла в высокий джип. – Мне вообще надо не домой, я и вовсе не хотела провожаться, – бубнила она себе под нос. – И зачем меня домой, когда мне еще в магазин надо. – Нет, ведь научилась у своей Капитолины ворчать, – усмехнулся Глеб и весело спросил: – В каком супермаркете затариваемся, милая барышня? – В…вот здесь, за угол сейчас завернем, там у меня… скидка, карточка потому что… – шмыгнула носом Маша. – Ах, у нее еще и карточки! – откровенно посмеивался Савельев. – Ну что ж, будем заворачивать за углы… Они подъехали к гастроному, но машину поставить было негде. Несмотря на поздний час, все места оказались заняты. – Черт, ведь выбрала же магазин… – покачала головой Глеб. – Машину приткнуть некуда. – Это потому что жители вот этих домов свои машины сюда на ночь ставят, ну чтобы за стоянки не платить, – с готовностью поведала Маша. – Я за них просто счастлив! – вздохнул Савельев. – А вот мне куда? Он приткнул свой здоровенный джип к краю дороги, вышел, открыл пассажирскую дверцу и, окончательно смутив попутчицу, подал ей руку. Причем так просто, будто делал это каждый день, как само собой разумеющееся, как нечто обычное… да это и есть самое обычное дело, но… отчего же за всю жизнь ей никто так руки и не подал? Никогда? И никто… Она осторожно коснулась его руки и… сделала шаг осторожно, будто боясь, что сейчас исчезнет и эта рука, и эта машина, похожая на карету из известной сказки, да и сам принц… превратится неизвестно в кого… А из соседних машин на всю катушку доносилась задушевная музыка каких-то далеких годов, и все было так… – Пойдем, я с тобой, а то у матери тоже в холодильнике мышь повесилась, – совсем буднично бросил Савельев. – А мне завтра еще перед работой что-то поесть бы надо… – А ты теперь так и живешь у матери? – спросила Маша, только чтобы не молчать. Только чтобы он не заметил, чего она себе уже нафантазировала. – Я пока с ней… Хочу свою квартиру продать, ну и сама понимаешь – подготовка, ремонт небольшой, все дела… – А сам где жить будешь? – Что-нибудь другое подберу, – беспечно отмахнулся Глеб. – Хочется… чего-то большого, индивидуального, и чтобы никаких соседей! А то попадется такая вот Капитолина – добровольно в петлю сунешься. – Между прочим, Капитолина уже начинает исправляться. Она даже первая с Верой Дмитриевной поздоровалась. Переживает. Глеб изумленно покачал головой: – И что стряслось? Никак, и в самом деле, глобальное потепление или какую-то пакость задумывает, точно тебе говорю… – Да не задумывает она ничего… – отмахнулась Маша и нахмурилась. – Она и вообще… в армию собралась, когда ей думать? – Куда?! – даже остановился Савельев. Маша рассказала про повестку, а потом не знала, куда деваться, – Глеб хохотал так, что на них таращились все покупатели, а кассирши беспокойно стали оглядываться на охранников. – Глеб, ну хватит, – дергала спутника за рукав Маша, – ну хватит! Ну чего тебя разобрало-то? Да перестань же, на нас вон как смотрят, сейчас выгонят… – Все-все. Молчу… – послушно успокаивался Глеб. – Ты в мясной отдел пойдешь? Маша вспомнила, что у нее сегодня Зойка укатила на новую работу, муж на мясо еще не заработал, а самой ей… – Нет, давай лучше сыру купим, – направилась она к витрине. – Точно, «Маасдам»! Мой самый любимый… ну куда ты брынзу-то берешь? – удивился Глеб, видя, как Маша выбирает кусочек поменьше и старательно приглядывается к ценнику. – Ой-й-й… эти мне хозяйки! Ну ничего в сырах не понимают! Дай-ка сюда твою корзину… да давай ты, уцепилась еще… Могу я тебя угостить? Могу, не спорь. – Да я и сама… – Это понятно, но сама себя ты потом угостишь. А сейчас… О, я вот чего придумал! Сейчас я тебе наберу целую корзину своих любимых вещей, а ты… ты придешь домой, все это как начнешь есть и будешь меня вспоминать, идет? – весело предложил Глеб и важно задрал голову. – Я памятник себе воздвиг нерукотворный!.. Видимо, он решил Борцевым устроить серьезное застолье, потому что к концу похода корзину уже тяжело было поднять. – А это чего? – поднимала двумя пальчиками упаковку Маша. – Это… креветки, что ли? – Ну да, вещь изумительная, – по-мальчишески радостно улыбался Савельев. – С пивом! Я тебе и пива купил! – Обалдеть! – таращила глаза Маша. – Только я пиво не пью! Я вообще не пью! – А придется, я чего – зря покупал, что ли? – Нет… не придется, давай лучше не будем брать… Чего я с пивом-то?.. – Ну я не знаю… – расстроился Савельев. – Ну и как тебя после этого угощать? А мидии? Ты любишь мидии?.. Ясно! Не любишь… Я их тоже не люблю, я их даже не ел ни разу, так просто хотел выпендриться. Они пробыли в магазине довольно долго и даже не заметили времени. А когда вышли… – Черт!! Они же мне сейчас перецарапают там все на свете!.. Стой! Мужик! Э!! Ну ты куда ее цепляешь-то?!! – Забыл о спутнице Глеб и кинулся к машине. Возле его черного красавца-джипа уже спокойно крутились два мужичка, а рядом стоял эвакуатор. Похоже, ребята всерьез решили перевезти машинку в надежное место. – Ну, мужики! Да я же вот он! Ну, сейчас я уберу! Ну на пять же минут вышел! А из соседней машины все так же гремела музыка, и казалось, всем на Савельева было плевать. А тот носился возле равнодушных эвакуаторщиков и не знал, как их уломать. – Да ну чего вы, в самом-то деле? План, что ли, не выполняете? Ну на фиг я вам сдался?! Да убери ты лебедку, куда цепляешь?! Я ж на минуту только!! Нет… ну давайте уже мирно разойдемся, а? Ну сколько там штрафу? Маша видела, как мечется Глеб, видела, как он расстроен, но… Его попросту никто не слушал. И в тот самый миг, когда машина должна была дернуться и медленно покатиться на платформу, на эту самую платформу вскочила Маша. Она стояла на самой середине, широко, властно, прочно и уверенно! Расстегнутое пальто развевалось крыльями, волосы трепал ветер. Ребята из соседней машины, видимо, дабы усилить эффект, на всю мощь врубили старенький, но забойный Eruption «One way Ticket», то есть наш «Синий-синий иней». И даже молчаливые эвакуаторщики ошалели. – Слышь, мужик, скажи своей, пусть это… слезет. Это ж не этот… не танцпол… – заговорил наконец один из эвакуаторщиков. Но Глеб только мотал головой, смотрел на Машу и улыбался во все тридцать два зуба. – Слышь, мужик, мы же не можем работать, – дергал его за рукав эвакуаторщик. – Убери ее, а? – Отстань ты, – дернулся Глеб. – Ты что не видишь – такая женщина!!! А Маша ликовала. Она видела, что машина Глеба остановилась, видела, что работники в замешательстве, а самое главное – видела, какими ошалелыми глазами на нее смотрит Савельев. А возле них уже останавливались люди, шептались и собирали всякую чушь. – О сейчас как путаны-то работают! Прям на машины кидаются! Кризис. – Да ну что вы! Клип здесь снимают! Прям всякую ерунду несет! – Девонька!! А на моей машинке не спляшешь? У меня «копейка»! – Так их, красавица!! Давай!! Эта песня закончилась, и Савельев наконец смог пошевелиться. Теперь, правда, парни в соседней машине, не желая заканчивать представление, включили «медляк». А Глеб отошел от шока и сумел договориться с эвакуаторщиками. Те отцепили лебедку, а он приблизился к платформе и протянул руки. Маша легко спрыгнула прямо к нему, и… он не сразу отпустил ее. Прижал к себе, долго смотрел ей в глаза близко-близко восторженным взглядом, а она только светло улыбалась… Кто-то рядом крикнул «Горько!», и только после этого и Глеб, и Маша сообразили, что они здесь не одни. Она сразу стушевалась, подбежала к машине и дернула за ручку. Глеб открыл дверцу. Они ехали какое-то время молча. А потом он неожиданно спросил: – А ты… ты правда любишь своего… Борцева? Романа Викторовича? У Маши внутри где-то тоненько запела струнка – ему не все равно!! Он все-таки о ней думает! И не просто о ней, а о любви… но надо было что-то говорить, он ждал. – Я… я цветы люблю. Только не такие – букетами, а чтобы сажать, разводить, – обернулась к нему Маша. – Знаешь, у нас раньше дача была, мы ее, правда, недавно продали, но мне так нравилось там копаться! Я вообще люблю всякие там дачные домики, усадьбы, чтобы сад кругом! – Ты даже не представляешь, как мне повезло! – медленно проговорил Глеб. – Нет, серьезно! Я своей матери давно хотел что-то типа дачки купить, но… сама же понимаешь, для дачи нужен мужик! А она одна. Я не в счет, она лишний раз и не позвонит. А тут… У нее появился сердечный друг Павел Петрович… Да ты ж его видела!! На дне рождения! – А, это из-за которого Капитолина нервничала, да? – Точно. Так вот этот джентльмен уже выразил свое желание прожить остаток лет с моей матушкой. – Вместе жить будут, да? – радостно вскинулась Маша, но тут же с ужасом вытаращила глаза. – Ну, моя Капа не перенесет! Она вам почтовый ящик подожжет, так и знайте. – Мы ей тоже кого-нибудь организуем… – пообещал Глеб и продолжал: – Так вот я и хотел «молодым» на свадьбу эдакий подарок, а? Что скажешь? А ты поможешь. Ты же с этими… со старичками все время возишься, знаешь, что им нужно. Ну? Здорово? – Здорово! Так у них настоящая свадьба будет, что ли? – не поверила Маша. – Ну молодцы-ы! А чего это они решились? – Это я решил… а чего – у них сейчас радости и так немного, пусть будет еще один праздник. Так вот как с подарком-то? Понимаешь, домик-то я уже купил, а мне вот обставить бы его как-то. У самого-то, видишь ли, фантазии не хватает, там женская рука нужна, а мать я просить не хочу. Она ж сразу начнет кричать, что им ничего не надо и что я вообще расточитель, и… в общем, потянут на уютную дачку все старье, которое людям выкинуть жалко, а хранить дома уже нет сил. А мне хочется, чтобы уютно, красиво, по-современному, но… чтобы им по душе было. Поможешь? – Постараюсь, только… – Тогда я завтра за тобой заеду, утром, хорошо? – Но я же работаю, – напомнила Маша. – Да и ты… – Ну уж с собой я как-нибудь сам разберусь, а ты… отпросись, а? Или… если не отпустят, мы на машине в два счета твоих старичков объедем. Ну как? Договорились? – Договорились, – мотнула головой Маша. – Тогда… я буду ждать тебя в девять возле твоего подъезда… – И вдруг осторожно посмотрел на Машу: – Это тебе… удобно будет? – Удобно, – усмехнулась Маша. – Возле моего подъезда. Она бежала по ступенькам, не замечая тяжеленных пакетов, а в ушах ее все еще звучала музыка. – Синий-синий иней… Трам-пам-пам-па-па… – едва сдерживалась она, чтобы не завопить во все горло. Но едва вошла в дом, как вся песня улетучилась. На диване валялся пьяный в стельку Роман, а возле него стояла Авдотья Пантелеевна с солдатским ремнем в руках. – А! Машенька пришла! – приторно защебетала свекровь, незаметно толкая сыночка. – Ромка! Роман, мать твою! Жена, говорю, пришла! Вставай, лихоимец! Маша брякнула на стол пакеты и, привычно схватив халат, удалилась в ванную. Там, стоя под горячей струей, она вдруг широко открыла глаза и… и поняла, что дальше будет жить по-другому! Да! Она не хочет больше нюхать вонь перегара. Не хочет больше рвать жилы, чтобы накормить это прожорливое брюхо! Не хочет больше вывозить каждый вечер тонны грязи. Ей понравилось быть женщиной! И она теперь знает, КАК на нее могут смотреть! Она вышла из ванной совсем спокойная, хотя… хотя всю ее наполняло чувство чего-то хорошего. Может быть, это еще свежее воспоминание о той платформе, о том взгляде Савельева, а может быть… предчувствие чего-то нового?.. Заслышав, что Маша идет, Авдотья Пантелеевна перешла к решительным действиям. Сынок все никак не мог проснуться, а между тем на кухне было кое-что вкусненькое. Она сама через пакеты углядела. – Ах, ты по-доброму не хочешь? – крикнула свекровушка на сына и прошлась ремнем по недвижимому телу. Тело взвизгнуло по-бабьи, вскочило и выпучило глаза. – Маманя!!! Ваши эти… – не мог даже слов найти от возмущения ушибленный сынок. – Убррите ремень!! Срочно!!! – Я т-те щас уберу! Я т-те щас… а вот получи-ка! – хлестала негодника строгая маменька. – А вот еще по заднице-то! А вот еще! Будешь, гаденыш такой, пить, а? Будешь? Ну-ка смотри матери в глаза!! Маша спокойно раскладывала продукты в холодильник и решила ни за что не выкладывать их на стол. Это ее угощал Глеб. Это он хотел, чтобы она ела и его вспоминала… глупый какой, разве без этого сыра она его забудет? – Марья!! Немедленно успокой мою мать!! Ой-ей же!.. Мам! Ну куда ты метишь-то?! О-ей! – верещал супруг. Ему вторила свекровь: – Ах ты ж паразит!! А ежели она тебя бросит?! Ты ж только сегодня на работу вернулся!! Ты ж… а ну, убери руки! Дай приложусь, душу отведу! Она появилась в дверях кухни, когда Маша спокойно пила