– Вот, дяденька, держи! – протянул он блокнот Пете.

– А это что такое? – спросил Петя, указывая на веник.

– Хвост. Лошадка у меня не поместилась, только хвост, – пояснил художник.

Мы с Петей едва сдержались. Если не считать хвоста, рисунок был хорошим. Главное, видно, что возок похож на монастырский, привезший нас сюда, но кабинка на нем совершенно другой формы. Очень непривычной, я такой в городе ни разу не встречала.

Петя вырвал листок с рисунком из блокнота, а сам блокнот и карандаш протянул Степке.

– Держи. Это тебе за помощь.

– Благодарствуем! – солидно ответил тот, принимая подарок. – Вы уж про гимназию разузнайте, а то ведь забудете.

– Не забудет, – пообещала я за Петю. – А вот и наш возок. Давай прощаться, Степан.

– До свиданьица, – поклонился рисовальщик и, видимо для солидности, добавил: – Мне тож пора. На урок!

Прежде чем усесться, я обратилась к вознице:

– Иван Поликарпович, не доводилось ли вам где-нибудь встречать вот такой возок?

– Ага! – сказал тот, разглядывая рисунок. – Степка малевал? Подумать надо. Пока едем, авось и вспомню.

– Я еще хотела спросить, когда ворота монастыря запирают?

– После вечерней молитвы. А к заутрене отворяют. Так едем?

– Едем, но сначала завернем в обратную сторону. Вы там след, от дороги к монастырю идущий, увидите, так остановитесь.

– Опять-снова следы ковырять станете? – неодобрительно покачал головой Иван Поликарпович. – Охота руки морозить?

Ковыряние снега дало следующий результат: дорожка была протоптана туда и обратно взрослым мужчиной, обутым в сапоги. Все это вытекало из размеров сапога, оставившего след. А из того, что эти следы были занесены снегом даже в большей степени, чем следы убитой монахини, выходило, что оставлены они раньше. Но не намного раньше. Мы немного поспорили, насколько и сошлись на том, что время это может разниться от четверти часа до целого.

Мы подвели предварительные итоги. Получалось, что рано утром кто-то, подставив к стене лестницу, через эту стену общался с человеком, который, скорее всего, приехал в нарисованном Степкой возке. Том самом, что позже застрял, съехав с дороги. Пассажиров возка, если это не совпадение, во что мы не верили, должно было быть минимум двое: обычный с виду мужчина и некто с обувью детского размера.

Мы так увлеклись обсуждением, что не заметили, как наш транспорт остановился, и вздрогнули от неожиданности, когда распахнулась дверца.

– Вспомнил, – сообщил нам извозчик. – Про возок то есть. Аккурат тут его видал, у станции. Вот, думаю, и остановлюсь, вдруг вам смотреть захочется.

О том, что интересующий нас возок мог остановиться у железнодорожной станции, мы как-то не подумали. И сначала даже расстроились, решив, что наши подозреваемые успели уехать на поезде. Но, войдя в здание вокзала, узнали, что поездов сегодня нет и завтра не будет. А вот послезавтра отправится пассажирский состав до Москвы и другой через Красноярск до Иркутска. А за билетами, как сказал кассир, народу приходило много, всех не упомнишь.

Так что два дня на поиски возка, точнее его пассажиров, у нас были. Во всяком случае, на поезде они в эти дни не уедут.

Расстались мы с Петей возле почтамта. Ему было очень близко до дома, да и мне недалеко, но прежде я хотела зайти на почту, узнать, нет ли нам с дедушкой писем или других сообщений. Зашла я не зря, было письмо от маменьки. Даже не письмо, а целый пакет, в который было вложено письмо, модный парижский журнал и газеты, тоже французские. Но я это узнала, уже придя домой и вскрыв пакет.

«Mes chers [10] …

Ну вот, до того «офранцузилась», что родным отцу и дочери по-французски пишу. И что забавно, писалось бы мое письмо в Москве или ином российском городе, это французское обращение было бы и уместно, и привычно [11] . А в Париже оно показалось чужим.

Написала пару пустых строчек и собралась с духом, чтобы попросить у вас прощения. После Володиной гибели я оказалась в какой-то пустоте, и вдруг выяснилось, что есть что-то, эту пустоту способное заполнить. И я сломя голову кинулась на сцену.

Нет, конечно, помнила я о вас ежечасно и ежеминутно. И разлуку нашу переживала. Но на какое-то краткое время вы стали для меня самую чуточку менее важны, чем сцена. А это неправильно.

Я благодарна судьбе, что она дала мне возможность вновь ощутить вкус жизни. Кто знает, как она, моя – нет, наша с вами – жизнь сложилась бы, не будь этого. Но все равно чувствую себя виноватой и прошу вашего прощения.

Наверное, я самая большая эгоистка на свете, потому что, написав об этом, испытала не только и не столько чувство стыда, сколько облегчение. Но уверена, что вы меня поймете и простите. Что в скором времени мы соберемся вместе, и у нас будет настоящая семья, и мы не будем уже больше разлучаться надолго.