чай, не обращая никакого внимания на избиение «младенца». – Маша, ну и чего с ним будем делать, а? – бессильно опустилась на стул свекровь. – Ведь ты посмотри – только ты договорилась, а он… У-у, щас как наверну ремнем-то!! В кухню осторожно заглянул Роман. Вид у него был жуткий – теперь к его синяку под глазом прибавились еще багровые полосы пониже спины. – И чего орать? – робко начал он оправдываться. – Я ж и… и отметил свое возвращение, чего орать-то? Еще главное… ремнем… Марья! Откуда у тебя всякие подозрительные ремни появляются?! Отвечай! – Это я из дома притащила, – повернулась к нему свекровь. – Тебя еще им батька твой хлестал. Да, видать, мало… Маш, ну чего мы с ним делать будем? Простим, а? Маша взглянула на родственников каким-то пустым взглядом. А потом рассеянно улыбнулась. Но от этой улыбки покоробило и Авдотью Пантелеевну, и Романа. – Да я и не злюсь, – пожала Маша плечом. – И вообще… зря вы его ремнем-то, Авдотья Пантелеевна. Он уже большой мальчик. Хочет – пусть пьет. – Так а как же? – ничего не понимала свекровь. Да и сам Роман не соображал, к чему ведет Маша. Он прищурился, упер руки в бока и сурово спросил: – Пусть пьет, да? А работа? Мне ж завтра на работу! А я опять в стельку! И как быть?! – А как хочешь, – отхлебнула чай Маша. – Мне все равно. Я завтра на развод подаю. Роман икнул, дернул кадыком и… протрезвел. Не совсем, но… появились в глазах проблески разума. Свекровь только ахнула, прикрыла рот ладошкой и зачем-то звонко шлепнула сына по голове: – Доигрался!.. Маша… погоди-ка… мне показалось, что ты… – Она просто не могла произнести это слово. А потом и вовсе два раза шамкнула и спросила: – Чего ты сказала, я не расслышала? – Я развожусь с вашим сыном, Авдотья Пантелеевна, – четко повторила Маша. – Я не хочу с ним мучиться больше. Я буду жить одна. – Нет, ну как же одна… – нервно хихикала пожилая женщина. – А… Ромку куда же? Ко мне, что ли? Или квартиру менять будешь? Сразу говорю: он все пропьет! – А кто ему даст? – удивленно взглянула на свекровь Маша. – Будем делить имущество, а квартира не делится, она до сих пор на мою мать записана, вы же знаете. – Так… я не поняла, а его-то куда? Ко мне, что ли? – мозг свекрови отказывался понимать эдакие сообщения. – Так вам же проще будет, Авдотья Пантелеевна, – рассудила Маша. – А то что же получается? Я как ни приду домой, вы все время у нас его воспитываете. Так пусть он у вас живет, вам его удобнее будет наставлять на путь истинный. – Я не хочу жить с мамой! – воспротивился Роман Викторович. – Мне там будет плохо! Я там… у нее все съем! – Да, Машенька, он же… обожрет меня! Никакой пенсии не хватит! – сообразила свекровь. – И я не хочу, чтоб он у меня жил. – И я не хочу, – кивнула Маша. – В конце концов, у вас три комнаты, и что-то там ему еще причитается по наследству от отца. Разбирайтесь сами. И тут Роман Викторович выкинул главный козырь: – Мышка моя, ты меня уже совсем не любишь? Своего зайчика? Своего котеночка? Маша с удивлением уставилась на него, поморгала от неожиданности, а потом медленно, будто маленькому, разъяснила: – А мой зайчик никогда меня и не любил. Когда он еще был молодым, он гулял не как котеночек, а как мартовский котяра, а теперь, когда выдохся, теперь у него есть не его мышка, а Васька и Леха. Какая тут любовь, о чем ты? Авдотья Пантелеевна набрала побольше в легкие воздуха, чтобы задушить невестку длительной тирадой о любви, но тут щелкнула дверь, и в комнату ворвалась Иветта. – Здрассьть, – мельком бросила она всем и прошмыгнула к себе в комнату. – Иветта, а ты почему не собираешься? – прошла к ней Маша. – Вот билеты, у тебя поезд завтра в три часа. Я тебе кое-что соберу, отвезешь Саше. – Отвезешь? – недовольно отвесила губки невестка. – А я думала, раз уж Зойка съехала, так мне можно и остаться. – Откуда ты знаешь, что Зоя съехала? – удивилась Маша. – Так она сегодня забегала, вещи в сумку побросала и унеслась. Сказала, что работу нашла, – пояснила девушка. – Даже Зойка работу нашла, а ты чего ж разгуливаешь? – накинулась на девчонку Авдотья Пантелеевна. – Собирайся! Раз Санечка звал, нечего без него по подружкам шастать!.. Машенька, я ее соберу, ты отдыхай, не нервничай. – Вы лучше сына своего соберите, – не отступала от своего Маша. – Завтра я его в дом не пущу. – А если я и вовсе никуда не выйду, а? – кривлялся Роман. – Вот так лягу на диван, и все! И хоть ты меня тут режь, тогда чего? – А тогда я позвоню твоим же дружкам – Ваське и Лехе, дам им каждому по сотке и… Рома, они тебя за такие деньги на руках до Новосибирска донесут, ты же их знаешь, – вздохнула Маша. – Мой тебе совет – уйди сам, пусть у тебя хоть какие-то друзья останутся. Продолжать разговор она не стала, а подошла к телефону и постаралась дозвониться до Зойки. Дочь не отвечала, а вот мать Лены – ее подруги, чей телефон дочка продиктовала еще утром, трубку взяла. И очень подробно расписала, где работает ее дочь Леночка, и сообщила, что там все очень хорошо – девочка работает в столовой. И деньги ей там платят, и комнату выделили, а еще дочь бегает в бассейн через день и вообще жизнью очень довольна. Правда, телефон там не берет, так что Маша может не переживать. И если, как Маша утверждает, ее доченька Зоенька там, то через недельку они могут вместе съездить посмотреть, как девчонки живут. Успокоенная Маша включила телевизор и взяла в руки вязание. Ей не хотелось больше слушать свекровь с мужем, хотелось думать о своем. А телевизор – он только заглушал ворчанье родственников. В конце концов свекровь поняла-таки, что ей пора домой, а благоверный удалился в комнату Зойки и через минуту сочно захрапел. Иветта в своей комнате сидела тише воды, ниже травы. Маша побрела к холодильнику, вытащила сыр и без хлеба и масла принялась откусывать маленькие кусочки. Она не хотела есть, она только хотела понять – что же любит этот Савельев?.. Она теперь тоже будет любить только такой сыр… и колбасу только такую, и… Глава 5 Да, мир велик, но… очень тесен! Утром Маша видела, как Роман тяжело мучается, но все ж таки собирается на работу. – Из-за тебя! – ворчал он, не переставая. – Из-за тебя теперь на эту работу тащусь! А то надо же такое выдумать – развод! Прямо как чего скажет, самой потом стыдно мне в глаза смотреть! А ну, глянь в глаза! Не стыдно? Из-за тебя, говорю, на работу-то тащусь! По твоей милости! – Можешь не тащиться, – равнодушно отвечала Маша, старательно подводя глаза. – Мне все равно. – Могу, да? – обрадовался Роман. – А вот специально! Вот тебе назло возьму и не пойду, понятно?! И не пойду-у! Он даже демонстративно завалился на диван, задрал ноги на спинку и что-то загнусавил – томное и лирическое: – «Живу без ла-а-а-ски-и-и-и, боль в душе затая-я-я!.. Всегда быть в маске…» – …А вот и я! – появилась в дверях Авдотья Пантелеевна. – Прям, сынок, стишок у нас получился, да? Сынок, завидев маменьку, стишкам нисколько не обрадовался. Он стал медленно сползать с дивана и подбираться к своим брюкам. – А ну-ка, рыбка моя золотая, быстро рожу мыть! – рявкнула на сына свекровь. – Зубы чтоб почистил!! С мылом!.. Тьфу ты, с пастой!.. Ивка!!! Деточка! Вставай, я тебе чемодан принесла! – И обернулась к Маше: – Ты собирайся на работу, не переживай, я их… этого-то прямо за ручку на стройку уволоку, и… где Ивка-то? В ванной? Ее тоже провожу, не беспокойся. Я ить… когда надо-то, я любого могу выпроводить! Уж в этом-то Маша ни капли не сомневалась. И когда под окном раздался сигнал, она выскочила за двери со спокойным сердцем. – Ну что? Куда едем? – весело спросил ее Глеб, как только она впорхнула к нему в машину. – К старичкам? – Нет, надо сначала в офис, – качнула головой Маша. – Я попробую отпроситься. – Если что, я могу и помочь, – предложил Савельев свою помощь. – Скажу, что мы поехали подавать заявление в загс, – действует безотказно. – Не в этом случае, – вздохнула Маша. – Моя начальница знает, что в загсе я уже была. У меня ж муж, если ты помнишь… – А твоя начальница тоже помнит? Тогда соври, что у тебя юбилей! Или… что ты нашла новую клиентку где-то на задворках мироздания, неужели она не клюнет? – Ну ты и врун! – удивилась Маша. – Да нет же, я сам-то врать не буду, это ты сейчас сочинять станешь. Маша ничего сочинять не собиралась. В конце концов, ну проедутся они по подопечным, купят им все необходимое, а поболтать она к ним завтра забежит. – Татьяна, у меня там никаких особенных заданий нет? А то мне сегодня по-быстренькому надо, – протараторила она, ворвавшись в кабинет. Татьяна вела себя как-то странно. Она крутилась возле окна, вытягивала шею, точно черепаха, и то и дело одергивала кофточку да поправляла волосы. – Маш, я нормально выгляжу? – Ты выглядишь – обалдеть! Так ничего нет? – Маш, ко мне сейчас… а ты чего такая? Ты откуда? – наконец увидела Татьяна подчиненную. – Я вон на той машине приехала. Надо одну дачку посмотреть. – На то-о-ой… хм… А с кем это ты приехала? – уже во все глаза смотрела на Машу Татьяна. – Ой, Тань, ну я ж тебе рассказывала! Сосед нашей Капитолины. Ну мать у него еще есть, ее постоянно моя Капа терроризирует, помнишь? А сейчас он купил дачу для своей матери, ну и попросил меня мебель выбрать. – А чего это он тебя попросил? Больше некого, что ли? – Меня потому что… потому что я со стариками все время, ну и… уже знаю все их нравы. – А-а… – тут же оттаяла начальница. – Я так и подумала. Ты… Маш, ты езжай, я твоих обзвоню, если что – сама прокачусь, а ты знаешь что… ты как только с дачи-то приедешь, сразу мне отзвонись, идет? Только не забудь. У меня тут такая идея! В общем, сразу, не забудешь? – Чего ж я забуду, отзвонюсь, – пообещала Маша и выскочила из кабинета. – Ну и как? Отпустили? – спросил Глеб. – Что ты там наговорила? – Сказала чистую правду… и начальство оценило. Прониклось. Так что имей в виду – лучше сладкая правда, чем горькая ложь! – Кто б сомневался, – притворно вздохнул Савельев и набрал скорость. Они мчались по ровной, словно лист, дороге, и Маше хотелось, чтобы домик находился как можно дальше. Чтобы вот так ехать и ехать. Но… Глеб совсем не собирался отвозить мать в таежную глушь. Не прошло и двадцати минут, как он остановился возле приятного, довольно небольшого, почти игрушечного домика. – Ну как? Место славное, правда? – повернулся он к Маше. Ей и в самом деле понравилось. На окраине маленькой деревеньки начинались дачные домики. И было непонятно – то ли это продолжение деревеньки, то ли начало нового, красивого и богатого поселка. Совсем рядом – лесок. Но не такой угрюмый, который наступает черной тучей, а сначала веселый березнячок, и уже чуть дальше строгие ели. И участки большие, не как было принято раньше – один туалет на двух соседей. В этой части вовсю раскинулись яблоньки, в другом углу стайкой собрались пушистые елочки, целая полянка каких-то веточек из-под земли, наверное, розы и… светло, солнечно… – Как тебе? – беспокоился Глеб. На него смотреть было интересно – он волновался, точно первоклассник со своим первым диктантом: беспокойно хмурил брови, кусал губы и сам, уже в тысячный раз оглядывал имение. – Как думаешь – понравится? – Конечно! Даже не сомневайся! – успокоила его Маша. – Здесь же… здорово-то как! Отсюда даже уезжать не хочется! Очень теплое место. – Здесь, говорят, ветра бывают, но… я вот думаю – забор повыше построю и хорошо будет, да? – А лучше – деревья посадить, – посоветовала Маша. – Они будут этот самый ветер рассеивать… – Пойдем в домик, я покажу, что там. «Там» не было ничего. То есть пустые комнаты, но уже новые поклеенные обои, крепкий пол, русская печка, побеленная недавно, то есть – завози мебель и живи в свое удовольствие. – Вот… так вот… – снова насупил брови Глеб. – Пока ничего нет, да? – оглядывалась Маша. – И хорошо! Ничего не мешает, можно придумать, что угодно! – Да тут, понимаешь, стояли какие-то буфеты старинные, древние, я вывез, потом еще стол какой-то… тяжеленный, сволочь! Сундуки, ящики всякие, я все это барахло… – Гле-еб… – захныкала Маша. – Ну зачем ты старый буфет выкинул! Это ж было… это ж самая ценная вещь была! Ты представь… вот здесь белый, старинный буфет, здесь… надо бы диванчик, не громоздкий, но длинный, без всяких этих толстых спинок, посередине – стол! И чтобы обязательно красивая скатерть! – Ага, как раньше, да? Такие плюшевые были, с бахромой, – активно включился в обсуждения Глеб. – У мамы лет тридцать назад такая была. – Вот и не надо такую больше, – прервала его мечтания Маша. – Надо, чтобы… легкое, светлое… лучше из льна… и никакого плюша! А шторки! Ой, я видела в журналах, я тебе потом куплю и покажу! Это же!.. – От удовольствия Маша закружилась по комнате и только тыкала пальчиком. – Здесь будет большой цветок! На колесиках, чтоб можно было и в сад, и дома, а… – Как это на колесиках? – не понимал Глеб. – Откуда у него колеса расти должны? – Я тебе потом объясню. А здесь… Он уже не думал о цветах, о комнате, он смотрел, как Маша радуется воображаемой обстановке, как она уже придумывает, что тут будет делать Вера Дмитриевна, как она… буквально преображается с каждой минутой. Маша точно видела, что здесь должно быть! И, судя по ее восхищенному лицу, здесь должно было быть чудесно!.. А он не видел. – А здесь у нас что? – деловито спрашивала она, заглядывая в следующую комнату, поменьше. – Здесь… я думал, здесь спальню им устроить. А вон там еще совсем маленькая комнатка, там можно… ну я не знаю, там… – Там будет гостевая! – тут же решила Маша. – К нашим «молодым» обязательно будут приезжать гости, и им надо будет где-то оставлять их на ночлег! «Вот мы с тобой и будем приезжать», – чуть не сказал Глеб, но… отчего-то постеснялся. – А второго этажа здесь нет? – Нет, я специально выбирал такой домик, чтобы без второго… все же возраст… Но там есть чердак! – тут же сообщил Глеб. – Можно сваливать старый хлам. – Старого хлама не будет. Будет все новое, – решительно заявила Маша. А на втором этаже… там будет такая уютная комнатка, когда будет дождь, наши «молодые» будут подниматься наверх и смотреть вдаль… пойдем, ты мне покажешь, что там. Она ловко поднималась по лестнице, а он следовал за ней и… ну грешен, ну что делать: он очень хотел, чтобы она чуть-чуть споткнулась, чтобы он ее подхватил, чтобы прижал к себе, чтобы она почувствовала, что он всегда рядом, что без него – никак! Но она и не собиралась спотыкаться. Она так же легко взлетела на второй этаж и скуксилась. – Я так и думала – здесь еще конь не валялся! А ведь сколько простора! И вид! Глеб, ты посмотри, какой отсюда вид!! Он уже начинал сердиться – какой к черту вид, если она его совсем не замечает! Вот он рядом с ней, а она… – Смотри, Глеб! Патефон! – вдруг опустилась она на колени перед старой рухлядью. – Ну да, забыл выкинуть. Здесь я еще не убирал… – виновато шмыгнул он носом. – Но я выгребу. – Да ты что?! Это же… смотри-ка, пластинки! – загорелись глаза у Маши. – Да это ж… это ж такое сокровище! – Ну какое сокровище, Маша, – поморщился Глеб. – Он не играет, сломался, зараза… я уже пробовал включать… – Его не включать, его заводить надо… это мы берем с собой, и ты узнаешь, где его можно починить… нет, я сама узнаю. И пластинки тоже, а то кто-нибудь залезет, разобьют… А тут что? Она копалась в старых вещах и вытаскивала из хлама то старинные часы, с отломанной дверцей, совсем без гирь и вообще – на фиг бы они были нужны. Откопала какую-то треногу… рамочки… Савельев смотрел, как она восхищается, и хмурился все больше. Для нее куда интереснее были вот эти… штуки разные, поломанные, облитые краской, колченогие… А когда она пришла в дикий восторг от деревянного кресла, он уже не выдержал: – Все. Хватит уже, пойдем вниз, а то мы здесь до ночи рыться будем… Маша сразу сникла. – Да-да… конечно, прости… я просто… просто, как увидела это все… – Так и про меня совсем забыла! – с обидой высказал Глеб. – Грязная рухлядь для тебя важнее, чем живой человек! Маша удивленно хлопала глазами. – Ну чего ты смотришь? – бурчал Глеб. – Конечно! Увидела кресло – и в пляс! А то, что с тобой я… и я, между прочим, уже давно есть хочу, ты и не вспомнила! Маша багрово покраснела. Она не то что не вспомнила – она и не подумала, что им придется здесь еще и чем-то перекусывать! Хороша хозяйка! А ведь он вчера ей столько всего накупил. – Я… не подумала… – пролепетала она. – Так я подумал, но… надо ж когда-то об этом вспомнить! Я понимаю, у тебя всякие диеты, питание… раздельное – сегодня вприкуску, завтра вприглядку, но… Пойдем в машину, будешь мне помогать пакеты таскать. Ты же хозяйка! – Я? – фыркнула Маша. – Какая я здесь хозяйка? – Сегодня ты! – строго прервал ее Глеб. – Ты же видишь – никого больше нет! Я что – сам колбасу резать буду? Ну да, сам. Но… ты хоть рядом можешь постоять? А то я тебя уже раскусил – тебе дай волю, так ты весь день будешь только возле того… стула деревянного скакать… а на меня и не посмотришь. Маша весело взяла под козырек: – Слушаюсь постоять рядом! – Ну вот… это уже радует… – выпятил грудь колесом Савельев. И шутливо скомандовал: – За мной, шагом марш! – Есть… Только ты патефон все равно возьми. Он взял и тащился с этим патефоном за быстрой Машей по ступенькам… и ни хрена не видел! На нее бы не наткнуться! Блин… когда уже лестница-то кончится?! Он знал, что грохнется, обязательно! И грохнулся – совсем немного оступился на самых последних ступеньках. И было совсем не больно, но вот этот патефон!.. Труба куда-то полетела! Ручка отвалилась… что-то там еще… Он понял, что сейчас Марию хватит инсульт от такой утраты, крику не оберешься, поэтому только охнул и… навзничь упал сам. Маша и в самом деле вскрикнула и кинулась к Савельеву. – Глеб! Ты… что с тобой? – теребила она. – Ну Глеб же!! Ну открой глаза!! Господи, да как же ты… Глеб!! Савельев хранил молчание. Он даже дышать перестал, так старался. – Глеб!!! Ты что?!. Мамочки… что делать-то? – Искусственное дыхание… – умирающим голосом посоветовал пострадавший и издал предсмертный стон. Маша засуетилась еще больше. Никогда в жизни ей не приходилось вытаскивать человека с того света. Нет, она по телевизору видела, что там что-то со ртом делают… дышат туда, что ли? – Дыхание… но я ж… так, надо сюда нажать, а потом… Стоит ли говорить, что потом было? Конечно, если б кому-то и надо было срочно это самое дыхание восстановить, несчастный бы попросту погиб, потому что делать Мария его категорически не умела. Куда и когда надо было надавливать, куда дышать… Зато Савельев мгновенно «пришел в себя». Он облапил ее своими ручищами и… больше не отпускал. Он так долго этого ждал!.. Со вчерашнего дня! И она… она не слишком и вырывалась. Она тоже обвила его шею своими руками и задохнулась от его запаха, от его объятий… от неведомого счастья… – Ты целый? – через некоторое время оторвалась она от его губ. – Почти… я практически не пострадал… даже наоборот… – сбивчиво дыша, проговорил он. – И я… практически… – вглядывалась в его глаза Маша. Он гладил ее волосы, трогал лицо, уши, шею, и голова его просто кругом шла от ее едва уловимых духов, какая-то прядь упала ему на лицо, и он ловил ее губами, а… язык молол совсем что попало. – У нас… патефон… пострадал… погиб, можно сказать… во имя… святой любви… – Ну… это хорошо, что он погиб… – шептала Маша. – А то я думала… я боялась… что сама… во имя этой любви… – Я догадался… и грохнул его… – целовал он ее шею. – Как же… тебя-то… я думал, ты меня… за него убьешь. – Точно… надо бы… удушить… – И еще крепче обвивала его руками. Домой они возвращались уже совсем поздно. Просто оказалось, что надо столько всего переделать – ну совершенно не было возможности уезжать с этой волшебной дачи! – Значит, так… – заявил Глеб, когда его машина остановилась возле Машиного подъезда. – Я тебе поручаю дизайн домика. Ты все присматриваешь, звонишь мне, если что найдешь. Я все безоговорочно одобряю, выделяю деньги на покупку этих самых… вещей разных… Вот тебе мой телефон… кстати, вся твоя работа будет мной щедро оплачиваться… – Еще чего! Я это делаю по велению сердца! – гордо откинула прядь со лба Маша. – Нет, про сердечное веление – это отдельно, там другая оплата, а за работу… и не спорь!!! У нас с тобой с дачей деловые отношения! Я заказчик, а ты… этот… Как его… в общем, не важно! Только… а чего с покойником-то делать? Ну, с патефоном этим? Может… туда? В мусор? – Только попробуй! Посмотришь, как твоя мама обрадуется, когда он у нас запоет! – Да с тобой кто угодно запоет, даже мертвый патефон, – кивнул Глеб… потом не удержался и чмокнул ее в щеку, наплевав на все правила конспирации. Маша, похоже, и сама нисколько об этой конспирации не волновалась, потому что обстоятельно повернулась к нему и не просто чмокнула, а поцеловала его долгим и нежным поцелуем. – Вот так, – кивнула она и выскочила из салона. – И в самом деле… – растерянно смотрел ей вслед Савельев. И только когда прошло минут пять, решился тронуться в путь. Маша пришла домой совершенно счастливая. Какое-то время она даже соображать ничего не могла. Это же надо! Глеб! Савельев! Он… и она… Неужели такое возможно? Чтобы этот царь!.. Любимый!.. Дорогой!.. И как она жила до него? Как она могла дышать… не зная, какие мягкие у него волосы, какие у него губы, где она брала силы, чтобы двигаться, чтобы ходить, работать, не зная, что увидит его?! Сумасшедшая, честное слово. Не человек, а робот какой-то! Отчего-то в доме стояла удивительная тишина. И пустота. Сначала Маше показалось, что она от своего счастья попросту оглохла, но оказалось все проще – в доме никого не было. Маша, напевая какую-то веселую песенку, быстренько сбегала в душ, сегодня ей не хотелось долго париться в ванной, выскочила легкая, свежая, готовая переделать кучу дел! Но делать ничего и не надо было. Оказалось, что она жутко голодная. И теперь самое время было съесть все, что вчера ей накупил Глеб, а она так и не успела даже попробовать. Однако кто-то уже за нее постарался. – Ну и ладно, – не очень опечалилась Маша. – Посижу на чае. А то меня разнесет, и Глеб перестанет смотреть на меня, как вчера… Она включила чайник, и в эту минуту зазвонили в дверь. – М-да, сегодня и так слишком много счастья, чтобы еще и побыть в одиночестве… – вздохнула она и пошла открывать. На пороге стояла свекровь. – Маш, а наш-то, работничек, не заявился? – Это кого вы работничком… это Роман, что ли? – переспросила Маша. Про мужа она как-то и вовсе сегодня не вспоминала. – Да нет его, я пришла, а дома никого. – Ну тогда я пройду… – устало вздохнула свекровь и устроилась на кухне. Маша приготовилась к бою. Понятное дело, сейчас Авдотья Пантелеевна начнет нудить, что Ромушку нельзя бросать в такой трудный его жизненный период, что ему нужна крепкая, женская рука и такое же плечо, что его нужно поддержать, быть рядом, помочь… Но Маше больше не хотелось сгибаться под тяжестью вечного Ромкиного пьянства. Надоело до зубовного скрежета нянчиться с этим взрослым дядькой, который почему-то решил, что его должны кормить из ложечки до глубокой старости. Маша теперь видела, как можно жить – вместе работать, вместе чувствовать, и дышать одним воздухом, и радоваться каждой совместной минуте, и ждать встреч, и… и жить по-настоящему, а не тянуть, как резину, оставшиеся годы. – Чайку мне плесни, – попросила свекровь. – А чего ты в магазин-то не бегала? – Так я ж вчера полные пакеты притащила! – А-а… так мы уже съели днем-то, – порадовала пожилая женщина. – Я думала, ты снова сбегаешь. – А у меня сегодня разгрузочный день, надоело таскать баулы в дом, я ж не ишак, – пожала плечами Маша, ставя перед свекровью только чайную чашку. – Я чего пришла-то… – заговорила Авдотья Пантелеевна. – Я вот смотрю на вас, смотрю… ты домой поздно приходишь, он где-то шаражится… Нет промеж вас любви-то. – Да уж… – согласилась Маша. – Откуда ей взяться? Вы же знаете, он все больше к бутылке пылает да к друзьям своим… А может быть, и в самом деле, я виновата, что никогда его так не любила, чтобы со всей страстью, чтоб кровь стыла… – Может, и ты… а может, и он, он же тоже… не больно-то любил тебя. Ну нравилась ты ему, конечно, ну а так, чтоб с кровью какая беда, как ты говоришь… нет, не стыло у него ничего, всю жисть здоровый был, как бугай. Так вот и думаю… Может, он потому и пить стал? – Так я же не пью! – возмутилась Маша. – А, ну да… я чего-то не подумала… и все равно. Знаешь, я вот решила – заберу я его, пусть у меня поживет. Да и ты передохнешь… а может, и встретишь какого хорошего человека, сейчас ведь столько людей расплодилось! – Да? Ну спасибо, конечно, только… – подозрительно уставилась на нее невестка. – А чего это вы? То кричали, что он вам на дух не нужен, а то вдруг… – Да чего там вдруг… – махнула рукой свекровь. – Квартиру-то эту и в самом деле не разделишь. А как вам жить-то вместе? Это ж… лучше в прорубь. Я сама всю жисть с нелюбимым прожила, так поверишь, нет, он помер, я аж вздохнула, прости меня, господи! Он меня бил смертным боем, видать, тоже не больно любовью мучился, а я желала ему… в общем, как пожелала, так все и случилось… а нельзя ж так жить-то, нельзя… Так вот… не хочу я, чтоб ты моего Ромку так же… – Да что вы! Я и не думала о таком! – вытаращилась Маша. – Как увидела, что он от бутылки ни в какую оторваться не может, так и… решила развестись, чего ж ему зла-то желать? Пусть живет как хочет, только не со мной. – Ну и правильно, – кивнула свекровь. – А мы с ним в деревню поедем, там мать моя жила, родни полно, домик там у нас, старенький, правда, да ничего, Ромку заставлю – сделает! – И Авдотья Пантелеевна мечтательно закатила глаза. – Я раньше-то Ромку часто туда возила… За ним там наша соседская девчонка так бегала, так бегала, ты б знала! Вот ведь кто любил! Людкой зовут… А тут мне сестра недавно звонила, тетя Зинаида, помнишь ведь? Так вот… говорит, что Людка-то так замуж и не вышла… все Ромку нашего ждет, все сохнет… Хорошая женщина, на ферме работает, у нее четверо детишек, а ничего – справляется… – Погодите, так замуж же не выходила, откуда ж четверо? – поперхнулась Маша, но решила не вдаваться в такие тонкости. – Да ладно, я понимаю, она ж их… детишек-то, без любви… – Вот и я говорю… – закивала свекровь. – А сейчас-то! Она с Ромкой такого сотворит! Он же у нее завсегда в кулаке будет! И, опять же, молочко, сметанка, все свое, натуральное, а утром на работу, она его трактористом пристроит. Ему ж в деревне-то куда ходить? Чуть задержался, она его вмиг домой притащит, там же все на виду, да и пока он перезнакомится с этими местными алкашами… да ему и Людка не даст! Там же такая… Людка! Да и мне кой-чего перепадет. У их ведь и курочки свои, и мяско… Чем больше Маша слушала лопотание свекрови, тем больше у нее растягивалась улыбка. – Может быть… может, так и лучше… – кивала она. – Да и я думаю, лучше, – согласилась свекровь. – Я уже его вещи-то собрала сегодня, пока тебя не было… Маша усмехнулась, так вот почему ей казалось, что в доме пусто. Ну да ладно, если чего и прихватила, не жалко. – А Ивку-то я сегодня проводила, – продолжала отчитываться Авдотья Пантелеевна. – Прям-таки за руку оттащила на вокзал. И в вагон посадила. До самого отъезда с ей сидела, в вагоне-то. Чтоб, значит, не сбежала. Так что… уехамши она. Сказала, как приедет – сообщит. Зойка сегодня звонила, радовалась, все у ей хорошо, сказала, может, на выходные вырвется, приедет… ежели у их там чего с машиной получится… Ну… вроде как и все. Я к тебе еще забегать буду… только не долго, мы ж в среду-то уезжаем. Я Ромку-то отвезу, мы с ним там поживем, а там… там и видно будет… Побегу я, надо этого… работника караулить, кабы к Ваське своему не свернул или к Лешке. Я ж ему еще про деревню-то не сообщала… пусть потом порадуется. – Он ведь… может и не обрадоваться, – на всякий случай предупредила Маша. – А я говорю – обрадуется! – сверкнула очами свекровь. – Куды ему деваться? Расскажу, и начнет радоваться, как миленький! Авдотья Пантелеевна ушла, а Маша завалилась на диван рассматривать журналы. Она выискивала интересные мелочи для домика Веры Дмитриевны. Даже листок с карандашом взяла, чтобы отметить особенно любопытные детали. И уже погрузилась в приятную работу, когда зазвонил телефон. – Ты дома? – раздался голос Татьяны. – А чего не позвонила-то? – А… зачем? – не поняла Маша. – Чего звонить-то? – Того! – ничего не стала объяснять начальница. – Ты где, дома? Сейчас я к тебе подъеду. Говори адрес. Маша продиктовала адрес и немного насторожилась: может быть, что-то случилось с ее подопечными? С кем это? С Капитолиной? Так Капа всегда ей на сотовый звонит… С Екатериной Андреевной? Так Маша у нее вчера была, там все нормально… Ну да чего гадать, сейчас Татьяна приедет и все расскажет. Татьяна появилась минут через двадцать и сразу по-хозяйски прошла в комнату. – А ты чего одна? Ждешь кого? – быстро спросила она, незаметно приглядываясь к Маше. – Одна… но никого не жду, я только из душа, – пожала плечом Маша. – Ивка уехала, Зойка на работе, а Ромка… он у матери. – Вот и хорошо, – скинула пальто Татьяна прямо на кресло. – У тебя где курить можно? – На кухне, там Ромка всегда курил. – Ну тогда пойдем на кухню. Буду курить, и поговорим. Маша вспомнила, что у нее даже к чаю ничего нет, и шмыгнула носом. – Тань, я гостей не ждала… у меня только чай. Голый. Даже без печенья. – И хорошо. Мне давно надо килограмма четыре скинуть. Наливай свой чай. Голый! – хихикнула она, затянулась. А потом, как бы невзначай, спросила: – Ну и как вы съездили на дачу? Понравилось? – Очень хорошо съездили! – улыбнулась Маша. – Там такой домик!! Туда бы надо старинный буфет… ты знаешь, там даже патефон валялся старый! Очень удачная вещица! Вот если его починить… – Ну все понятно с тобой, – прервала ее Татьяна. – Тебя только к старью и тянет. Я ж тебе что хотела сказать… Глеб ко мне как-то стал остывать. Звонить перестал, от свиданий отказывается, дескать, занят, все дела, а я… понимаешь, мне так его не хочется упускать! Ну как я без него?! Он же… Маша медленно мешала сахар в чашке Татьяны и не могла поверить – неужели ее начальница говорит про Савельева? Про ее Глеба?! – Ты… сейчас про Глеба Савельева говоришь? – уточнила она. – Ну да! – вытаращилась на нее Татьяна. – Я ж почему и попросила тебя позвонить, когда приедете! Честно говоря, сначала даже немного взревновала: думала, много ли мужику надо – увидит новую бабенку, и снесет башку, но… да ты не переживай! Я ж не дурочка совсем, чтобы к тебе ревновать. Да и он… не без глаз, чего сравнивать тебя и меня, правда же? – Действительно… – пожала плечами Маша. – Никто и не сравнивал. – Так я про что и говорю! Так вот, я ж тебе рассказывала… – А ты как с ним познакомилась? – перебила ее Маша. Татьяна поморгала: – Ну как-как… обыкновенно… Кстати, я тогда как раз ездила оформлять твою Капитолину, ну посмотреть на нее, документы подписать, все дела, а потом выхожу, а возле моей машинки тако-о-ой джип стоит навороченный! И, главное, к нему мужичок идет… ничего так мужчинка. Я тогда сразу решила – мой будет! Даже если жена, дети, всякие другие причиндалы, уведу! Вот такая у меня любовь к нему открылась. Причем заметь – с первого взгляда! Ну а потом дело техники. Сказала, что не могу машину завести, попросила помочь. Потом предложила отблагодарить, пригласила в ресторан, потом попросила меня проводить, он не отказался, потом к себе позвала… Ну чего – тебе всю эту азбуку рассказывать, что ли? – И он не сопротивлялся? – сглотнула горький ком Маша. – Он чего, больной, что ли, сопротивляться? – очень удивилась Татьяна. – Ты, Маш, думай, чего спрашиваешь. Он же вообще – разведен! Ему с красивой, состоятельной женщиной романчик крутануть – одно сплошное удовольствие. Это ж не только он для меня выигрышный билет, но и я для него сказочный подарок! Конечно, у нас с ним и случилась любовь. Я тебе показывала, какие он мне бриллиантики дарил? А потом… потом я, конечно, глупость спорола, хотя тот мужик, на которого я в ресторане повесилась, тоже не пустой человечек оказался. Только мелковат ростиком, а так… директор супермаркета, между прочим. – Опять свезло, – фыркнула Маша. – И не говори, на меня же мужики, как мухи на липкую ленту – намертво приклеиваются… только вот Жорик… ну, директор-то, он слегка… женат. – Как это – слегка? – не сообразила Маша. – Обыкновенно! Ты, Борцева, вообще имеешь скудный запас! Надо развиваться! Слегка – это значит, что у него только жена, а детей нет, то есть… проблемка есть, но она небольшая. С одной-то женой легче разведут! Маша вспомнила, как Татьяна мудро учила ее жизни, и вдруг спросила: – А как же любовь? Ты же говорила, что без любви и вовсе жить невозможно! Или этого ты тоже любишь? – Этого еще нет. Поэтому и пришла к тебе… ну ты мне дашь договорить?! – Татьяна бросила сигарету, села за стол и взяла чашку. – Мне надо вернуть Глеба. Он до сих пор на меня злится, а сам же тоже мучается, я же вижу. Ты думаешь, он просто так тебя позвал? Стопудово нет! Стопудово – это стопроцентно, чтоб ты знала… Он же понимал, что ты все мне расскажешь. А я начну злиться, ревновать, мучиться… и так бы оно и случилось, если бы на моем месте был кто-то другой… да хоть ты, к примеру. Но!.. Но я очень умная женщина. Я этих мужиков!.. Ну вот как рентген – только посмотрела и сразу все вижу! Так что… ты должна нас помирить! – Я? – испугалась Маша. Она вдруг поняла, что ни за что на свете не сможет видеть, как Глеб будет мириться с Татьяной. – Я не могу! Да ты сама помирись, если такая умная! – У меня не получается. Я уже к нему домой ездила, он перебрался к матери. А у него такая мать… – Таня сморщила носик. – Она меня не любит. Как ни приду, она: «А Глеба нет, что ему передать?» Можно подумать, я ему запасную резину притащила, чтоб передавать! А телефон он не берет. Или так сухо отвечает: «Прости, мне некогда». Ну я ж вижу, все еще ревнует. Мне его встретить надо. Чтобы лицом к лицу, и тогда… куда он денется с подводной лодки!.. Про подводную лодку – это я шучу так. – А на работу к нему ты не пробовала приходить? – Ну приду я и чего? – засопела Татьяна и только что пальцем у виска не покрутила. – Он меня выставит, а его же секретарша меня на смех поднимет. Вот прелести-то, да? Я ж говорю – надо в ресторане с ним встретиться! Чтобы он винцом немного подогрелся, чтобы музычка там его расслабила… – Чтобы я там перед его глазами танец живота исполнила да? Чтобы он от смеха помер!.. Это я шучу так. – А чего шутишь-то? Да, так и надо. Он на тебя посмотрит, а потом… потом уже и я! Оп-паньки! – Татьяна вскочила со стула и принялась показывать, как будет в ее планах проходить перемирие. – Ты, значит, сидишь во всем вялом, вся в цвете замерзшего георгина, а тут такая я!! Вся красавица, вся на шпилечке в четырнадцать сантиметров, юбочка по самое не могу, ножки – от ушей, сверху вырез до пояса! Снизу разрез… до него же! И вся такая по залу – цок, цок, цок, мужики все головы посворачивают, а я на них внимания – ноль! И к Глебчику на коленки – прыг! И все! Мир! Дружба! Жвачка! – Это ты шутишь, я уже поняла, – усмехнулась Маша. – Нет, это я как раз не шучу. Какие уж тут шутки? Я уже и туфли себе купила специально для этого ресторана. Так что… да ты не парься, я уже все придумала. Значит, ты ему звонишь… я тебе номер его сотового запишу, и приглашаешь его к себе на день рождения… ну, вроде как у тебя праздник, а ты… а ты решила его позвать, раз уж он тебя возил домик смотреть. Ну и… приходишь, развлекаешь его часиков до десяти, а потом заявляюсь я! И ты говоришь, что пригласила еще подругу, меня то есть. Ну а потом уже, когда я ему на коленки-то прыгну, ты сразу – раз! И давай прощаться, дескать, не хочу вам мешать. Ну как? Да ничего не говори, знаю, что здорово. Ну чего ты набычилась? Не хочешь своей подруге судьбу устроить? Или… а ты сама в него случайно… не того?.. Не влюбилась, а? – пригляделась к Маше Татьяна. – Ты мне смотри! – Да какое это имеет значение, – усмехнулась Маша. – Разве меня с тобой сравнишь? – Ну да, точно, – вспомнила начальница. – Тогда… давай на завтра. Значит, сегодня еще не поздно, ты ему звонишь и приглашаешь. А завтра… ага, приглашаешь к семи. А я к десяти подтянусь. Ресторан «Золотой зайка», я там столик закажу, очень приличное место. Не волнуйся, все будет оплачено… так… что еще… ну, одеваться тебе стильно не надо, что-нибудь простенькое накинь, серенькое… в общем. Как всегда. Да! И не забудь, завтра на работу сходить придется. Сама ж понимаешь, сегодня тебя не было, а завтра они уже не переживут, сама приучила. – Да я схожу, успею… – кивнула Маша. – Только… ты мне за эту неделю получку выдай, хорошо? – Утром выдам. А то с собой нету. Ну ладно, пока! Я побежала, мне еще надо маску для волос сделать да успеть выспаться… Вот тебе телефон Савельева… И Татьяна в прихожей, прямо на зеркале, губной помадой размашисто написала телефон. По памяти. – Все! Завтра у нас… ух что будет! – поежилась Татьяна и выскочила за дверь. Она ушла, а Маша еще долго смотрела на кроваво-красные цифры, написанные на зеркале. А потом с силой стерла их тряпкой. Она улеглась на диван и задумалась. Почему она сразу не сказала Татьяне, что они не только патефон таскали? Почему она не послала ее подальше вместе с замечательным предложением? Потому что боялась потерять такую хорошую работу? Или потому что не сумела начальнице сказать «нет»? Или… потому что испугалась, что у них с Глебом все… не по-настоящему? Да… испугалась. То есть у нее-то как раз по самому настоящему и есть, а вот у него… Может быть, права начальница – разве можно сравнить Татьяну с Машей? С ее-то деньгами, с ее нарядами, кремами, ухоженной кожей, с ногтями, отточенными по первому писку моды? Конечно, разве может мужчина устоять против такой женщины? Он может только… из ревности совершать глупости… то есть встретиться с Машей, а потом… потом опять вернуться к своей любимой… к Татьяне. И пусть это случится завтра, а не когда она окончательно станет жить только им, когда она вся в нем растворится и когда… пусть лучше завтра. И у нее… у нее хватит силы… пока еще хватит… Она подошла к телефону и набрала номер. Трубку взяли быстро. – Алло, Маша, это ты? – спросил веселый голос Савельева. – Это я… Глеб, я тебя хотела… пригласить завтра в… «Золотого зайца», – выдавила она. – Ну, во-первых, не в «Зайца», а в «Зайку», а во-вторых… а почему таким поникшим голосом? И вообще – почему ты меня приглашаешь с домашнего телефона? Ты чего? Совсем осмелела и не пугаешься уже своего работящего мужа? – Не пугаюсь, – серьезно проговорила Маша. – Так ты придешь? – Погоди, Маша, что случилось-то? – насторожился Глеб. – У тебя что-то произошло? – Ничего… просто… просто захотела тебя увидеть, – вздохнула Маша. – Нет, если ты так скучаешь, я могу за тобой сейчас заехать. Я, понимаешь ли, тоже… грущу тут один… правда, не совсем один, я же у мамы, но… – Нет, Глеб, сегодня я не в форме, только что из душа, ну и… завтра лучше. В семь, а? – Хорошо! Уже сегодня побегу куплю новые носки и всю ночь буду спать на бигудях! – дурачился Глеб. – Вот и ладно… до завтра, – попрощалась Маша и первая положила трубку. На следующий день она пришла в офис, и Татьяна тут же потащила ее показывать свою новую кофточку. – Смотри! Вчера взяла… красота, правда же? – любовно разглядывала она почти прозрачную вещицу. – Сегодня еще под нее поеду куплю белье классное, я видела, и все! Савельев рухнет к моим ногам! – А раньше ты его только любимым называла, – вспомнила Маша – Он себя плохо вел все эти дни… нет, придется все-таки его наказать… знаешь, я, пожалуй, на первый танец с ним не пойду, пусть позлится. – Да погоди ты злить… он еще с твоего последнего раза никак отойти не может. – Точно! – радостно закрутилась Татьяна. – Это ты, Машка, правильно сказала! Нет, все же придется лить мед… ах, как же трудно в наше время красивой женщине! Сегодня Маша и не заметила, как пролетел день. Стоило только пропустить один день, и ее подопечные тут же сочли себя брошенными и капризничали буквально по любому поводу. Капитолина сразу же пожаловалась, что ей снова не дают проходу. – Вот ты подумай! Они ж меня в могилу сведут! Вчера-то чего удумали – пошла я в магазин. Сама пошла, тебя ж не было. Так вот прихожу одна с сумками, а на дверях вывеска такая, огроменная: «Добро пожаловать в ад!». Ну что ты скажешь, а? Конечно, я простояла полчаса, боялась в квартиру зайти. Ладно еще девчонка с верхнего этажа мимо пробегала, так я ее заставила ко мне в дом войти. Она уж огляделась и сказала, что ада нет, все спокойно, а так бы… пришлось в подъезде ночевать. Вот ты мне скажи: и кому в дурную голову пришла такая замечательная мысль?! Я тебе точно говорю: это все Верка! А ты мне «помирись» да «помирись»! И я еще, как попугай, здоровалась с ей! Тьфу ты, пакость какая! Капитолину удалось успокоить, только соврав ей, что так кто-то уделяет ей особое внимание. – То есть… ухаживает кто-то, да? – напружинилась тетя Капа. – Думаешь, Павел Петрович, да? – Нет! Не он! – быстро замахала руками Маша, вспомнив, что этот господин уже прочно прикипел к Вере Дмитриевне. – Он неспособен на такие… высокие чувства. Вы побольше по сторонам смотрите, может быть, сами найдете. – Буду теперь смотреть… это ж надо, а и как только эти мужики не вывернутся, чтоб нас, интересных женщин, облапошить. Никита Николаевич срочно потащил Машу по магазинам: оказалось, что у него совершенно не готов гардероб к зиме, а она ведь, как известно, «нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь», и чего ж, ему от мороза предлагается погибать? А уж эти магазины с таким дотошным покупателем Маша стала понемногу ненавидеть: все равно – ходи не ходи, а возьмет то, что ближе всего. И только Екатерина Андреевна порадовала: – Машенька! Ты сегодня прямо вся светишься! Ты влюбилась, правда? – встретила ее с порога пожилая женщина. – Н-ну… наверное… – робко улыбнулась Маша, но сразу же и раскололась: – Да так некрасиво получилось… я ведь замужем еще… а потом… подруга моя, оказывается, на моего возлюбленного свои виды имеет. Екатерина Андреевна махнула рукой: – Не беда. Что замужем, так сама говоришь – еще, значит, уже решение приняла, так ведь? А что подруга?.. Так я думаю, твой возлюбленный и сам не чемодан – кто схватил, тот и тащит. У него и свое мнение должно иметься. Имеется? – Не знаю… – вздохнула Маша. – Сегодня посмотрим… И она рассказала про предстоящий поход. – Машенька! Так тебе надо срочно лететь домой! И даже не домой, а сначала в парикмахерскую… погоди-ка, посиди минутку… И Екатерина Андреевна быстро подошла к телефону, набрала номер и заговорила: – Полина? Здравствуй, душа моя. Как ты сегодня работаешь?.. Какое счастье! К тебе сейчас от меня девочка придет, ты уж постарайся, сделай из нее красавицу, очень прошу. Как ты умеешь… Я ужасно рада! Запиши ее на меня. А я… я завтра же подбегу, мне надо еще корни подкрасить. Потом старушка обернулась к Маше и развела руками: – Все. Тебя через час ждет моя мастерица. У нее золотые руки, просто золотые. И легкое сердце. Мне после похода к ней всегда удивительно все удается. А теперь… пойдем-ка… Она прошла в спальню, взяла шкатулку и достала большой перстень прекрасной работы, с крупным камнем. – Вот, надень. Это мое, но я его уже не ношу. Тяжеловат для меня, а тебе… в самую пору будет. Надень. Я давно хотела тебе подарить, да все не к случаю было… Маша таращилась на кольцо и только мотала головой: – Нет-нет, что вы!! Мне не надо! Это ж… нет-нет! – Да чего ты испугалась, глупенькая, – тепло улыбнулась Екатерина. – Можешь мне поверить, оно у меня не последнее. И мне приятное сделаешь. Думаешь, много радости-то их из коробки доставать да разглядывать? Их на руке смотреть надо. А моя рука… она в этом кольце уже не так молодо смотрится, у меня есть другие. Надень, я посмотрю. Маша все еще боялась даже в руки взять такую прелесть, тогда Екатерина Андреевна сама уверенно надела кольцо ей на палец. Кажется, даже камень заискрился солнцем. – Видишь, ты ему приглянулась, – улыбнулась пожилая женщина. – Откуда вы знаете? Разве камню можно приглянуться? – А как же! Они все чувствуют… потрогай его… чувствуешь тепло? Маша и в самом деле почувствовала, что камень теплый. Но, скорее всего, он нагрелся от рук Екатерины Андреевны. – Теплый, – удивленно подняла глаза Маша. – Ну вот!! Значит, все будет сегодня, как пожелаешь! Только под него надо обязательно надеть что-то… теплых тонов. У тебя есть? Маша испугалась, что женщина еще и свои вещи начнет предлагать, поэтому, даже не думая, замотала головой: – У меня как раз есть! Я надену. А завтра… а завтра вам все расскажу… все. Даже если будет не очень… хотеться рассказывать. На этом Екатерина ее и выпроводила. Но ее сюрпризы не кончились. Оказывается, у старушки в салоне свой счет, который она оплачивает заранее, так вот все работы с головой Маши она попросила оплатить из этого самого счета! А стоила Машина «голова» очень недешево. И как она ни пыталась всунуть этой самой Полине деньги, та только возмущенно таращила на нее глаза: – Да вы что?! Вы хотите меня с моим самым лучшим клиентом поссорить? Да я ни за что не возьму! Она ж потом ко мне перестанет ходить!.. И мой вам совет – не перечьте ей, а подарки принимайте с радостью. Екатерина от чистого сердца дарит, так что… не портите ей настроение. Осталось только накраситься и… и что-то подобрать из одежды. Сначала Маша хотела пробежаться по магазинам и истратить пусть и большие деньги, но чтобы выглядеть нисколько не хуже Татьяны! Пусть знает! Но потом… она справедливо решила, что начальницу ей все равно не переплюнуть. Да и зачем? Вон у нее есть прекрасный костюм, не так давно брала, на Сашину свадьбу, всего один раз надела. Как раз теплых тонов. Да и на фигуре сидит как влитой, его и наденет. Еще в подъезде Маша услышала, как у нее трезвонит телефон. Она успела добежать и сразу же услышала: – Ну сколько уже можно по своим старикам мотаться? – недовольно гудела в трубку Татьяна. – Договаривались же – вы в семь в «Зайке», я уже и столик заказала, а ты где-то шляешься! У нас все в силе? Ты не передумала? Глеб как – придет? – Сказал, что будет, – сухо ответила Маша. – А ты не звонила ему сегодня? Вдруг сорвется? – А если сорвется, так ловить не буду! Это, в конце концов, тебе надо! – Да ладно… чего это он сорвется? – сама себе возразила Татьяна. – Ну готовься давай, я уже сижу в парикмахерской. В половине седьмого раздался телефонный звонок. – Маш, я за тобой в семь заеду, ты как? – спрашивал Глеб весело. А она уже беспокоилась, что у него что-то не сложится. – Я? Я здорово… в смысле, я нормально, если ты заедешь. В семь, да? – Да, через полчаса буду возле твоего подъезда. – Ну тогда пока, а то мне еще… в общем, мне еще надо кое-что успеть… – заторопилась Маша. Он вот-вот приедет, а у нее еще целый глаз не накрашен. – Понятно, – фыркнул Глеб. – Иди, вари свои бигуди, наматывай их на голову, а я пока… накраситься, что ли? Маша была уже готова в шесть. Сегодня она себе очень нравилась. Правда, костюм был для ресторана немного строг, но зато как в нем смотрелась ее фигурка! Да и ничего не строг! Вон какой вырез, вся шея голая! И длина… хоть и не дикое мини, но тоже ничего – два сантиметра выше колена, очень такая демократическая длина. И туфли… конечно же, у нее были туфли под этот костюм – она на свадьбу тогда подбирала красивые. Но дело было даже не в туфлях и не в костюме. У Маши почему-то возникло стойкое убеждение, что она сегодня будет смотреться куда лучше, чем самые разбогатые Татьяны! И от этого чувства у нее поднялось настроение, в глазах скакали веселые чертики и сама она выглядела лет на десять моложе. Когда она сотый раз поправляла перед зеркалом прическу и в тысячный раз отводила руку далеко вперед, чтобы полюбоваться новым кольцом, в двери позвонили. Маша была уверена, что приехал Глеб, и понеслась открывать, не скрывая радостной улыбки. На пороге стоял супруг. С пакетом, который тихо позвякивал стеклянной тарой. – Меня ждешь? – самодовольно усмехнулся Роман. – А я ведь ненадолго. Только попрощаться пришел. Он уверенно прошел на кухню и гордо выставил на стол бутылку водки, потом подумал и вытащил сухой хвост какой-то неведомый рыбы. – Уезжаем мы завтра с маменькой. В шесть утра поезд отходит. Так я пришел… вот, чтоб ты на меня больше не рассчитывала. Вальяжно развалившись на стуле, супруг выудил из глубокого кармана сигареты и смачно затянулся. – Упустила ты, Марья, свое счастье, и теперь… хоть красься, хоть лохматая ходи – не вернусь. Потому как… маманя рассказала, что у меня, оказывается, любовь имеется. – Я за тебя рада, но… – нервно поглядывала на часы Маша. – Ты бы побыстрее прощался, а то… у тебя ж поезд! – Понимаю… долгие проводы, длинные слезы… – довольно усмехнулся Ромка. – Но ты можешь при мне плакать, я ничего… потерплю… Маша хотела было плюнуть на все объяснения да попросту выставить муженька, но в двери опять зазвонили и ввалилась свекровушка. – Вот он где, паразит! И уже опять с бутылкой! Маша! Ты, что ль, его привечаешь? – Да что вы! – округлила глаза Маша. – Я и сама тороплюсь! А он… прощаться пришел. Говорит – уезжает и… не может, чтобы уехать, а в родной кухне не выпить. – Я ему сейчас покажу кухню родную! – ухватила сыночка за шиворот Авдотья Пантелеевна. – У него еще чемодан не собран, а он тут… Ты уж, Маша, оставайся тут… не поминай лихом… Приеду – буду звонить. – Счастливо вам, – улыбнулась Маша. – Может быть, вам помочь завтра чем? Все же вещи… чемоданы, как вы со всем доберетесь-то до вокзала? – Да что ты! – засмеялась свекровь. – Я только позвонила Ваське да Лехе… женам ихним, только сообщила, что Ромку увожу, так они сразу так обрадовались! Васькина жена нас на своей машине отвезет, а Лехина жена сегодня с пяти часов уже пирожки нам на дорожку стряпает… Да уж… – тяжко вздохнула старушка. – Одного Ромку увожу, а сколько счастья всем… Пойдем уже, горе мое! Буду из тебя человека делать! – Да, – трепыхался в ее жесткой руке сынок. – Пора нам… Не смогу посидеть долее… «Вот луны повис рожо-о-о-ок…» Выпроводив бывшую родню, Маша снова кинулась к зеркалу и услышала сигнал машины. Вот теперь это был Глеб. Она вышла к нему, накинув пальто только на плечи. – Ну как ты ходишь? – сразу же накинулся на нее Савельев. – На улице свирепствует грипп, а она!.. Маша, я не хочу, чтобы ты вдруг заболела. Я… совсем не умею тебя лечить. А потом немного посидел, разглядывая ее совсем близко, и вдруг нервно сглотнул и произнес: – Маш, а давай… ну его ко всем чертям, этого зайца, а? Поехали ко мне! – К тебе мы всегда успеем, – тряхнула прекрасными локонами Маша. – А сегодня я хочу праздника! Настоящего! Сегодня… или все, или ничего!.. А ты что – правда, такой ревнивый? – Да, я такой. И еще я жуткий собственник, – набычился Савельев. – И вот мне совсем не хочется, чтобы на тебя пялились какие-нибудь там мужики. Сразу говорю – танцевать ни с кем не отпущу, даже не проси. Маша весело засмеялась: – Да я и сама не пойду! А то тебя ведь только оставь – тут же девицы всего расхватают… на визитные карточки. Езжай. – Ну все, запомни, мы с тобой договорились. Столик для них был и в самом деле заказан, и к тому же в самом хорошем месте – будто бы отделен от зала небольшой перегородкой. – Ну какая ты, Машенька, молодец! Ведь все продумала! – не уставал ее нахваливать Савельев и вился возле своей дамы ужом. – Садись сюда… посмотри, что тебе заказать? Маш, ну ты такая… я прямо… даже не верю, что это я с тобой рядом! Маша только тихо улыбалась, даже боясь думать, что он будет говорить, когда к ним подсядет еще более сверкающая Татьяна. Он и правда не давал ей танцевать ни с кем. Каждый раз, когда к ним кто-нибудь подходил из мужчин, а в этот раз мужчины просто слетались к их столику, Глеб поднимал голову и скрипел зубами, потом набирался выдержки и достаточно корректно сообщал: – Это моя жена, так что… ступайте к своей. – Ты что несешь? – шипела на него Маша. – Какая жена? Говори просто – это моя дама! – Ты же знаешь, когда я волнуюсь, мой язык что хочет, то и лопочет. Так что… Да в конце концов, почему я не могу соврать?! Тебе ничего, а мне приятно! Они выходили танцевать под все медленные мелодии. – Глеб, мы с тобой как школьники, – фыркала Маша, – кто-то, может быть, просто поужинать зашел, а мы с тобой так дисциплинированно – на все танцы ходим! – Потому что я уже не могу с тобой за одним столом сидеть и… тебя не потрогать! – шипел ей в ухо Савельев. – Говорил же – давай ко мне поедем. Давай поедем! А теперь еще и не танцуй! Не выйдет! Маша уже забыла про Татьяну, когда под тягучую музыку в зал вошла она. Ее заметили все и сразу. Она медленно вышагивала, точно по подиуму, и была нестерпимо блистательна. Все, как и обещала, – и вырезы все на месте, и прическа умопомрачительная, и макияж в стиле жесткий вамп. У Маши забилось сердце: как теперь поведет себя Глеб? Но тот, хоть и заметил яркую даму, отнесся к этому совсем несерьезно. – Маш, смотри! Видишь, тетенька ноги переставляет? Так это моя бывшая подружка. Видала, как она себя показывает? Только что ценник на каблук не прилепила. Вот так, вот так… – весело смотрел он на Татьяну. – Сейчас к нам подойдет. – Откуда ты знаешь? – посмотрела на него Маша. – А куда же? Здесь же я, да еще и с другой женщиной! Она представить себе не может, что можно кого-то любить помимо нее, ну такая забавная! – Между прочим… – опустила глаза Маша. – Это моя начальница… и она в самом деле сейчас подойдет к нам. – Ну тогда… держись, Марья, – глубоко вздохнул Глеб. – Сейчас она прямиком начнет прыгать на мои колени. Не выйдет! Татьяна направлялась прямо к ним. И действительно – метила прямиком на колени Савельева. – Какая встреча!! – продуманно улыбнулась она, стараясь показать и верхние, и нижние зубы изумительной стоматологической работы. – А вот и я! В этот момент по ее задумке она должна была эффектно опуститься на колени своего мужчины, однако Савельев это предвидел – он ловко пододвинул ей прямо под ноги стул, и та чуть не клюнула носом. Пришлось резко затормозить – и проход к коленям оказался перекрыт. – Привет! – кивнул ей бывший любимый. – Садись, не стесняйся. Мы вот здесь с Машей поужинать решили, а ты как тут? – Я тут… случайно. Знала, что ты будешь, вот и… – Она совсем не замечала Маши, разговаривала только с Савельевым и все еще пыталась разглядеть ту самую грусть, которой, по ее мнению, Савельев мучился. – Как тебе без меня, любимый? Я слышала, ты ушел в работу? – И она погладила Глеба по щеке. – Татьяна! – с удивлением убрал ее руку от себя он. – Ну сколько ж можно? Ты же не врач, чтобы каждого мужика трогать лично… Температуру проверяешь, что ли? Ты бы еще с клизмой по ресторанам ходила! Маша, не удержавшись, тихонько фыркнула. Татьяна обернулась к ней и, ничуть не смущаясь, пояснила: – Я ж говорила – он жуткий ревнивец! – Да, я тоже ее об этом предупреждал, – кивнул Глеб. – Ну прекрати-и… – замурлыкала Татьяна. – Ну что, я не могу любимого мужчину по щеке погладить? – Танечка, – откинулся на своем стуле Савельев, – ты хоть бы садовые перчатки надевала, а то ведь пока всех своих любимых перегладишь, мозоли набьешь. – Ревнует, – горько вздохнув, пожаловалась Маше Татьяна. В это время снова заиграла медленная музыка, и старания Татьяны оценили – к ней подскочил какой-то мужчина с масленой улыбкой и, с трудом перегнув живот, склонился пред красавицей в поклоне. А потом и вовсе решил сразить даму витиеватостью речи: – Чаровница, прошу, подарите мне наслаждение в танце! Чаровница вытаращила на наглеца свои глазищи и зашлась в приступе возмущения: – Ну вообще! Уже в танце им наслаждение подавай!! Совсем, что ли?!! Хамло! Савельев неприлично захохотал во все горло, откинувшись на стуле, несчастный претендент на танец с Татьяной покрылся багровыми пятнами и решил срочно исправить положение: – Я… только имел хамство… пригласить вас на танго!! Ну если вам так не нравится… пошли, что ль, попляшем? Глеб не стал дожидаться, чем закончится эта беседа, он подхватил Машу и повел ее на середину зала. – Зачем ты так с ней? – шепнула ему Маша, прижимаясь к самому его уху – иначе он бы не услышал. Он еще ближе привлек ее к себе и вздохнул: – Маш, ты поменьше на нее обращай внимания, ладно? Я люблю спектакли, но только в театре, а в жизни предпочитаю натуральные… продукты. И отношения – тоже натуральные. Мне с тобой легко, а с ней… каждую минуту, будто рекламу снимаем, устал, надоело, и потом… в моем возрасте пора окружать себя надежными людьми. Во всяком случае, те, кто рядом с тобой, – они должны быть… как бы это сказать… у них должно быть сердце. – Но… ты же ее любил? – замерев на секунду, спросила Маша. – Наверное… какое-то время, а потом… потом понял – это не мое. И… как-то очень быстро понял. Татьяна, она неплохая тетка, бизнесом умеет ворочать, пробивная, но… кажется, что этот бизнес у нее прямо во все органы проник, как метастазы. Она сначала смотрит на твою платежеспособность, а потом, когда понимает, что ты не с пустым кошельком, у нее тут же открывается любовь! – С первого взгляда, – уточнила Маша. – Непременно! И самое интересное – она искренне в это верит. А я… я не хочу потом сбываться по низшей категории, если вдруг не смогу оплатить ее очередной счет. Маша прикусила губу. Она вдруг подумала: а она не так же поступила со своим мужем? Как только он не стал приносить домой денег, так она сразу нашла ему прекрасную замену. Получается, та же Татьяна, только масштабы помельче? – О чем ты задумалась? – заглянул ей в глаза Глеб. – Да так… о своем, о девичьем… – Давай лучше думать о нашем… Пойдем домой, а? Ты же говорила, что пойдешь. Ты же обещала. – А ты обещал праздник! – напомнила Маша. – Вот и устраивай! – Это я обещал? – вытаращился Савельев. – Я сопротивлялся! Негодовал! И… и митинговал даже, когда ты не видела! После танца они направились к своему столику. Там их уже ждала Татьяна. – Хватит, Глеб, – строго насупилась она. – Чего ты к ней прилепился? Нам пора поговорить. Маша, ты уже должна идти, тебе пора. Маша вздрогнула и потянулась за сумкой, но теплая ладонь Глеба легла на ее руку. – Тань, мне неинтересно с тобой говорить, – поморщился он. – А мы с Машей и правда пойдем уже. – С Машей? – усмехнувшись, вздернула бровь Татьяна. – А чего это ты вьешься возле моей подчиненной? Она пойдет только тогда, когда я ей позволю. – Татьяна, прекрати, – прервала ее Маша. – А чего такого я сказала? – театрально удивилась Татьяна. – Ну признайся уже этому молодому человеку, что мы с тобой специально придумали этот поход в ресторан. И столик я заказала, и ресторан выбрала – тоже я! И Глеба пригласить – тоже я велела. А потом я тебе сказала, чтобы ты ушла, потому у нас с ним свои дела, нечего тебе тут торчать. Маша сидела красная, как перец. Получалось все правильно и как-то… слишком пошло… противно. Она посмотрела на Глеба и кивнула: – Ну да… это она мне позвонила… вчера. И… все вот это… она затеяла… только я не знала раньше, что у вас романы крутились. Вот так и… Татьяна сидела царицей. Она попыхивала тонкой сигареткой и наслаждалась Машиным провалом. Она точно знала – Глеб такого не прощает! Глеб сначала нахмурился, пристально посмотрел на Машу, та взгляда не отвела, только смотрела как-то… опустошенно, с горьким равнодушием. – Ну ты посмотри, – усмехнулся Савельев, повернувшись к Татьяне. – А ведь моя-то Маша – молодец! Маша подняла на него глаза – в чем она молодец?.. И… неужели все-таки – его? – Ведь ты, Татьяна, подумай – она не стала ждать, когда ты ей про меня начнешь всякую грязь сливать, и у меня ничего выпытывать не захотела, чтоб я не юлил да на тебя напраслину не возводил, а просто… взяла и столкнула нас лбами. Вот чтобы так – глаза в глаза. Чтобы сразу понять – что мы друг к другу имеем. Молодец! – И он чмокнул Машу в висок. – Так вот я тебе, Татьяна, говорю… глаза в глаза… Я очень люблю эту женщину. Я сделаю все, чтобы она разошлась со своим мужем, и разошлась быстро, а потом… потом я ее никуда не отпущу. Она станет Савельевой. Татьяна медленно поднимала голову и… впервые не знала, что ответить на такое прямое заявление. А потом так же медленно повернулась к Маше: – Ты… ты понимаешь, что ты сделала? – Но… в конце концов, у тебя еще есть резервы… – тихонько напомнила ей Маша. – Маша, пойдем, – поднялся Глеб, сунул официанту деньги и решительно повел свою даму к выходу. – Да ты о себе побеспокойся!! Ты же… ты уволена! – на весь ресторан кричала Татьяна. – Слышишь, дрянь?! Ты по миру пойдешь! Ты!.. Савельев было рванулся назад, но Маша дернула его за рукав. – Кто меня к себе звал? Пойдем! Только лучше ко мне! – И наш муж примет меня с распростертыми объятиями, так? – удивленно вскинул брови Глеб. – Наш муж теперь принимает у своей матери… правда, не знаю, с какими уж там объятиями… – поморщилась Маша. – Но… только как же мы поедем? Тебе за руль нельзя. – А мы на такси! А машину мне домой отгонят. Ну так что? Поехали к тебе? Догуливать? – подмигнул Савельев Маше. Но та не ответила. – Ма-а-аш… Ну ты чего? Правда, из-за Татьяны расстроилась? Или тебя работа волнует? Я тебя к себе заберу, завтра же! Будешь получать не меньше, зато сидеть на одном месте, а не носиться по городу с сумками, ну? – Да я не о сумках сейчас… – поежилась Маша. – Погоди, сейчас мы к тебе приедем, и ты мне все расскажешь, а то… вон ты какая синяя вся! Или даже не так… Пойдем в машину, я по сотовому специальную службу вызову, они вместе с нами и отгонят. А то чего мы будем на холоде торчать… Они уселись в машину, Глеб переговорил с кем-то по телефону. – Сейчас мой водитель Юрка приедет, с женой со своей, они и отгонят. Кстати, я тебя с ними познакомлю – нормальные ребята… Маш, ну так чего ты такая кислая? У нас же… мы же все поняли правильно, никто ни на кого не сердится. Я в самом деле ни вот столечко не расстроился, что ты нам с Татьяной специально встречу устроила! Ну? – Глеб… я вот думала… Татьяну осуждаем, что она только в кошелек заглядывает, а я сама-то? Перестал мне муж деньги приносить, стал пить… и я тут же его выставила, нашла ему замену – успешного, серьезного мужчину… денежного, за которым как за каменной стеной. Я-то чем лучше? – Погоди… ты как-то все в одну кучу… – почесал нос Савельев. – А разве ты «тут же»? Он у тебя что – вчера работу потерял? И пить начал тоже вчера? – Да нет же, конечно… он уже… да лет семь, наверное, как с работы на работу скачет. Нигде удержаться из-за этой водки не может, – вздохнула Маша. – Ну вот видишь – семь лет… – качнул головой Глеб. – А ты эти годы все его на себе волокла. А почему? Ведь если подумать… Понятное дело – ты должна помогать, поддерживать… но не тащить же на себе опустившегося мужика! Нет, я все могу понять – у него не сложилось, он… ну, скажем, впал в депрессию, нигде не может найти работу… могу понять. Но… ему же так удобно!! И лодыря гонять, и пить. И что получается? Он-то тебя не ценит! Не бережет, не любит! – Но раньше же я с ним жила! Как-то… Значит, могла. – Раньше могла. А потом встретился я, ты полюбила и… больше не можешь. Все легко и просто! – развел руками Глеб. – И главное – правильно! Потому что у каждого человека есть выбор – или ты карабкаешься из последних сил, рвешь жилы и все же… выплываешь из любой дыры и обеспечиваешь своим любимым нормальную жизнь, или… или ты плюешь на всех, на любимых в первую очередь, и прочно устраиваешься у жены на шее… ни мало не беспокоясь, что твоя любимая женщина уже от бессилия ничего к тебе не чувствует! Она просто уже не может ничего чувствовать! У нее сил нет! Понятно? – Понятно… то есть… Он гад, а я вся в белом! – То есть… за что боролись, на то и напоролись! – твердо отчеканил Глеб. – Если был бы он нормальным мужиком, фиг бы ты на меня посмотрела! – Посмотрела бы… – вздохнула Маша. – Потому что… как-то так сложилось, что… без любви мы с ним жили. – Вот я и говорю – если был бы нормальным! И вообще!.. Зачем ты оправдываешься? Человек обязан быть счастливым. И не только в ранней молодости, в любом возрасте. – Да, но… и Роман имеет свое право на счастье. А я… я сейчас, наверное, сделала его несчастным. – Маш, даже не заморачивайся, – махнул рукой Глеб. – Сейчас заедем в магазин. Я ему за тебя лично поставлю ящик водки отступных, и он будет самым счастливым человеком на свете, хочешь? – Тогда я буду несчастная, – шмыгнула носом Маша. – Потому что тебя сразу же свекровка прикончит, ясно? – Как же труден путь к счастью Романа! – притворно вздохнул Глеб и воскликнул: – Вот! Юрка и Оля!.. Эй, ребята, мы здесь! – А чего, они вдвоем твою машину погонят? – тихонько спросила Маша. – Ничего не понимаешь. Юрка на моей поедет. А потом они на своей машине до дома, поняла? И сейчас Ольга за нами последует. С эскортом отправимся!.. Юр, садись, а то я из ресторана. Они подъехали к дому Маши за считаные минуты, Глеб вышел, а Юра покатил машину ставить на стоянку. – Это чтобы я рано утром встал, от тебя вышел, а машинка уже здесь, – терпеливо объяснил Глеб. Маша только скромно пожала плечами. Ну что ж, если он хочет остаться на ночь… она не будет против… да чего там, она и сама очень этого хочет! Они вошли в темную прихожую, Маша скинула пальто и тут же вспомнила, что холодильник пустой. Стало жутко неудобно – не тащить же опять Глеба в магазин. А тот нетерпеливо снимал пальто и не знал, куда его пристроить. И в это время зазвонил телефон. – Сразу говорю – это может быть Татьяна, так что… будь готова к телефонному терроризму, – подмигнул он. – Я бы на твоем месте и вовсе отключил этот аппарат. – Но мне может дочь позвонить. – И Маша подняла трубку. Это была не дочь, а Капитолина Семеновна, рыдающая в полный голос. – Капитолина Семеновна! Тетя Капа, что стряслось? – всерьез всполошилась Маша. – Ма-а-а-шенька-а-а-а! Приезжай, забери меня-я-я-я! Я тебе столько зво-ню-ю-ю-ю, и где тебя токо но-о-о-сит, вертихвостка-а-а-а! Меня в тюрьму сейчас повезу-у-ут! – Точно тебе говорю – мою мать грохнула, – побелел Глеб. – Она у меня до тюрьмы не доедет! – Да тише ты!.. Вы где, тетя Капа? – испуганно моргала Маша. – Успокойтесь. Я сейчас за вами приду! Только где вы?! – Так где… в магазине-е-е! В новом, который возле нас, здоровенный тако-о-о-й! – выла пенсионерка. – Стойте там, – диктовала Маша, надевая пальто. – Никуда не уходите, я сейчас буду! – Так я и не могу-у! Меня не пускают! А то чего б я тебя звала-а-а! Маша бросила трубку и повернулась к Савельеву: – Глеб, ну что делать, она опять куда-то вляпалась, надо выручать! – Надо, значит, идем и выручаем, – просто согласился Глеб и быстро надел пальто. – Эх, зря Юрку отпустил. Сейчас бы на машине. – Да здесь недалеко, одна остановка всего-то… Они бежали по улице, и со всех сторон им веселым светом сияли фонари, но Маша ничего не замечала. – Нет, ты подумай – это она до двенадцати часов в этом магазине сидела, что ли? – волновалась она. – И что ее понесло в такую темень? Ведь я ей сама все сегодня купила! – Магазин работает круглосуточно, чего ты боишься… – успокаивал, как мог, Савельев. – Главное, она мою мать не тронула, уже легче. – Да я ж тебе говорю – она ступила на путь перемирия, только ты ничего замечать не хочешь! Она ж не совсем сумасшедшая! – Конечно, не-ет!! Я даже и не думал!.. Но немножко с умом у нее беда… Они прибежали в магазин, и, пока Маша искала глазами старушку, Савельев сразу же кинулся к охранникам. – Маша! Иди сюда! – позвал он и пошел куда-то за крепеньким парнем. Маша заторопилась следом. В небольшом кабинете, на кожаном диване, сидела вся в слезах Капитолина Семеновна и мяла в руках какую-то бумажку. – Ну все, тетя Капа, все, успокойтесь, – кинулась к ней Маша, а потом обернулась к парню: – Что случилось-то? В кабинете оказалось еще два парня, одна расстроенная девчонка и здоровенная бабища. – А то и случилось, – сразу перешла в крик бабища. – Вроде уж почтенный человек, а в воровки подалась! – Может быть, у бабушки денег не хватило… – пискнула девчонка. – Сейчас у них знаете какая пенсия маленькая. – А чего ж она с маленькой-то пенсии не кусок хлеба стянуть решила, а коньяк дорогущий?! Да еще две бутылки! Да конфеты по триста сорок шесть рублей коробка? – ехидно щурилась бабища, уперев руки в бока. – Да погодите вы! – рявкнул Савельев. – Пусть она сама расскажет. Ну что там у вас, Капитолина Семеновна? С чего вы решили магазин брать? – Дык… разве ж я… – И она снова бурно захлюпала носом. – Тетя Капа, успокойтесь, сейчас поедем домой, – пыталась успокоить Маша. – Что она тут у вас взяла? Давайте я оплачу. – Оплатите. Мы уж не станем дело заводить, если так… – поджала губы бабища. – А хотя надо бы! Ишь чего удумала – коньяк воровать! Сказала бы, что хлеба надо, так я бы и дала, а то ить… с вас восемь тысяч! Вот, все ейные продукты на столе, сами считайте! На сером письменном столе высилась приличная горка деликатесов. Здесь был не только коньяк, но и красная рыба, икра, какие-то мясные куски, в общем, создавалось ощущение, что Капа сознательно выбирала самое дорогое угощение. – Ой… а у меня столько нет… – растерялась Маша. – И потом… продукты ж вот они! Заберите. Не выпила же она коньяк этот. И конфеты… – А карбонат? Его ж специально по ейной просьбе отрезали! – совсем разозлилась бабища. – Или восемь тысяч, или… звони, Петька, в милицию! – Пусть звонит, – усмехнулся Глеб. – А мы еще и в телевиденье позвоним. Пусть покажут, как вы больного человека взаперти держите. – Так… кто ж знал, что она больная? – уже остывала бабища. – Смотреть за ей надо, ежели недужит! А нам чего делать? Она теперь и будет каждый день за коньяком бегать! У нас вот полрайона мужиков таких больных, так ведь даже они… не так наглеют! – Давайте так… кое-что я куплю, а вот коньяки эти… я лучше другое вино возьму, идет? – предложил Глеб. – А женщин отпустите. Капитолину отпустили, то есть парень-охранник просто отошел в сторону. Но и Капа, и Маша не уходили – ждали Глеба. Он тоже освободился быстро. А уже когда они все направлялись к дому, Маша провела допрос с пристрастием. – Теть Капа, и чего это вы решили в магазин отправиться? Я же вам все купила, а вы! Еще и ночью, тайком! Вы что – в самом деле плохо себя чувствуете? – Ой, Маша! Ты токо не думай, что умом тронулась! – принялась объяснять старушка. – Ведь оно как вышло-то… ходила я сегодня в гости к куме, пришла уж поздно, а тут и соседка стучится в двери-то и протягивает конверт. Грит: «Тебе, Семеновна, передать велели, молодая женщина с почты приходила». Ну я и взяла конверт-то. А там вот такая записка… на вон, читай. Маша быстро пробежала глазами по бумажке. – Чего там? – спросил Глеб. – Да ерунда полная. Пишут, что в этом магазине началась акция и именно сегодня ждут Капитолину Семеновну за покупками. Только сегодня она может набрать столько, сколько унесет в корзине, и за все это платит магазин. Чушь. Даже не на компьютере откопировано, красками акварельными! – Дай-ка… – забрал записку Глеб. – М-да-а… – Тетя Капа, и вы поверили? – вздохнула Маша. – Знаете ведь, что везде сплошной обман! – Так обман, это когда пишут, что вы вроде как мильен выиграли, но только вам надо купить какую-нибудь дрянь. Там-то ясно – деньги выманивают. А тут-то никаких условиев! Просто иди да толкай в корзину, что на глаза упадет! – И вам сразу же коньяк упал, да? – поддела ее Маша. – Ну дак… а когда ж еще получится его попробовать-то?! Две бутылки и схватила… так ить еще чего горько-то, Машенька! Я ж к себе гостя позвала! Он, поди, уж не дождался меня, да и удрал! А я там… ой, лихо мне-е… – Да ничего, сейчас разберемся, – отчего-то играл желваками Глеб. Маша посматривала на него с тревогой – отчего-то он в одну минуту замкнулся, насупился и почти не проронил ни слова. – Глеб, ты чего? – даже дернула она его за рукав. – Дык… ясно чего… – вздохнула тетя Капа. – Ему ж пришлось… деньги-то выложить… – Он не поэтому! – повернулась к ней Маша. – У него что-то другое… только что? – Сейчас разберемся, Маша, – подал ей руку Глеб, и она немного успокоилась. Капитолину отправили домой успокаиваться, потому что ее кавалер и в самом деле не стал дожидаться свою барышню. А Глеб взглянул на Машу: – Со мной пойдешь? – Сейчас? Куда? – Разобраться бы надо с акцией-то… – как-то непонятно проговорил Глеб, щуря глаза. – Ты что, думаешь, что это Вера Дмитриевна? – вытаращилась на него Маша. – Пойдем, – ничего не объясняя, потянул он ее за рукав. Маша ничего не понимала, но за Глебом она готова была хоть на край света. Они спустились к двери Савельевых, и Глеб требовательно позвонил. Открыла им Вера Дмитриевна. – Глеб? Ты с гостьей? – мило улыбнулась она. – Проходите! А мы пирожки стряпаем! – Баб, кто там? – послышался знакомый голос, и в прихожую выбежала… Зойка! – Зоя?! – не поверила своим глазам Маша. Это была ее дочь… только теперь перекрашенная в белоснежную блондинку. Зойка тоже узнала мать, но совсем не обрадовалась, а кинулась в глубину комнаты с криком: – Нашла, да? Разыскала, да?! Кто тебя просил?! Я все равно отсюда никуда не уйду! Он уже почти привык ко мне! Ты все испортила! – Зоя! – кинулась за дочерью мать. Но та заперлась в другой комнате и только звучно выкрикивала всякую ерунду. – Открой немедленно! Слышишь, что я сказала?! К Маше подошел Глеб. – Какая Зоя? Это Юля! – Почему она здесь? – Машу всю трясло. Поведение дочери было совершенно диким, и Маша совершенно не понимала, что здесь творится. – Что она тут делает?! Она же… она же в санатории! Работает!! Я… я ничего не понимаю… – Погоди… – таращился на Машу Глеб, тоже плохо что соображая. – И ты что – ее знаешь? – Можешь себе представить – да! – уже вовсю ревела Маша. – И очень близко! Это моя дочь, можешь познакомиться. – Твоя? – не поверил Глеб и затряс головой. – Погоди… так, значит, это ты… ты выгоняла ее из дома, водила мужиков, а… а саму Юльку продавала своим хахалям? – Какую Юльку я продавала? – мгновенно высохли у Маши все слезы. – Ты что – обалдел?! Откуда у меня хахали?! Ты… ты чего несешь?! Позади Маши тихонько охнула Вера Дмитриевна и прижала платок к губам. Глеб опустил голову, сцепил зубы и резко дернул дверь. – Юля… тьфу ты… Зоя! Немедленно открой, слышишь?! За дверью тишина – ни вздоха, ни всхлипа. – Открой, а то я вынесу двери, – с ледяным спокойствием произнес Глеб и сильнее дернул за ручку. Теперь Зойка отперла и юркнула на кровать. Из-под одеяла блестели только ее глаза. – Рассказывай… – не глядя на нее, произнес Глеб. – Только теперь не смей врать!! Зойка шмыгнула носом, стрельнула глазами на мать и отвернулась. – Почему ты… как ты могла сюда прийти? И вот так… завалиться на чужую кровать? – спросила Маша. – Сколько ты уже здесь? – Около недели, – проговорил Глеб. – Значит… ты совсем не поехала в санаторий, а… ты жила здесь?! – ужаснулась Маша. – По…чему? – А потому что я не хочу больше жить с таким папочкой, ясно?! – выкрикнула Зойка. И из нее полилось: – И жить как ты, тоже не хочу!! Я когда тебя заменяла, сразу заметила, что у Глеба машина крутая! Узнала, что он и вообще начальником работает! Значит, богатый, ясно?! А все богатые – они себе молоденьких жен ищут!! Вот я и… – Так Глеб тебя не сбивал? – снова охнула Вера Дмитриевна. – Ничего он не сбивал… – пробурчала Зойка. – Я специально подождала, когда он задом отъезжать будет, бросилась рядом с машиной, ну и… вроде как он меня сбил. А синяк мне еще раньше Мишка поставил, я попросила. – Такая у кого хочешь синяки выпросит… – прошипел Глеб. – И тогда… тогда я заревела… я потому что правда испугалась, что он поймет! Потому что это уже все по телевизору видели. А он… он ни фига не понял, домой притащил… Только я не знала, что здесь его мать живет, я думала, мы с ним вдвоем будем жить, тогда б он… тогда б он уже давно на мне женился! – Ты зачем же на мать-то наговорила? – покачала головой Вера Дмитриевна. – Точно, – согласился Глеб. – Я как-то на машине задом сдавал, слышу – удар. Смотрю – девчонка почти под колесами… но живая вроде… ее в дом привел, думал – врача вызову да домой девчонку отвезу, а она как давай нам с мамой страсти рассказывать. Дескать, идти ей некуда, дома только мать, да и та горькая пропойца, мужиков меняет каждую ночь, те бедного ребенка бьют, объедают, а недавно мать и вовсе ее решила продать на ночь. Ну и, ясное дело, сердце мое дрогнуло, а матушка моя и вовсе весь годовой запас корвалола выхлестала. И, конечно же, сразу матушка решила Юлечку усыновить… приютить. Приютили. А она, оказывается, в супруги метила!.. – Какой позор… – прикрыла глаза Маша, и по ее щекам катились слезы. – Просто идти и повеситься… – Да я от такого папеньки уже бы давно повесилась! И чего ты тянешь?! – нисколько не стыдилась материнских слез Зойка. – А акции эти зачем? – сунул ей под нос бумажку Глеб. – А как ты догадался? – удивленно моргала Зойка. – А так! Я сам видел, как ты тут красками вырисовывала! Только ничего не понял. – Потому что комп у тебя завис! А на компе фиг бы кто распознал. Я уже делала – прокатило. – Да… – кивнула Маша. – Капитолину уже вызывали в военкомат по такой вот «повестке». Только тогда все нормально прошло, а сейчас… – А зачем ты это все Капитолине посылала? – спросила Вера Дмитриевна. – Затем!.. – набычилась Зойка. – Сами рассказывали, как она вам жизнь портила… вот я ей тоже… чтоб не слишком жировала… Я ж добра хотела! – Значит, вот что… – жестко проговорил Глеб. – Завтра же мы идем с тобой, Маша, разводиться… послезавтра расписываемся и берем девчонку под строгий контроль… Я сам тебя буду контролировать, «Юлечка»! Понятно?! И только попробуй мне что-нибудь выкинуть! А теперь – домой! И постарайся сделать так, чтобы мать тебя простила! Он проводил их до самого дома, дождался, когда Зойка юркнет в свою комнату, а потом потребовал чаю. – Ма-а-а-ш, – проныл он, отпивая кипяток. – Я тебе сегодня предложение сделал, а ты даже не ответила. – Глеб, да мне тут разве до предложений? – отмахнулась Маша, а потом вдруг горько усмехнулась и посмотрела на кольцо, подаренное Екатериной Андреевной. – Мне ведь говорили, что нельзя чужие кольца надевать, а я… – А ты надела чужое? А я думал – тебе подарили, такое красивое… – Он поднес ее пальцы к лицу и медленно перецеловал каждый палец, каждый ноготок. – Мне его подарили… – всхлипнула Маша, – сказали, что оно… что у него такая сила! Что оно всю жизнь может перевернуть, любое желание исполнит, а оно! Одни только беды: и с работы меня уволили, а подопечных теперь бросать придется, и дочь упустила… столько лет жизни псу под хвост! Я же думала, что у меня семья, а жила на пепелище, думала – есть муж, а сама же взращивала алкаша, надеялась, что есть дочь, а она же меня и предала, думала, что я не одна, а… – …а оказалась, как на льдине, да? – подхватил Глеб. – И холодно тебе, и больно, и нет никакого выхода! И тут появляюсь я! И начинаю тебя спасать! Попросту – перетаскиваю на свой корабль! Кстати, нам надо один кораблик продать, а второй купить побольше. И хватит заниматься самоедством, сегодня отдыхай, а завтра у нас… развод, женитьба… – Ну что ты говоришь! – поморщилась Маша. – Кто нам так быстро даст развод? И потом… – Дадут, – прервал ее Глеб. – А вот потом у нас свадьба. И не вздумай отказаться. Это, между прочим, кольцо твое так… сотворило! И вообще, нам еще дочь с тобой перевоспитывать. – Мам, ну ладно я дура, так потому что молодая еще, но ты-то не будь дуррой, соглашайся! – высунулась из своей комнаты Зойка. – Ты еще не спишь?! – в один голос взревели Глеб и Маша. – О! Навалились! Теперь хоть удавись… – вздохнула девчонка и быстро-быстро заговорила: – Мам, я к нему пойду на стройку, черт с ним, кирпичи таскать буду, только ты прости, а? Я ж совсем не про тебя говорила, что ты продавала меня, я другую себе мать придумала – ехидну! Чтобы жальче было, и все! – Уйди с глаз моих, – не поворачиваясь к ней, буркнула Маша. – И в самом деле! У нас завтра свадьба, а ты… иди лучше думай, какое платье наденешь, – повернулся к Зойке Глеб. А потом махнул рукой и стал решительно скидывать пальто. – Знаешь, Маша, я думаю, мне прямо сейчас надо вашим воспитанием заняться… а то как вы без меня тут? Маша с удивлением смотрела на Савельева. А сама думала: и в самом деле, как же она тут без него жила столько времени? – Маш, ну чего ты так смотришь? – не понял ее взгляда он. – У меня и машина уже тут, и главное – любимая женщина. Да не пойду я никуда! Три года спустя Савельевы отмечали юбилей Глеба. Народу созвали много, а столы накрыли прямо во дворе большого загородного дома. Гостей еще не было, сам он где-то задерживался, а его жена Маша беспокойно ходила возле столов и все выспрашивала у помощников: – А где Вера Дмитриевна с Павлом Петровичем будут сидеть? Учтите, Павел Петрович стал плохо слышать, им поближе к юбиляру надо… А где… – Мария Игоревна! Там уже приехали!! – подбежала к Маше молоденькая девочка-помощница. – На микроавтобусе кто-то… – Вовсе и не кто-то! Это моя лягушонка в коробчонке… Тьфу ты, моя Капитолина едет!! – радостно воскликнула Маша и побежала к машине. Из салона вывалилась Капитолина Семеновна, и сразу же округа наполнилась ее зычным голосом: – Машенька! Душа моя!! Еле к тебе вырвались. Никита Николаич! Ну когда уже ты выберешься? Прям неудобно за тебя! – Машенька, а мы ведь к вам прямо с гастролей, вот ноги и того… свело! – резко приседал Никита Николаевич. – Прямо такой успех, такой успех… Надо бы отметить, а, Капочка?! Капочка только плечом дернула: – Успеешь еще, наотмечаешься. Вот сезон закончим… Ой, Машенька, как я уже от этой славы устала, если б ты знала, – притворно вздохнула она и принялась с силой обмахиваться платком. – Ведь как хорошо было – никто меня и знать не знал, ходила в своей курточке с пингвинами… и какой идиот мне тех пингвинов на спину пришил? А сейчас… Капитолина Семеновна лукавила. Сейчас она была счастлива как никогда. После того как Маша покинула «Золотые руки», Капитолина поняла, что больше нельзя ждать милостей от природы, засучила рукава и кинулась бороться за свое счастье. Жертвой той борьбы и пал Никита Николаевич. Правда, сам он жертвой себя не считал. Все случилось, как он и мечтал: нашел женщину, которая решительно готова была ехать с ним в деревню строить театр. Это оказалась Капа! Женщина сумела найти подход к тонкой артистической душе Никиты Николаевича и первый год выполняла малейшие капризы своего мужчины. За это он повел ее под венец, а после продал свою квартиру, купил дом в деревне и открыл-таки театр! Капа безропотно следовала за любимым. И даже стала единственной актрисой в их маленьком театре. Правда, вот мечту о курочках так и не суждено было осуществить – о них просто забыли. Неожиданно их нелепые пьески полюбились скучающей деревенской детворе, а после и взрослым. В маленький театр приходили, чтобы отдохнуть, пообщаться, увидеться с соседями, да и просто забыть о грядках. Театр рос. И вскоре их даже стали приглашать в соседние деревни. И теперь они были в своем районе эдакие местные знаменитости. Капа вдруг расцвела. Вот куда теперь уходила ее бешеная энергия! Вот где пригодились ее артистические данные! Но самое главное – она теперь была нужна всем! Как-то само собой получилось, что Никита Николаевич добровольно лег под ее каблучок и даже не скрывал радости – еще бы! Его жена была актрисой! – Машенька, ты не представляешь! – закатывая глазки к небу, жаловалась Капитолина. – У меня даже нет времени сделать перманент… педикюр… нет, что же я хотела сказать… да ладно! Я тебе не говорила? После «Золушки-2» Никита написал пьесу «Золушка 30 лет спустя», и я играю главную роль! Я в этой роли божественна! Значит, там такое действие… – Любимая! – нудно дергал ее за руку Никита Николаевич. – Но у Машеньки дела. К ней сейчас приедут гости. Пойдем, пройдемся по саду. – Маша, он без меня ну просто шагу не может ступить! – всплеснула руками Капитолина. – Ну сходи уже сам! Посмотри… я не знаю, кустики какие-нибудь! Веточки! Сейчас дивно цветет… Куриная слепота! Сходи, полюбуйся! Маша! Ты сеешь горох? Никита его просто обожает… Никита! Вон там твой царь полей! У соседей! Сходи, оборви… Маша, давай запустим Никиту к соседям, а то он нам поговорить не даст! – Капитолина! – не выдержав, обняла ее Маша. – Ну все такая же! – Маша я тебе еще не рассказала… Никита! Ну там же водоем! Ты промочишь ноги, ты ж не гусь!.. Машенька, ты меня прости, но он без меня ну как без рук, абсолютно слепой! – замотала головой Капитолина и побежала за своим супругом. Маша не могла оторвать от них глаз. Ну кто бы мог подумать, что у этой немолодой уже женщины окажется впереди еще столько интересного! К Маше быстрым шагом направлялась повзрослевшая, постройневшая Зойка с пухлым малышом на руках. – Сереженька! Солнышко мое золотое! – чмокнула малыша в щечку Маша. – Мне тебя даже на ручках подержать некогда… Зоя, а где твой Игорь? Он-то чего не приехал еще? Еще зам называется, Глеба нет, так и Игорек куда-то подевался! – Ну… замом Глеб его совсем недавно назначил, Игорь еще не привык, – поиграла дочка глазками. – Ну конечно, столько лет вместе работали, а он еще никак привыкнуть не может, – усмехнулась мать. – Вот ты, Зойка, так и норовишь своего мужа выгородить. Где он? – Мам, ну я ж тебе говорила – поехал Сашу с Ивкой встречать. – Зойка посмотрела на часы и кивнула. – Ну вот… уже подъезжают, наверное… о! А вот и Глеб! Ого!!! Смотри, какой он букетище притащи-и-ил! Точно говорю – опять тебе! К женщинам быстрым шагом подошел Глеб, поцеловал Машу в щеку, передал ей цветы и перехватил из рук Зойки мальчонку. – Что, Сережка, опять сестрица нянчится, а мать даже на руки не возьмет, да? Говори, как они тут без меня? – Ой, да мама только-только его с рук спустила, – усмехнулась Зойка. – И вообще, дорогие родители, парню третий год, а вы его все по рукам, будто он вам мягкая игрушка! Отпустите, пусть уже ножками ходит… Глеб, ну дай мне! – Погоди, Зоя… дай подержу, соскучился… – Ой! Вера Дмитриевна приехала… с мужем! – воскликнула Зойка. И пока Глеб искал глазами мать, ухватила маленького братишку и степенно пошла к гостям. – Да уж… – крякнул Савельев. – А ведь Зойка права – и чего мы Сергея с рук не спускаем… в самом деле – как мягкая игрушка… Маша смотрела на мужа, на уходящую дочь с крошечным братиком и только сейчас понимала: она ведь могла потерять Зойку. Нет, не совсем потерять, но… без Глеба ее прежняя Зойка не стала бы такой, как сейчас. Глеб принял ее как родную и взялся за воспитание девчонки со всей ответственностью. Уж сколько они бились и с самой Зойкой, и с ее дружками-подружками… Глеб взял Зойку к себе на работу и не спускал с нее глаз ни днем ни ночью. Неизвестно, как бы все повернулось, но… Зойка вдруг влюбилась! В нормального серьезного парня, в Игоря. И уж он за какой-то год сумел сделать то, что родителям прежде не удавалось. Зойка уверенно перерождалась из вздорной, своенравной девицы в нормальную, неплохую, в общем-то, девчонку… Зойкину свадьбу тоже взял на себя Глеб… Маша зарыла лицо в цветы и на минутку прикрыла глаза. Они уже вместе три года, а она все еще не верит, что это именно ей выпало такое счастье – любить и быть любимой! – Ма-аш… ты спишь, что ли? – осторожно раздвинул цветы Глеб. – Просыпайся уже, гости сейчас приедут. Маша приникла к его груди и только помотала головой. – Не-а, не проснусь… мне так хорошо с тобой… я всю жизнь с тобой готова «спать»! – М-да? – дернул бровью Савельев. – А ты знаешь, я тоже об этом подумывал – Сережке младшая сестричка совсем не помешает…